Морин Джонсон - Хроники Академии Сумеречных охотников. Книга II
– Что? – переспросил Магнус.
Алек немигающе уставился на мага. Синие глаза его стали совсем темными, и сейчас один взгляд Алека был сильнее любого поцелуя. Магнус понял, что его возлюбленный имел в виду именно то, что сказал.
– Ах, Алек… Мой Алек… Я думал, ты знаешь, что это невозможно.
Алека словно подушкой пришибли. Он остолбенел от ужаса. Маг заговорил, и слова все быстрее и быстрее вылетали изо рта – так он старался, чтобы Алек понял, в чем дело.
– Нефилимы могут жениться на нежити – по обрядам Нижнего мира или мира простецов. Я уже такое видел, и не раз. Но Сумеречные охотники не принимают такие браки, считают их ничтожными. И я своими глазами видел, как некоторые из них не выдерживали давления и нарушали свои же клятвы. Знаю, ты бы не уступил и не сдался. Знаю, как много значил бы для тебя такой брак. Знаю, что ты сдержал бы любые данные мне обещания. Но ты только представь: я родился еще до того, как был заключен Договор. Я сидел с Сумеречными охотниками за одним столом и разговаривал с ними о мире между нашими народами, а потом те же самые Сумеречные охотники выбросили тарелки, с которых я ел, потому что сочли, что я непоправимо порчу все, к чему прикасаюсь. Я не стану участвовать в церемонии, на которую любой нефилим станет взирать свысока и считать ее бессмысленной. Не хочу, чтобы и ты участвовал в том, что было бы недостойно твоих клятв и тебя самого как Сумеречного охотника. Хватит с меня компромиссов во имя спасения мира. Я желаю изменить сам Закон. Не хочу жениться, пока мы не сможем появиться на свадьбе в золотом.
Алек молчал, повесив голову.
– Ты понимаешь? – от отчаяния Магнус почти кричал. – Это не потому, что я этого не хочу. И не потому, что не люблю тебя.
– Я понимаю, – ответил Лайтвуд. Глубоко вздохнул и поднял глаза на мага. – Но, знаешь ли, пока Закон изменится, может пройти много времени.
– Увы, так и есть.
Оба надолго замолчали. Наконец Магнус спросил:
– Можно я тебе кое-что скажу? До сих пор никто никогда не хотел, чтобы я стал его супругом.
Любимые у него, конечно, были и раньше. Но никто из них никогда его ни о чем таком не просил. Да и не стали бы они просить, подумал Магнус с ледяным захлестывающим душу чувством. Оттого ли, что они не могли рассчитывать на верность до гроба? Ведь когда смерть уже унесет их, Магнус по-прежнему будет жить. Оттого ли, что не принимали их отношения всерьез? Или, если сами были бессмертными, думали, что Магнус относится к ним чересчур легкомысленно? Он так и не узнал, почему никто не захотел связать свою жизнь с ним навсегда. Но так оно и было: любимые готовы были умереть за него, но никто не изъявил желания провести с ним все дни своей жизни – столько, сколько отпущено им судьбой.
Никто, кроме этого Сумеречного охотника.
– До сих пор я никому еще не делал предложения, – ответил Алек. – То есть, видимо, это означает «нет»?
Спросил – и рассмеялся мягким смехом, усталым, но счастливым. Алек был из тех людей, кто всегда оставлял тем, кого любит, тропу для отступления или открытую дверь; он всегда старался дать любимым людям все, что они хотели.
Они с Магнусом сидел плечом к плечу, привалившись спинами к колыбельке. Маг поднял ладонь, и Алек перехватил ее в воздухе, сплел свои пальцы с пальцами Бейна. Кольца Магнуса и шрамы Алека сверкали в лунном свете жидким серебром. Оба крепко держались друг за друга.
– Это означает «да»… когда-нибудь, – закончил Магнус. – Для тебя, Алек, ответ всегда будет «да».
На следующий день после занятий Саймон сидел в своей отсыревшей подвальной спальне, сопротивлялся почти непреодолимому искушению отправиться на поиски Изабель и собирал в кулак все свое мужество.
Наконец, поднявшись по куче лестниц, он постучал в дверь апартаментов Алека и Магнуса.
Ему открыл маг. На нем были джинсы и свободная вылинявшая футболка. На руках Магнуса лежал ребенок, а вид у Бейна был совсем уставший.
– Как ты узнала, что он только что проснулся? – спросил маг, распахивая дверь.
– Э-э-э… вообще-то никак, – ответил Саймон.
Магнус моргнул – так медленно, как моргают только смертельно утомленные люди, будто им надо сильно подумать, прежде чем пошевелить веками.
– Ох, извини. Думал, это Мариза.
– Мама Изабель здесь? – воскликнул Саймон.
– Ш-ш-ш-ш! – прошипел маг. – Не хватало еще, чтобы она тебя услышала.
Малыш захныкал – не заплакал в голос, а, скорее, заурчал, как маленький несчастный трактор. Попутно он обслюнявил Магнусу все плечо.
