Сергей Беляев - Приключения Сэмюэля Пингля

— Не знал я раньше, что маленькая Уинтер любит утренние прогулки.

Я промолчал, дожидаясь, когда мысли старого Орфи перестанут касаться чужих дел, а потом равнодушно заметил:

— Какая теплая погода!

Но аптекарь был упрямцем и любил соваться не в свои дела. Он долго ворчал:

— Не мог старина Пингль придумать чего-нибудь получше, чем отпускать парня от себя. Хм… Вот я… дальше Уэсли не ездил и Эда никуда не пущу. Доктор Флит прав: даже в раю должна понадобиться аптека. И на наш век хватит…

В непонятном раздражении аптекарь вдруг больно хлестнул лошадь, крикнув:

— Ну ты, инфузория!

Четвероногая «инфузория» нервно взмахнула хвостом и сразу прибавила рыси. Эшуорф остался позади.

ВТОРАЯ ТЕТРАДЬ

I

Если подробно рассказать обо всех бедах, которые обрушивались на меня с того памятного очаровательного утра, когда я покинул Эшуорф в поисках постоянного куска хлеба, то понадобится чрезвычайно много времени, трудов и бумаги. Скажу только, что неудачи преследовали меня, знаменуя безнадежность моей судьбы на этой планете. Казалось, весь свет сговорился доставлять мне лишь одни неприятности. Отцовские деньги таяли в моих руках, как снег на раскаленной плите. Мечты также превращались в пар. Я бежал от одних неудач и наталкивался на другие, еще более жестокие.

О порядках в конторах по найму я мог написать целую монографию — так хорошо я ознакомился с бесконечным ожиданием предложения и бешеным бегом по указанному адресу. А когда я влетал в какой-нибудь магазин, где требовался лифтер или посыльный, то заетавал там или толпу таких же, как я, или ответ: «Место только что занято».

Однажды мне как будто посчастливилось. Управляющему какого-то герцога требовалось пятнадцать молодых парней на один день. Об этом было напечатано объявление. Работа, как я узнал после, заключалась в том, что парни, обряженные в рыцарские доспехи четырнадцатого столетия, стояли на площадках парадной лестницы во время вечернего раута и отдавали честь приглашенным гостям. Нас собралось около тысячи. Давка была страшная.

Сначала отобрали триста человек. Я нырнул в толпу и проскользнул во двор герцога триста первым. Вышел дворецкий и еще какие-то люди и выгнали обратно на улицу примерно две трети. Осталась сотня кандидатов в счастливцы, в том числе и я. Мы выстроились, как солдаты на смотру, в две линии. Все старались держаться бодро, выпячивали грудь и держали руки по швам. Дворецкий прошел мимо один раз, всматриваясь в наши лица, и ничего не сказал. Потом прошел вторично, вглядываясь в каждого человека, как бы оценивая его, и время от времени, слегка ткнув пальцем, говорил:

— Да.

Мимо меня он прошел равнодушно, как мимо уличной урны для окурков. Я видел холодное бритое лицо с пунцовым носом и навсегда запомнил его.

Пятнадцать счастливцев пошли в контору за дворецким, а остальных вежливо попросили убраться.

Отчаявшись найти работу по газетным объявлениям, я решил заходить во все подряд магазины, конторы, меняльные лавки, парикмахерские, мясные, зеленные и предлагать свои услуги. Предъявляемый диплом не производил на хозяев впечатления, и мне отказывали. Впрочем, владелец табачной лавочки на углу Брайтстрит н площади Пальмерстона, чистенький старичок в очках и старомодном жилете, заинтересовался моей особой, когда я представился ему и предъявил диплом.

— Очень рад, молодой человек, — произнес он, с любопытством рассматривая львиную голову на печати Дижанского колледжа. — А знаете, лев мне не очень нравится. Нет в нем, я бы сказал, свирепости. А? Дижан? Очень хорошо…

Старичок был глух, и я кричал ему на ухо:

— Мне надо устроиться!..

Старичок испуганно посмотрел на меня.

— Устроиться? А ваша фамилия Пингль?

— Да. Я не мог продолжать образование…

— Постойте… — Тут старичок начал задумчиво чесать себе переносицу. — Ведь я где-то читал про вас… Вы тот самый?

— Простите, не понимаю…

Глазки старичка сияли любопытством.

— Ну, ну… Вы тот самый Пингль, которому помогал лорд Паклингтон…

— Совершенно верно! — закричал я, ожидая, что старичок сейчас же поставит меня за прилавок рядом с собою торговать «Западным сфинксом» и сигаретами.

Но неожиданно старый табачник затопал ногами.

