Михаил Бочкарёв - Лунный синдром (сборник)

Михаил Бочкарёв

Лунный синдром

© ЭИ «@элита» 2013

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

©Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес (www.litres.ru)

Чайный гриб

Гиндесбург Фурзякин открыл дверь своей квартиры и увидел в прихожей жену. Жена мыла пол, выгнувшись дугой. Внушительных размеров таз был наполнен мутной и грязной водой, в которой плавала шелуха от семечек, скомканные комочки кошачьей шерсти и фантики от конфет. Фурзякин брезгливо наморщился.

— Чего нос воротишь, пистон пробитый? — сказала она, с силой кинув тряпку на пол.

— Запах какой-то странный, — оправдался он.

На самом деле он испытывал отвращение не к запаху. Вид жены был тому виной. Жена убивала двух зайцев разом: делала уборку в квартире и сохраняла молодость лица, измазав его сметаной, поверх которой налепила круги огурца. Она напоминала печёную под овощами молочную свинью, поданную в прошлом году к столу в ресторане «Зульфия» на пятидесятилетие Гиндесбурга.

— Ишь, ты! Запах ему негож! Сымай калоши и копыта мой! — заявила жена, сверкнув из-под сметаны огнём блёклых очей.

Фурзякин немедля повиновался. Нырнув за дверь ванной комнаты, он поспешно стянул рабочий костюм и облачился в домашний халат. Ноги ополоснул тёплой водой и сунул в тапочки.

— Мне бы поужинать, — жалобно попросил он, приоткрыв дверь.

Жена в ответ фыркнула что-то нечленораздельное, похожее на внезапно выплывший из болотной жижи пузырь зловонного газа, что означало: ужин на плите, гнилоносный кобель!

Ужином оказались котлеты на пару, с привкусом хозяйственного мыла, и холодные, как забытые на зимней рыбалке черви, макароны. Наскоро поев, Фурзякин заварил себе чаю и просочился в гостиную, где уборка была закончена. Включил телевизор и стал смотреть новости.

В новостях сообщили, что премьер-министр снова посетил финансовый форум в Гааге, что на летних олимпийских играх российские спортсмены завоевали восемь золотых и четырнадцать серебряных медалей, а также принесли бронзу в соревнованиях по синхронному плаванию и гребле на каноэ. Также узнал Фурзякин, что со следующего квартала текущего года плата за электричество возрастёт, и что кактусы подсемейства опунциевых отличаются особым типом шипов — глохидиями. Крайне жёсткими и ядовитыми, попадание которых в пасть животных вызывает мучительные боли и судороги, влекущие за собой смерть.

Гиндесбург с наслаждением закрыл глаза и представил жену, съевшую такой кактус. Мечущаяся в агонии супруга с иссиня-чёрным лицом и глазами, готовыми вышвырнуться из орбит, подарила сознанию Фурзякина успокоение и негу. Но прекрасное видение было безжалостно разрушено ворвавшейся в комнату женой.

— Твой поганый гриб разросся, как тварь! Или ты эту дрянь изничтожишь, или я тебя, собаку паршивую, ночью порублю и ему скормлю!

— Да что ты, Ларочка, успокойся, — примирительно проблеял Фурзякин, — раз он разросся, я его разделю, и Фёдору отдам половину. Он давно просил.

— Отдам?! — возмутилась супруга так, словно ей предложили съехать из комфортабельной квартиры в грязный сарай, — Я его ращу, пою чаем с сахаром! А ты этому иждивенцу алкоголёзному за так? Ну, нет! Вот ему, а не половину! — и показала супругу огромный розовый кукиш с жирным и уродливым большим пальцем.

— Да ведь…

— Иди сейчас же в унитаз смой! Я эту дрянь видеть не хочу, не то, что трогать! — и хлопнула дверью так, что у Гиндесбурга ёкнуло в груди.

Он, зная, на что способна супруга в моменты, когда её приказы игнорируют, отправился на кухню, где в трёхлитровой банке рос столь любимый им чайный гриб. Выбрасывать его было до жути жаль. Фурзякин знал, что гриб полезен и для желудка, и тонизирует лучше всякой минеральной воды. А уж как средству борьбы с похмельем — равных нет! Но жена! Перечить ей было делом столь же бесполезным, как воевать с торнадо при помощи пылесоса.

Взяв банку, Гиндесбург понёс её в туалет. Встав над очком отхожего места, он горестно вздохнул и накренил банку. И вдруг увидел, что со дна её поднялся крупный пузырь газа и медленно поплыл кверху. Когда он всплыл, гриб слегка приподнялся в центре, и по его поверхности прошла странная вибрация. Боковые слои гриба чуть раздвинулись и Фурзякин услышал:

— Не делай этого!