– Извините, что я к вам врываюсь, – сказал Саймон, – но нельзя ли мне переброситься парой словечек с Алеком?
– Алек спит, – отрезал маг и начал закрывать дверь.
Но прежде чем щелкнул замок, из комнаты донесся голос Алека. Звучал он так, словно Лайтвуда застали посреди зевка.
– Нет, не сплю. Уже проснулся. Я могу поговорить с Саймоном.
Он подошел к двери и толкнул ее, чтобы та не закрылась.
– Иди прогуляйся Магнус. Глотни свежего воздуха, взбодрись.
– Я и так достаточно бодр, – запротестовал Магнус. – И не хочу спать. И гулять тоже не хочу. Я прекрасно себя чувствую.
Ребенок замахал пухлыми ручонками в направлении Алека. Лайтвуд удивленно уставился на малыша, но тут же все понял и улыбнулся – внезапной и неожиданно милой улыбкой. Едва оказавшись на руках у Алека, ребенок сразу же перестал хныкать.
Маг шутливо погрозил маленькому пальцем.
– Я нахожу твое поведение возмутительным, – сообщил он и чмокнул Алека. – Я ненадолго.
– Не беспокойся, гуляй сколько нужно, – отозвался Лайтвуд. – У меня чувство, что родители заявятся с минуты на минуту, так что без помощников не останусь.
Магнус ушел. Алек, с ребенком на руках, подошел к окну и прислонился к стене.
– Ну, – начал он, принимаясь укачивать малыша. Рубашка его была измята, явно со сна. Саймону было ужасно неловко – еще и от того, что он, по всей вероятности, разбудил Алека. – О чем ты хотел со мной поговорить?
– Я прошу прощения за то, что случилось на днях, – сказал Саймон.
Сказал – и сразу задумался, а стоило ли упоминать об этом при ребенке. Наверное, в этом его проклятие – все время наносить Алеку смертельные обиды, снова и снова. Вечно.
– Да все в порядке, – ответил Лайтвуд. – Я когда-то вам с Изабель тоже помешал, так что, считай, все по справедливости. – Он нахмурился. – Хотя вы тогда обжимались в моей комнате, так что, строго говоря, ты еще мне должен.
Саймон встревожился.
– Ты вломился к нам с Изабель? Но у нас же не… То есть мы не… Нет? Или все-таки да?
Вот она, моя жизнь, грустно подумал он. Из всего на свете забыть именно об этом!
Алек не горел желанием продолжать разговор, но Саймон просто пригвоздил его к полу умоляющим взглядом, и Лайтвуд, наконец, сжалился.
– Не знаю, – признался он. – Вы как раз срывали друг с друга одежду, если я правильно помню. Но я стараюсь об этом не вспоминать. И ты, по-моему, вел себя так, словно участвуешь в чем-то типа ролевой игры.
– Ух ты ж блин! Прямо в настоящей ролевке? А костюмы были? А бутафория всякая? А может, Изабель и сейчас от меня этого ждет?
– Я не стану это обсуждать, – отрезал Алек.
– Но хотя бы крошечный намек…
– Проваливай, Саймон.
Усилием воли Саймон вырвался из панических мыслей о ролевой игре и взял себя в руки.
– Прости, – сказал он. – То есть прости за неудобные вопросы. И прости за то, что ворвался к вам с Магнусом… э-э… вчера утром. В общем, за все. И прости за то, что между нами что-то пошло не так – неважно, что это было и из-за чего ты злишься. Я, правда, не помню об этом. Но я помню, какой ты, когда злишься, и не хочу, чтобы это продолжалось и дальше. Я помню, что и Клэри тебе не нравится.
Алек уставился на Саймона как на умалишенного.
– Клэри мне нравится. Она – одна из лучших моих друзей.
– Ой… – смутился Саймон. – Извини. Я думал, что вспомнил… Наверное, какое-то неправильное воспоминание.
Алек глубоко вздохнул и признался:
– Нет. Воспоминание у тебя правильное. Сначала я терпеть не мог Клэри. Один раз даже… очень грубо с ней поступил. Толкнул ее на стену, и она ударилась головой. Я тогда еще учился, а она вообще ничего не умела. Да и вообще – я ее в два раза больше.
Саймон пришел сюда, чтобы помириться с Алеком, и оказался совершенно не готов к тому, что ему до жути захочется врезать Лайтвуду. Нельзя этого делать. У Алека ребенок на руках.
Все, что оставалось, – таращиться на него в безмолвной ярости от мысли, что кто-то мог поднять руку на его лучшего друга.
– Этому нет никаких оправданий, – продолжал Алек. – Но я просто испугался. Она знала, что я не такой, как все, и сообщила, что ей об этом известно. Ничего нового я, конечно, от нее не услышал, но все равно боялся – потому что вообще не знал ее. Тогда Клэри не была моим другом. Так, обычная девчонка из простецов, проникшая в мою семью. А я знал таких Сумеречных охотников, которые сразу побежали бы ябедничать матери с отцом, если бы что-нибудь заподозрили. А те принялись бы вправлять мне мозги. Рассказали бы всем. Причем были бы свято уверены, что поступают правильно.