— Прошу меня оставить в покое! Я, знаете, консерватор и не могу позволить, чтобы разные подобные… Ах, ах, молодой человек, стыдитесь…

Три дня голодный скитался я по докам. Шкипер «Камбалы», столкнувшийся со мной у пристани, оказался приятелем дядюшки по «Королевскому тигру» и узнал меня. Услыхав про диплом, он только свистнул протяжным морским свистом.

— Несъедобный товар… Посмотри свет, малютка, Пусть обвеют тебя штормы и хорошенько просолят морские волны. Это говорю тебе я, прошлявшийся по морям двадцать три года. Дядя у тебя, Пингль, хороший парень, и для него я готов помочь тебе. Слушай, нанимайся на корабль и поезжай куда глаза глядят, ни от какой работы не отказывайся. Нитка к нитке, а получается канат, понял? Как земляку устрою рекомендацию на угольщик бесплатно. Идет?

— Сделано, — ответил я, как говорили в Эшуорфе матросы.

Так начались мои странствования.

Пузатый черномазый угольщик, пропитанный нефтью и жирной вонючей пылью от верхушек мачт до самого киля, носил странное для океанского судна название «Зеленый кот». Так как коты не плавают даже в прудах, то понятно, что угольщик имел обыкновение устраивать качку и при совершенном штиле. Почти весь экипаж угольщика состоял из китайцев. Работа на этом отвратительном судне была исключительно грязная. Может быть, шкипер хотел испытать меня и поэтому рекомендовал капитану «Зеленого кота». Капитан Джон Гревс не отличался многословием. Он сказал:

— Беру. Работать у котлов. Повиноваться. За проступки буду наказывать.

И вот с полудюжиной китайцев я зачислился в команду помощником кочегара. Я сделал это с удовольствием. Мне казалось, что я поступаю назло всем.

Плавание на запад во чреве грязного чудовища вымотало из меня все внутренности. Сотоварищи по работе относились ко мне в первые дни с насмешливой подозрительностью. Но как только черная пыль одинаково покрыла толстым слоем наши лица, отношения сгладились. За работой я научился понимать несколько фраз по-китайски, и мне нравились переговариваться с белозубым Ча и низкорослым силачом Та Ши. Ведь я говорил с людьми на языке, которому не учили в колледже.

Я сошел на берег Нового Света, потеряв в весе девять кило, грязный, как дьявол, но с деньгами в кармане. Можно было начинать сухопутную карьеру. Мысль о новом океанском рейде бросала меня в дрожь.

Небоскребы напомнили мне эшуорфские скалы, а улицы казались похожими на ущелья. Я пробовал работать грузчиком, расклеивал театральные афиши, торговал газетами и шнурками для ботинок. Небольшая тарелка овсянки с куском. хлеба начинала становиться моим ежедневным меню. И, наконец, мне посчастливилось.

II

В Белл-Харбор я попал случайно. Железнодорожное полотно, ведущее туда из города, уложено на бетонных шпалах в уровень с водой, и мне казалось, что поезд мчится по волнам поперек залива Белл-Бай. Белл-Харбор пригородная дачная местность на берегу океана. Окрашенные в веселые яркие цвета почти одинаковые домики вытянулись ровными линиями, все с террасами и полосатыми занавесками, с огороженными палисадниками, где недостаток деревьев возмещается пышными газонами и цветущими кустарниками. Вдоль берега тянется асфальтированная дорога, и все пространство между нею и океаном занято широким песчаным пляжем. Белл-Харбор считается прославленным местом морских купаний.

Внимание мое привлекла громадная вышка для прыжков в воду.

Джентльмен, уныло валявшийся на песке и куривший трубку, пробормотал:

— Ах, вы спрашиваете про эту вавилонскую башню?

Ее построили для Блэк Снейка… Что? Вы не знаете, кто такой Блэк Снейк? — Джентльмен оживился и лег на горячий песок. — Хм, догадываюсь, вы не здешний, кролик. Ну, так, к вашему сведению, наш Блэк Снейк величайший в мире чемпион по фигурным прыжкам в воду. Послезавтра здесь назначены состязания с его участием. Сюда соберется сто тысяч зрителей любоваться этим отчаянным парнем.

— Интересно, — проговорил я, присаживаясь на корточки.

— Ну, платите десять центов или проваливайте, неожиданно предложил мне джентльмен,

— За что же платить? — изумился я.

— Я уже занял своей персоной пространство в тридцать квадратных футов, видите? — сказал джентльмен и, перевернувшись на спину, раскинул руки и ноги так, что действительно занял некоторую часть пляжа, — С вечера сюда начнут собираться зрители, чтобы лучше видеть Снейка. А уж отсюда-то каждый, имеющий хоть один глаз, отлично увидит всю игру мускулов нашего любимца. Поэтому один фут моего пространства я пока оцениваю в десять центов. К вечеру цена повысится. Если вы займете местечко вон с той стороны и посидите, так до захода солнца, вы сможете нажить пятьдесят процентов.