Он резко обернулся и понял, что дверь за ним заперта.

— Кто это сказал? — прошептал он.

— Я, — ответил гриб.

— Но ведь… Так не бывает. Ты же гриб. Ты не живой!

— Что за глупости? — возмутился гриб, завибрировав краями, — Конечно же, я живой.

— Да, но…

— Хочешь сказать, что если я гриб, то и живым быть не могу? — усмехнулся тот, — У меня даже есть имя.

— Имя? — удивлению Фурзякина не было предела.

— Имя моё Гао-Цзу. Но ты можешь называть меня проще, вторым моим именем Цзы. Должен предупредить: я отношусь к очень древнему и знатному роду. Я — первый император китайской династии Хань.

Фурзякин нервно сглотнул, подумав про себя: не подсыпала ли жена ему какой-нибудь отравы в ужин? Он где-то читал, что у отравленных перед смертью часто бывают галлюцинации. Фурзякин мотнул головой и снова накренил банку с твёрдым намерением слить гриб в унитаз.

— Эй, эй! — вскрикнул водоплавающий гриб, — Спокойнее. Я могу доказать, что и вправду живой!

— Как?

— Очень просто! Я знаю, где твоя Ларочка прячет деньги, — заявил гриб, придав голосу таинственную интонацию, — на кухне в правом шкафчике над плитой, прямо в банке с гречкой. Там что-то окола ста тысяч.

— Хм… — рассудил Гиндесбург, — если ты моя галлюцинация, то это окажется ложью. А если нет, то…

— Видишь как просто. Стоит только проверить, — приободрил хитрый гриб Цзы.

— Ладно. Побудь пока тут.

— Нет! Не оставляй меня, а то эта мегера меня выльет!

— И то верно, — согласился Фирзякин.

— Что ты там бормочешь, идиотина? — раздался вопль жены за дверью. Ручка в туалет в тот же миг спазматически задёргалась, и Фирзякин от испуга чуть не выронил банку. Гриб тревожно булькнул.

— Скверная жена у тебя, Гиндесбург, — сказал он тихо.

— И не говори.

Гиндесбург осторожно отодвинул задвижку, и тут же дверь распахнула супруга. Её зловещие глаза принялись шарить по крохотному пространству туалета.

— Что ты там прячешь, рухлядь нафталиновая?

Фирзякин, держа банку за спиной, не нашёлся что ответить, а только безвыходно покраснел.

— Смыл? — жена грозно сдвинула брови.

Фирзякин молчал. Он робко попытался выйти, но тут же был оттиснут мощной грудью супруги обратно.

— Смывай при мне!

— Нет! — сказал он треснувшим голосом.

— Что!??

— Это мой гриб, — сказал он твёрдо.

— Что, что! — повторила жена тоном оскорблённого евреем офицера вермахта.

Фирзякин с ужасом увидел, как громадная шпалоподобная рука супруги медленно поднялась ввысь, и уже через секунду в глазах его вспыхнули молнии, а в ушах заложило ватой. Гиндесбург увидел, что он полулежит в совершенно неестественной позе, зажатый между унитазом и стеной, а его жена с улыбкой дьяволицы победоносно держит перед собой банку с грибом. Пока Гиндесбург пытался освободиться, жена успела-таки вылить несчастный гриб в унитаз. Беспомощный, он лежал на приступке толчка, склизкий и жалкий. Края слабо вибрировали предчувствием неминуемой гибели.

— Вот сука! — сказал он вдруг отчётливо и громко.

Лариса Фирзякина, тянувшая в этот момент руку к рычажку слива, окаменела. Взгляд её метнулся на супруга.

— Это кто сказал? Ты??? — спросила она сипло.

— Он, — ответил Фирзякин, кивнув на гриб.

Жена, не веря своим глазам, наклонилась над очком отхожего места. Гриб молчал. Тогда она вооружилась стоящим возле унитаза вантузом и хотела было ударить им гриб, как тот вдруг легко и неожиданно выпрыгнул из унитаза и налип на её раскрасневшееся после косметической маски лицо. Фирзякин услышал дикий, заглушённый телом гриба рык. Жена, пытаясь содрать атаковавшую её нечисть, сучила по лицу когтями. Но всё было тщетно. Гриб словно прирос к ней. Края его сомкнулись на затылке намертво. Несчастная, вертясь юлой, в агонии выскочила в коридор, налетела на рогатину вешалки и упала на пол. Спустя минуту она затихла, и Фирзякин понял, что произошло страшное.

— Не волнуйся, — услышал он вдруг, — я только усыпил её. Правда, надолго. Пусть проспится как следует. И потом: она нам мешать будет.

— Мешать нам? — удивился Фирзякин.