Сергей Беляев - Приключения Сэмюэля Пингля

«Уважаемый мистер Пингль! После всего, что стало известным относительно лица, которое покровительствовало вам, я полагаю, вы сами поймете, что следует пересмотреть некоторые личные отношения. Мои друзья также полагают, что вряд ли вам будет удобно впредь встречаться с нами в стенах нашего колледжа. Понятным должно стать и то, что предполагаемая наша совместная поездка окончательно расстраивается. Примите уверения и пр. Р. Смолл».

Боже мой, как корректно!

Лицо мое горело, как от пощечины. Они не хотят иметь со мною ничего общего? Мое присутствие шокировало бы их? Тем лучше. Ах, как прав в своем возмущении дядюшка!

V

Эдит сидела рядом со мною в сквере у спуска Кингстрит к порту. Перед нашей скамьей в рамке зелени на клумбе дремали чахлые флоксы. Кусочек туманного океана виднелся внизу над выступами кирпичных домов с острыми черепичными крышами. Среди них возвышалось громоздкое здание эшуорфской конторы столичного банка «Мей энд Литтлюнион», служить в которой было мечтой многих эшуорфцев.

— Знаешь, Эдит, я уеду из Эшуорфа, — сказал я.

Я впервые сказал своей подруге «ты» и ждал, как она мне ответит.

— Это очень хорошо, Сэм, — ответила девочка и отвернулась. Губы ее задрожали, но голос оставался ровным. — Ты увидишь, как живут люди. Папа всегда говорил, что путешествия — самое интересное на свете. Если бы он был здоров, он бы уехал в Австралию… Ты выберешь, Сэм, самое лучшее для себя, — договорила Эдит.

— И для тебя, Эдит, — тихо добавил я.

Она посмотрела мне прямо в глаза.

— Знаю но пока лучше об этом не говорить. Ты такой хороший, Сэм! Мне сейчас очень-очень грустно, а без тебя будет еще грустней. Но делай, как лучше для тебя, Сэм, и, пожалуйста, не думай обо мне, не принимай меня в расчет. Дядюшка Реджи говорил, что надо воевать с жизнью. А ты сильный, Сэм. Ты сумеешь победить… Да, да, Сэм, поверь мне. Я знаю тебя лучше, чем ты сам! Эдит мягко улыбнулась. — Хочешь знать, о чем я думаю?

— Очень хочу, разумеется.

Она сказала серьезно:

— Я думаю, что дружба помогает людям в жизни. Это я прочитала вчера в одной книге, и это очень верно…

Потом мы спустились по Кинг-стрит к молу и долго смотрели на залив. Красивые парусные яхты мчались к мысу Джен и там ловко поворачивали, ловя ветер. Одна из них обогнала все остальные. Ее паруса блестели в лучах заходящего солнца.

— Как ловко управляется с парусами парень, — заметила Эдит, кивая на яхту, где чернела фигура толстого человека, сидевшего на корме.

— Это Боб, — отозвался я.

— Ну да, Боб Бердворф, — подтвердила Эдит. — Он скоро получит наследство, говорят.

Мне не понравилось, что Эдит так много внимания обращает на суденышко этого Боба, племянника господина Сэйтона. Но действительно его яхта была прелестна.

— Может быть, мы вернемся домой? — предложил я Эдит.

— Да, Сэм. Здесь свежо, — покорно согласилась со мною она, хотя на берегу совсем не было свежо.

Когда я пришел домой, огец ужинал. На его безмолвный вопрос я мог только опустить голову.

— Ничего утешительного.

— Ешь, если голоден, — сказал отец.

После ужина он позвал меня в кабинет, где каждая мелочь, начиная с каминных щипцов в виде широких когтистых лап и кончая громадной пепельницей из панциря гвинейской черепахи, была мне знакома с детства. Я видел блестящую седину на висках отца и добрый взгляд его усталых выцветающих глаз. Милый отец! Из старинного секретера он вынул два банковых билета и сказал тихим голосом, в котором звучала печаль:

— Дорогой малыш! Ты получил образование, как хотела твоя покойная мать…

— При этих словах отец посмотрел на висевший в простенке большой портрет своей ж„ны, так безвременно покинувшей нас, и приложил носовой платок к повлажневшим глазам.

Растроганный, я молчал. В эти минуты я памятью оживлял нежные черты мамы. Она так любила меня.

— Сын мой, тяжело говорить, но скажу, — продолжал отец, смотря на меня из-под густых седых бровей. У него был торжественный вид, и выражался он несколько старомодно. — От бывшего нашего лорда нет никаких вестей, и не исключена возможность, что его уже нет в живых. Но не смею осуждать судьбу, ибо знаю строгую мудрость законов земли и неба. Если тебе не суждено закончить образование, пусть будет так. Но мы все — и я, и дядюшка Реджи, и наша добрая Оливия — хотим, чтобы ты нашел свое счастье. Сегодня я имел долгую беседу с наставником нашим отцом Иеремией. Досточтимый служитель церкви вполне согласен с тем, что советовал раньше дядюшка Реджи…

— Знаю, — произнес я, опуская голову.

