Таймер - Фёдор Михайлович Шилов
Но здесь, в лесу, я позволил окунуться в свой внутренний мир глубоко и честно. Иногда я проговаривал мысли вслух, Соли оборачивалась на меня:
— Ты что-то сказал, Пай?
Я качал головой и возвращался в себя. Кажется нам давно стоило повидаться — мне с собой же.
Честно говоря, у меня было не столько девушек, как я привык рассказывать. Нет, я не вру, что сбился со счёта, но и заправским пожирателем сердец я тоже не был. Шало прав: я всегда искал постели, в которых хоть что-то удерживало. Красота её обитательницы, интересные беседы, особенные или любопытные навыки, доставлявшие мне новые ощущения. Бывали и пустые интрижки, не скрою. Удовлетворение физиологической потребности, которое оставляло после себя чувство брезгливости. Поцелуи — словно во рту прополоскали ветошь для протирки стола, затхлые и полные посторонних привкусов; прикосновения — словно через целлофановую плёнку: беглые и неловкие; взгляды — пригоршня металлической стружки: колкие, быстрые, лишь бы не заострять внимания на объекте случайного интимного досуга.
Иногда сектор не предоставлял выбора, а я был юн. Разве юношеская анатомия, терзаемая лапами вызревающей физиологии, не самый яркий пример, что жертва бывает стократно слабее хищника? И всё же не всякая встреча давала мне необходимый отклик. Я всегда искал теплоты и любви. Да, чёрт возьми, той самой, о которой говорил Шало! Я никогда не признаюсь ему в этом. Быть хоть с кем-то, лишь бы не одному! Даже в одиночестве, на которое я обрекал себя добровольно, приговаривая: «Ты не Ивис… Ты не Шало», я жаждал открытости, той самой открытости, какая есть у моего друга и от которой он сам не против избавиться.
Таймер держит нас обнажёнными не из садистского наслаждения, не из удовольствия созерцать нашу наготу. Он заставляет нас искать взаимное тепло! Только благодаря этим поискам равнодушие таймерцев не сделалось абсолютно непроницаемым! Есть, есть в нём лазейки!
Случалось, работа в секторе была тяжела и не оставляла помыслов о сближении с соседками. Тогда я отдавался нелёгкому труду с остервенением, получая удовольствие от мышечной боли, и, надо сказать, оно было ничуть не меньшим, чем от секса. Любой пот молодости — это соль жизни.
Однако самое большое счастье мне доставляли постели, которые не только согревали, но и вдохновляли.
Девушка из душевой, что появилась на 15-м цикле моей жизни, открыла мне мир первого удовольствия, близкого контакта, чувственной наготы. Я упивался этими буйствами, как упивается любыми новыми знаниями пытливый ум, жаждал её тела, как жаждет всех возможных страстей взрослеющий организм.
Ивис — это иное. Она придавала знаниям огранку, научила ценить не только тепло тел, но и хитросплетения внутреннего кружева, мыслей и чувств того, кто от тебя — на расстоянии многоточия, поставленного в конце каждого совместного вдоха.
Меня словно наполняли водой, и чаша готова была однажды переполниться, но Ивис не стала последней каплей, нет! Она была растворимым кристаллом, превратившим пустую воду во мне — в кровь. И сердце, уставшее гонять вхолостую мою неразборчивую юность, забилось наконец благодарно. Вот почему я был одержим Ивис! Вот почему я лил в себя коньяк — лишь бы сбить сердце с толку. Нет больше крови, нет больше кристаллов, нет больше благородного раствора, есть жгучее, ядовитое, убивающее пойло! Пей, проклятое сердце! Я поил его, чтобы вымыть из себя Ивис. И, кажется, вымыл безвозвратно. Сейчас за сборами красной травы это имя больше не будоражит меня, не влечёт, не манит и даже разгадка его происхождения кажется мне ненужной.
Я ни за что не высказал бы этих мыслей ни Шало, ни тем более Соли, но я был чертовски благодарен Таймеру за то, что они вообще появились в моей голове: видно в ней существует какая-то особая кастрюля, в которой таятся размышления, закрытые даже от друзей. Но при усердии и старании из этих заготовок в конце концов получится вкуснейший наваристый суп. Среди всех ингредиентов есть и вовремя данные советы и подсказки от тех, кому я не безразличен, но, как и всякому блюду, похлёбке из внутренних переживаний требуется время. Настояться. Пропитаться. Обрести насыщенный цвет, яркий аромат, неповторимый вкус.
Спасибо, Ивис! Спасибо, дружище Шало! Спасибо, Соли! Спасибо, Таймер! За полуфабрикаты, которые вы побросали в мою кастрюлю, но только готовить я буду сам, даже если получившуюся бурду невозможно будет переварить. Что ж, каждый неумелый повар может быть казнён собственным несъедобным блюдом. Я — готов…
Спасибо тебе, красная трава, что тебя на поляне много, что ты неприхотлива, не режешь пальцы, не жжёшь кожу и не мешаешь моим рассуждениям. Наверное, в каждом мире должна быть поляна с красной травой и всем жителям время от времени необходимо туда наведываться.
Моя жизнь — хороша! Мне нравится Таймер — это больше не подлежит сомнению!..
Может быть, 28 дней — это подготовка для тех, кто способен преодолеть более длинную дистанцию? Для тех, кто должен открыть больше дверей, шагнуть в неизведанное, перебороть обстоятельства? А маленькие глоточки таймеровских смен нужны, чтобы не захлебнуться однажды обретённой свободой?..
Обратно тащить корзину было значительно тяжелее, и всё же я подхватил уставшую Стрелу на руки, подбросил вверх, а приземлилась она на мягкую перину из красной травы. Так и добрались до дома: я, Соли с Туманом в простынях, и большой корабль-корзина на верёвке позади с капитаншей, уснувшей в срезанных стеблях…
* * *
Собирать белый корень оказалось мукой! Его вершки были колючими и одновременно скользкими! Абсолютно несносное растение — хочешь-не хочешь, а голые руки непременно соскользнут на длинные шипы. Даже через рукавицы остриё жалило нещадно. Корень сидел в земле плотно и порой складывалось ощущение, что он растёт сразу в две стороны, и где-то, на другом конце Таймера в свою сторону тянет другой сборщик.
Не скоро я наловчился выдёргивать неподдающееся растение, да ещё так, чтобы не повредить нежную кожицу и не обломать невероятно целебный кончик! Без него урожай, конечно, тоже отправлялся в корзину, но Соли расстраивалась всякий раз, когда белый стержень вылезал наружу усечённым. Надо ли говорить, что дома бесценные кончики отсекались и хранились в отдельной ёмкости?
Жёлтая ягода была непривередлива, легко шла в руки и просилась в рот, истекая янтарным липким соком, источая сладкий аромат. Неужели такая манящая красотка могла быть коварно ядовитой? Несколько раз Соли прикрикивала на Стрелу, едва та намеревалась лизнуть перчатку, испачканную соком.
Пушистые кусты были сплошняком увешаны крупными шариками ягод, иногда соприкасавшихся друг другом, как слипшиеся
