Книжные черви 3 - Фаусто Грин
– Вас не будет, будет кто-то ещё, – легкомысленно пожала плечами Мэл.
– Ты не очень понимаешь. Твоему поколению не нужно думать. Такие, как я, всё решат за вас. Но, в отличие от них, я хочу что-то менять к лучшему.
– Ипполит Матвеевич, я поражаюсь. Вы – группа людей со сверхспособностями – не можете прижать к ногтю правительства всех стран мира и править как вам хочется? Чем вы вообще занимаетесь? Будь у меня хоть одна такая способность, я бы уже давно…
– Получила бы пулю. Была бы сдана в дурку, лежала бы овощем. Сидела бы в тюрьме. Мы сильны, но не бессмертны. Власть не даётся за сверхспособности. Власть не даётся за ум.
– И за что же даётся власть?
– Деньги. У Варвары Петровны нет никаких способностей, кроме долгой жизни. Но Барыня знает про всё, что планируется в этой стране. Ещё в Советском Союзе к ней приезжали партийные деятели. Посоветоваться? Как бы ни так. Вот валюту взять – это всегда пожалуйста. Девяностые? Все бандиты Москвы ходили к ней на поклон. Там вот да, она помогала не деньгами, но нашими силами. И деньги её множились.
– Почему же она не президент, например?
– Зачем? Официальный правитель всегда принимает решения. Решения, которые за него принимают люди с деньгами. Олигархи, корпорации. Всё просто. Деньги, Марья. Далеко ходить не нужно, посмотри на всех, кто работает в этом поместье. Я плачу им, и благодаря деньгам их жизнь становится лучше. А они делают то, что нужно мне.
– Они просто боятся!
– Нет, Марья. Вот давай представим. Я даю тебе столько денег, что ты можешь воплотить всё, что ты захочешь. Хоть метить во власть. Готова бы ты была за эти деньги втихаря убить любого из Книжных Червей?
– Ты прогадал, – Мэл нервно рассмеялась. – Твои деньги не могут вернуть мне Виолетту.
– Ну, а вдруг вернули бы? – глаза Кисы блеснули.
Мэл понимала, что он просто выводит её из себя, что нужно не расплакаться, не закричать, не броситься на него. Она тысячу раз прокручивала в голове сценарий, как могла бы помочь, как могла бы изменить всё, как могла бы сделать так, чтобы Виолетта не умирала. И эти мысли сводили её с ума. И, наконец, от них осталась только глухая боль.
– Нет. Пусть всё идёт своим чередом. Ви не должна была умереть. Её смерть мы исправить не можем, но она делает сильнее тех, кто её любил. И, поверь, мы станем лучшей версией себя. И однажды мы с Женей придём к Ленскому, мы придём к Барыне и прострелим их бошки, Ипполит Матвеевич. И ты прав, вы всё-таки смертны. А значит, всё закончится.
Киса лишь пожал плечами. Изначально ему не очень нравилось участвовать в этом балагане. Непонятная девица, которая хочет сбежать. Несколько смертей коллег, которые произошли, потому что Чёрный Человек совершенно не умеет ничего планировать. Толпа озверевших Книжных Червей. Печорин, которому всё простили. И это не считая того, что Ипполит Матвеевич, будучи депутатом, имел множество других, человеческих проблем и недоброжелателей. И всё же господин Воробьянинов по природе своей был человеком, который в любой жизненной ситуации руководствовался принципом «в хозяйстве всё пригодится». Поэтому он выбрал не воспринимать Мэл только лишь как досадную помеху, не враждовать с надоедливым подростком, а попробовать подкупить её лояльность. В конце концов, девица уже тосковала по семье, ей было одиноко, и вера в то, что её спасут, постепенно ослабевала. Кроме того, Машу пугало то, что она находится в розыске. А уж Ипполит Матвеевич постарался запугать её, как следует. Киса был уверен: девочка скоро перестанет демонстрировать ему столь явное презрение и пойдёт на контакт. Не то чтобы он думал, будто Мэл может быть чем-то полезна – Непримиримым или ему лично, скорее даже он был уверен в обратном, но… Всякое может быть, не так ли? Всё-таки девчонка долгое время тесно общалась практически со всеми Книжными Червями. А он – он участвовал в создании законов, которые ежедневно должны были сдерживать и запугивать весь этот сброд, называемый народом. Неужели он не мог запугать одну девчонку? Мог. И Ипполит Матвеевич наслаждался страхом. Наслаждался умирающей надеждой и своей полной вседозволенностью.
***
Владимир лежал на полу и курил, смотря в потолок. На кухне капала вода, каждая капля, словно метроном, что-то отсчитывала. Минуты, часы, дни? Лишь бы он почувствовал хоть какой-то азарт, лишь бы он почувствовал хоть что-то. Бессонница вновь стала единственным спутником Ленского.
Сегодня, когда он полез на книжную полку в поисках своего блокнота, он заметил, что позади книг торчит лист бумаги. Владимир снял книги с полки и увидел лист. А на нём – стихи. Бережно выведенные слова. Для него.
Первый раз кто-то сделал что-то для него. Конечно, Виолетта, может, и была творцом, но эти строки были ему. Про него. Для него.
В то время как даже его собственный автор относился к нему с издёвкой.
Владимир не понимал природу своих чувств. Он, убивший стольких творцов, сожалел? Несколько месяцев он раз за разом возвращался к воспоминаниям об убийстве Виктории и Виолетты, сравнивал девушек между собой и пытался доказать себе, что они одинаковы. Но всегда находились какие-то детали, которые рушили все его доказательства.
Он напоминал себе механизм, который вот-вот сломается, струну, натянутую до предела, которая вот-вот порвётся. И из него хлынут эмоции, приправленные пустотой. И он испугается этих эмоций. И он испытает всё то, что обожал наблюдать со стороны. Он сам прочувствует свою боль. А Володя не хотел больше чувствовать боль. Он ловил себя на мысли, что больше не хочет чувствовать ничего вовсе.
И всё же, они пришли. Все те слабости человеческие, которые, как Ленский думал, остались в прошлом, в той, иной, книжной жизни. Скорбь, отчаяние, тоска… вина?.. В один из дней эти странные чувства растерзали его небьющееся сердце настолько, что он хотел отправиться к родителям Ви, сдаться в полицию, получить наказание. Заслуженное наказание. Он умолял Чёрного Человека стереть ему память, вот только тот с издёвкой посылал ещё больше кошмаров. Хуже того, когда Шутце был полон решимости поговорить с родителями девочки, Тень возникла рядом. Улыбнулась чересчур ослепительно и предупредила, что как только Ленский это сделает, родители Ви закончат, как она. И любой, с кем Владимир захочет