— Очень хорошо, что ты сознаешь наше положение, — вздохнул отец. — Ты сам должен отыскать свою судьбу. У моего малыша Сэма крепкие руки и светлая голова, напичканная разными премудростями, а сердце такое же доброе, как у его покойной матери…

Мы оба снова посмотрели на портрет с грустью и благодарностью.

— У тебя, Сэм, есть желание работать, — продолжал отец. — Мы с Реджинальдом видели, как старался ты устроиться здесь, и решили… — С этими словами отец вручил мне два банковых билета. — Возьми, малыш. Эти деньги — все, что я имею, скудные остатки моих сбережений. Постарайся истратить их так, чтобы потом с благодарностью вспомнить о своих родителях. Помни, что родители всегда любят своих детей. Знай, что над бумагами лорда Паклингтона в конторе я просиживал по четыре часа лишних ежедневно, а твоя добрая мать экономила по мелочам. Мы трудились, чтобы скопить хоть что-нибудь для тебя. — Отец взволнованно затряс головой и протянул мне руки:-Дорогой мой!..

Будучи не в силах говорить, я только склонился на грудь отца, долго целовал его сухие, запачканные чернилами руки и орошал их благодарными слезами.

— Ну, ну, малыш…

Отец ласково потрепал меня по плечу.

— Спрячь деньги… Свет велик, во владениях короля не заходит солнце, и Нептун покровительствует нашему флагу на морях. Устраивайся! А вернешься, будь уверен, ты найдешь в Эшуорфе по-прежнему любящих тебя людей.

Чуть прищурившись, отец покосился на окно, через которое виднелся домик Уинтеров, и я понял, что отец знает о моей тайне.

Отец проговорил со мною до полуночи, сидя в кресле у любимого камина. В юности он путешествовал, и мне пришлось лишний раз выслушать историю, как в Новой Гвинее охотятся за черепахами.

Милый неудачник! До сих пор помню его ласковый взгляд, когда он поднимался по узкой винтовой лестнице к себе в спальню. На ступеньках он приостановился со свечой в руках. Из кухни несло сыростью. Свеча оплывала, и стеариновые сосульки падали на тяжелый медный подсвечник, дрожавший в руке отца. Перегнувшись через перила, отец кивнул мне.

— Не проспи, малыш. Старый Орфи поедет за скипидаром ровно в шесть и согласен захватить тебя. Ты попадешь в Уэсли на поезд семь семнадцать. Спокойной ночи.

Я плохо спал. Решено. Утром я уеду из Эшуорфа потихоньку, чтобы никто и не заметил этого. Эдит я буду присылать письма…

Мне показалось, что за окнами начинается шторм. Но это только возвратился дядюшка Реджи. Он бурно спорил о чем-то с Оливией, но внезапно смолк. У Оливии была своя манера управляться с нарушителями спокойствия в ее кухонном царстве. И вскоре я услышал смиренные шаги дядюшки и осторожный скрип двери его комнаты…

Утро сияло осенним очарованием.

Черепичные крыши эшуорфских домов, умытые свежей росой, ярко и разноцветно блистали на солнце. В туманной лиловой дали под пышным пологом розовых облаков еще дремал величественный океан. Шоссе медленно извивалось вокруг холма. Старый Орфи не очень торопился, сидя в повозке, где глухо позвякивали оплетенные соломой аптечные бутылки. Костлявая лошадь мужественно преодолевала подъем на верхнем — шоссе. Эшуорф медленно опускался. Зелень придорожных кустов ласкала мои взоры.

Я мысленно прощался со всем, что мне было дорого здесь. Вот и поворот у моста.

Неожиданно я увидел Эдит. Она стояла на берегу ручья и махала мне рукой. Орфи предупредительно натянул вожжи, и девочка подбежала к остановившейся повозке, из которой я выпрыгнул.

— О, Эдит!

Мы пошли вперед по шоссе. Эдит протянула мне маленький букет горных фиалок:

— Счастливого пути, Сэм.

Глаза Эдит были похожи на темные влажные фиалки.

Я растроганно прошептал:

— Как хорошо, что ты пришла, Эдит!

— Мне хотелось пожать тебе руку на прощанье. Вот и все, — сказала она.

— До свидания, Эди. Ты не забудешь меня?

— До свидания, Сэм. Возвращайся!.. Я буду ждать… Копыта лошади гулко простучали по деревянному мосту. Повозка завернула за холм, и я уже не видел Эдит. Аптекарь меланхолично пошевелил вожжами.

— Не знал я раньше, что маленькая Уинтер любит утренние прогулки.

Я промолчал, дожидаясь, когда мысли старого Орфи перестанут касаться чужих дел, а потом равнодушно заметил: