Михаил Бочкарёв - Лунный синдром (сборник)
— Ничего.
— Следующего запускать?
Альфред Каземирович молчал. Ему было крайне жалко часов и бумажника.
— Так запускать, или нет? — повторила секретарь.
— Запускайте, — обречённо ответил он наконец, — и где мой кофе! Сколько я могу ждать!
— Ой, простите, Альфред Каземирович. Сейчас несу.
Следующим в кабинет Штейна вошёл средних лет мужчина в старом заношенном свитере. Он, буркнув в густые рыжие усы какое-то невнятное приветствие, прошёл к столу и сел напротив Альфреда Каземировича.
— Вот, — и посетитель выложил на стол предмет размером с сигаретную пачку, на корпусе которого посередине мигал красным светом диод.
— Что это?
— Антиснейк.
— Что, простите?
— Антиснейк. Прибор, отпугивающий змей.
— Змей? Но здесь нет змей.
— В том-то и дело.
— Простите, не понимаю?
— Как же они тут будут, если до смерти его боятся, — посетитель кивнул на прибор.
— Вы, простите?…
— Афанасий я, Милославский.
— Изобретатель, надо полагать?
Афанасий шевельнул усами в знак согласия.
— Так. И что бы вы хотели?
— Ссуду хотел бы, — буркнул Милославский.
— Намерены выпускать прибор серийно?
— Зачем? Этак, если его серийно выпускать, где ж им жить-то тогда?
— Кому?
— Змеям, кому ж ещё?
— А зачем вы мне это принесли? — удивился Штейн.
— А я всегда с ним. Я змей боюсь, — испуганно пояснили усы.
— Так, так. Ясно. А ссуда вам зачем?
— Хочу построить пирамиду.
— Пирамиду? — изумился Штейн.
— Да. Пирамиду из свинцовых плит!
— Для чего?
— Есть у меня одна задумка… — загадочно протянул Афанасий, косясь куда-то в сторону.
— Вы поймите, для того чтобы мы выдали вам ссуду, нам надо знать, на что она будет потрачена. Исходя из этой информации мы и решаем, можем ли мы рассчитывать на её возврат. Тем более что вернуть её вам придётся с процентами. Вы это понимаете?
— Само собой. Учтено.
— Ну-с, так зачем вам пирамида?
— Эксперимент поставлю.
— Какой же?
— Знамо дело, научный. Соберу в пирамиду змей. Запру их и прибор включу!
— Зачем?
— Так узнать, что они, заразы, делать будут? — глаза Афанасия загорелись дьявольским огнём.
— Эллочка, следующего приглашай, — проговорил Альфред Каземирович в селектор.
— Так что, дадите, стало быть? — оживился заёмщик.
— Ни в коем случае.
— А если прибор отключу? — пригрозил Милославский.
— Не дадим!
— Ну, держитесь! Скоро понаползут! — и Афанасий демонстративно выключил прибор. Лампочка на корпусе печально погасла.
— Убирайтесь вон! — только и сказал ведущий специалист.
Афанасий Милославский ушёл ни с чем.
После него в кабинет Штейна явилось сразу двое посетителей. Один старик, крайне преклонного возраста, второй — молодой лет двадцати парень с розовыми щёками и вихром кудрявых волос. Старик же, наоборот, был лыс и сморщен, словно позапрошлогодний гриб.
— Присаживайтесь, — пригласил Альфред.
— Спасибо, — ответили вошедшие в один голос.
— Представьтесь и изложите, зачем пришли к нам?
— Меня зовут… — начали они хором, но Штейн их остановил.
— Давайте договоримся. Изъясняйтесь по одному. Хорошо?
Оба синхронно кивнули. На этот раз первым представился старик.
— Иван Пантелеевич Рассольников.
— Очень приятно. А вы молодой человек? — обратился он к кудрявому юноше.
— Иван Пантелеевич Рассольников.
— То есть? Вы родственники?
— Хуже, — ответил старик.
— Что же может быть хуже?
— Мы — это я, — ответил молодой.
— Помалкивай! Я! Я, а не ты! Я-то побольше пожил уж! — прикрикнул на него старик.
— Да пошёл ты! — огрызнулся молодой.
— Подождите, подождите, — остановил горячий спор Штейн, — я ничего не понимаю. Кто из вас кто?
— Я, — начал старик, — это он в юности. Мы с ним один и тот же человек, только он сопля ещё зелёная, а я… Я-то уж побольше пожил, — пригрозил он, снова недобро глянув на молодого.
— Как же такое может быть?
— Да вот, понимаете ли, дело в том, — начал старик, — что я в возрасте 37 лет создал на свою голову машину времени. Да только не доработал, как следует. Отослал себя в прошлое, а вернуться не смог. Не было в прошлом ресурсов для возврата. Вот и пришлось жить естественным путем. До сегодняшнего дня.
