Таймер - Фёдор Михайлович Шилов
Моему удивлению не было предела, когда однажды на место выбывшего из сектора постояльца, не привели никого другого. Я занял его постель, так и не дождавшись новых претендентов ни завтра, ни позже. Ждал меня неожиданный сюрприз и по возвращении из деревни, куда я отправился, чтобы пополнить запасы лекарств — моя кровать осталась нетронутой. Место сохранилось за мной. Таймер одобрял мои намерения и планы — подумать только!
После этого я первым делом, чтобы отграничить больных от здоровых, расчистил кондитерскую и перетащил туда половину спальных мест. Мой сектор — а иначе как «мой сектор» я теперь его не именовал — смело можно было назвать лазаретом. 14 кроватей для жильцов и 14 для пациентов. Можно было бы, конечно, избавиться и от навязчивой цифры, но, раз уж Таймер мне помогает, почему бы не оставить его фирменную метку?
Судя по тому, что через несколько таймеровских смен опять начали давать десерты, обновлённая мастерская сладостей заработала где-то ещё.
Я принимал постояльцев, объясняя им цели и задачи. Если кто-то с порога отказывался ухаживать за больными, я без церемоний выставлял его за дверь, особо буйных осаживали дежурные, которые нередко заглядывали ко мне за средствами от зубной боли или диареи. По истечении 28 дней я выбирал из соседей одного-двух самых толковых и более углублённо посвящал их в таинство внезапно обретённых знаний, передавая свой — невеликий пока — опыт.
В конце концов у меня подобралась великолепная команда лекарей, готовых день и ночь выхаживать пациентов, составлять травяные сборы, выполнять нехитрые манипуляции. Кого-то я брал с собой в деревню для заготовки сырья, не боясь оставить Таймер на бригаду. Я знал, что все больные, находящиеся в секторе или за пределами лазарета, получат незамедлительную помощь.
И снова сюрприз, на этот раз неприятный.
— Пай, собирайся.
— Ты что, сбрендил? — я набросился на мальчишку. — Меня не могут перевести в другой сектор!
Этого дежурного я видел впервые. Видимо, он заступил только что.
— Число отметок о вашем пребывании в секторе давно превысило двадцать восемь, — сурово выговорил он мне. Подумать только, какой внимательный! Никому прежде не приходило в голову пересчитать корявые палочки против моего имени, я даже не подозревал, что закорючки в журнале появляются с прежней систематичностью.
Я вздохнул, похвалил парня за бдительность и отправился вслед за ним.
— Как записать? — привычно уточнили у дверей.
— Пай.
— Часы на проверку.
— Работают.
Меня пропустили внутрь, дверь закрылась. Утром я обнаружил соседей, ещё не слышавших о моих достижениях. Они собирались на работу, не обращая на меня внимания. Я сцепил зубы и бодро произнёс:
— Как здоровье, таймерцы?
Ответом были недоумённые повороты головы и редкие жалобы на недомогание. Я напоил желающих отваром с тонизирующим эффектом и отправил в душ. В рабочей зоне меня ждало очередное потрясение: 28 застеленных чистым бельём пустых кроватей ожидали пациентов! Таймер, похоже, вознамерился расширять мою деятельность!
И опять всё сначала: подбор команды, обучение, выезды в деревню за сырьём. Теперь я должен был ещё успевать проведать свой первый лазарет!
И вдруг — снова:
— Пай, на выход!
Меня перевели в следующий сектор, и ещё один таймеровский цикл я потратил на создание отсека для больных. Сеть росла, но, когда предложение покинуть насиженное место последовало вновь, я наотрез отказался, подкупив дежурного средством от аллергии. Он носил жилетку на голое тело, без рубашки и страдания его выдавали руки, расчёсанные в кровь, и розоватые шелушащиеся пятна с неровными краями в области подмышек.
— Ты забираешь вместо меня этого здоровенного детину, а я за это сделаю тебе хорошую мазь, — сказал я. Он согласился без раздумий.
Для переселенца, просившего называть себя Силачом, я произнёс короткую напутственную речь:
— Пообещай мне, Сил, что через один таймеровский цикл я увижу выпестованный тобой новый медицинский сектор! Я буду тебе помогать во всём.
— Я не подведу, док! — громила сжал меня в объятиях, расчувствовавшись от проявленного доверия.
Меня тянуло к первой команде, и я вернулся к ним, двадцать девятым. И что вы думаете? Одну из моих любимиц скоро забрали в другой сектор. Я произнёс для неё речь, подобную прежней, закончив, как и раньше, словами:
— Я буду помогать тебе.
Она повела себя суше Силача, но всё же заметно взволновалась.
Так прошло пять таймеровских циклов, когда случилось неожиданное событие. Уже с утра под дверью раздался какой-то шум. Это был гул недовольной толпы, собравшейся раньше назначенного срока. Я повязал простыню на манер тоги (моё привычное облачение по утрам) и выглянул в Холл Таймера.
Какая-то девушка тщетно проталкивалась сквозь негодующую толпу, приговаривая, как заклинание, от которого народ нехотя, но всё же расступался:
— Кровотечение… Пропустите… Кровотечение… Я не лечиться! Я сама лекарь!
Она была не из моих команд. Возможно, воспитанница кого-то из учеников? Я сделал приглашающий жест рукой и обомлел. Это была девушка, которую я рисовал. И на бумаге карандашом, и на стене — углём. Чей портрет я раздавал дежурным и соседям. Но это была не Ивис. Похожа — да, но не она. Это была девушка с портрета. Моя мечта. Выведенная до чёрточки, до ямочек на щеках, до родинок, до мелких морщинок.
— Моё имя Пай.
— Я — Ная.
И вдруг мы, несмотря на экстренность приведшей её ситуации, в один голос осведомились друг у друга:
— Почему тебя так зовут?
Опомнились и вернулись к причине её появления: роженица истекала кровью. Я дал всё необходимое и сопроводил Наю в нужный сектор.
История Наи была столь же удивительна, как моя, только у неё не было своего сектора с пациентами. Она наугад открывала двери и, если обнаруживала там беременную, оставалась с ней до момента родоразрешения. Это длилось уже несколько таймеровских циклов. Первая женщина, которой она оказала пособие, звала её Родная, но так устала в родах, что под конец, едва закончив кормить ребёнка грудью и, забываясь счастливым сном, прошептала:
— Спасибо, Ная…
Я просил Наю рассказывать эту историю снова и снова — и тогда, и много циклов спустя, лёжа на великолепном белье нашей особенной комнаты, где нас было двое. Вот так она выглядела — кастрюля, в которой можно было уединиться. И крышка — крыша родного дома. И через стенку — замечательные друзья, от которых мы не прятались: хватало полувзгляда, чтобы они оставили нас одних.
Разумеется, мы создали ещё одну сеть в Таймере. Родильный сектор, где жили не разрешившиеся от