— Так, так… значит вы, — обратился Альфред к молодому Рассольникову, — изобрели машину времени?
— Да ничего я не изобретал, — отмахнулся молодой.
— Вы не поняли, — пояснил старик, — он ещё сопля зелёная, ему ещё и двадцати нет. Я-то только в тридцать семь до машины додумался.
— То есть машины времени у вас нет?
— Нет, конечно, — развёл руками старик, — до неё ещё 17 лет вперёд.
— А чем же я могу помочь?
— Ну, как же. Без вас-то её и не будет. Вы нам сейчас дадите денег, мы её и построим через 17 лет.
— А если не дам?
— Дадите. Или конец всей Вселенной. Временные петли схлестнуться, возникнет парадокс и сущее перестанет существовать, — изрёк назидательным тоном старик.
— И сколько же вы хотите?
— Ммм… нам требуется ровно десять миллионов долларов! Ровно столько вы нам тогда и дали, память-то у меня крепкая, — старик улыбнулся, сверкнув жёлтыми зубами.
— Когда тогда? — не понял Альфред.
— Тогда — сейчас, я же к вам уже во второй раз прихожу, сначала вот, — он указал на молодого, — и теперь. Считай, дважды.
— И что же, я вам поверил?
— Конечно! — заверил старик.
— А почему такая сумма огромная вам требуется?
— Ну, как же. Оболтуса этого, меня то есть молодого, надо ведь в Гарвард везти, на физико-математический факультет. Иначе не придумаю ничего. Плюс материал для машины дороговат будет, через семнадцать-то лет.
— Так вы бы ему сейчас объяснили, как делается машина времени. И Гарварда никакого не нужно. И затрат таких.
— Не могу. Мне помирать скоро.
— Как?
— А так. Я как тогда деньги-то получил, помню, через три дня и умер. Старый который, то есть я, который теперь. Понятно вам? Так что времени нет. Сейчас или никогда.
— Ну, а если всё же я вам не поверю, да и не дам денег?
— Не имеете права стоять на пути прогресса, и всего человечества лишать радости бытия! Говорю же — сущее сгинет! Вселенная!
— Но ведь ваша информация не подлежит проверке. Судите сами: машины времени у вас нет. То, что вы один и тот же человек, только генетическая экспертиза показать может. Выходит, верить вам можно только на слово?
— Стало быть, так.
— Я так не могу обеспечить вам суду. И потом: как вы её вернёте?
— Очень просто. Мы вам её в любой момент вернём. У нас же машина времени будет!
— А что, если…
— Ладно, вот вам последнее доказательство! — закряхтел рассерженно старик, — А ну-ка, скидывай портки! — крикнул он молодому.
Молодой подошёл к столу, развернулся к Штейну задом и резко стянул с себя штаны, предъявив главному специалисту белёсую задницу.
— Что вы себе позволяете! — возмутился Штейн.
— Да ты сюда смотри, — остановил его гнев старик, ткнув скрюченным пальцем в тёмное пятно на правой половинке ягодицы вихрастого, — Пятно родимое. Видишь?
— Ах, это. Вижу, и что?
— А то!
Старик встал со стула, и, также развернувшись к Альфреду Каземировичу, предъявил свой зад. В том же самом месте у старика имелось пятно. Но было с этим пятном что-то не так. Штейн, поправив очки, наклонился, чтобы лучше рассмотреть доказательство.
— Позвольте, — изумился он, — да ведь у вас родимое пятно размазалось! Вы его, вероятно, маркером нарисовали. Как же не стыдно вам?
Тут молодой, резко натянув штаны обратно, уничижительно посмотрел на старика и злобно произнёс:
— Ну, ты, старый, и дебил! Чего уселся-то на стул, развалюха? Пять минут постоять не мог. Такой план грандиозный запорол!
— Так ведь от старости пятно-то уж всё выцвело, — заныл жалобно старик, — он бы так не поверил. Было пятно. Было! Да всё с годами вышло.
— И эти мошенники! — всплеснул руками Штейн, — Да что ж за день такой сегодня? Я бы вам никак не поверил! Ну-ка, вон отсюда!
Парочка, кряхтя проклятья, ретировалась. Альфред Каземирович, оставшись один, нервно пил остывший кофе и с грустью смотрел в окно. Включился сигнал селектора, и голос Эллочки спросил:
— Альфред Каземирович, тут последний остался. Примете сегодня?
— Приму. Запускайте этого последнего. И больше на сегодня не записывайте никого. Одни мошенники ко мне ходят!
— Хорошо, Альфред Каземирович.
Спустя минуту в кабинете Штейна появился мужчина лет около сорока. Выглядел он подтянуто-спортивно. Аккуратная щетина, белый пиджак поверх чёрной стильной майки. Чёлка волной. Джинсы в обтяжку. Красивый прищур голубых мудрых глаз. Больше всего вошедший походил на киношного агента 007. Эдакий красавец-мужчина, любимец женщин.
