Дарья Аредова - Город посреди леса (рукописи, найденные в развалинах) (СИ)
Было тихо. Настолько тихо, что даже удивительно. Ни людей, ни тварей, ни лошадей – никого. Нет, это уже становится интересным.
Огонек приближался, покачиваясь в такт моим шагам.
И вдруг перед глазами взорвался каскад серебристых звездочек. И что-то ударило. Мокрое, холодное, шершавое. Асфальт.
То-то же, Селиванов. Вылечился бы прежде, чем расследовать природу аномальных явлений. Я хотел, было, встать, но в следующий момент мягко навалилась темнота.
Вспыхнуло, пронеслось перед глазами вереницей фантасмагорических образов, закружило бешеной каруселью, воздух вдруг перестал поступать в легкие. Я, задыхаясь, уперся обеими руками в шершавый асфальт – но он уходил куда-то, убегал из-под ладоней, будто зыбкий песок. Взревело над ухом, я рефлекторно шарахнулся в сторону, перекатываясь и – увидел, как мимо пронесся автомобиль. Странно, их же больше нет...
Над головой шумели деревья. Воздух пах весенней свежестью. Головокружение исчезло.
Я приподнялся.
Свет. Ослепительный, яркий, фантастически белый свет. И мерный шум. Что же произошло?..
— Вам плохо?
— Что?.. – Я честно постарался обернуться на голос, но мышцы свело судорогой, и тело мне не подчинялось. А кто-то продолжал трясти за плечо.
— Мужчина! Вам плохо? Черт, да расступитесь же! Вызовите, кто-нибудь, «скорую»!.. Воды!..
Заставив себя приподняться на ладонях и оглядеться, я увидел, что лежу прямо на дороге, на берегу пруда. Солнце светило просто невыносимо, резало глаза. И дождя больше не было. Вокруг собралось порядочно народу – мужчины, женщины, даже дети. Кто-то сунул стакан воды, и я рефлекторно ухватил его. Он оказался холодным, влажным от конденсата и пах чем-то терпким и вкусным.
— Так, расступитесь, граждане. Дайте дорогу! – Ко мне склонился молодой человек в очках, одетый в синюю форму. – Как самочувствие? – Он улыбнулся, извлекая откуда-то тонометр. Я ошалело поглядел на стакан, все еще пытаясь сообразить, куда, я, собственно, попал, а главное – как это я ухитрился сюда попасть.
— Нормально... Простите. Голова закружилась. Раны. Со мной все в порядке.
— Да ну. – Человек невозмутимо обмотал манжет вокруг моего плеча, затянул застежку-липучку. – Расслабьтесь. Давно вы так в обморок падаете?
— Нет. – Я покосился на стрелку тонометра. – Ну и как? Нормальное у меня давление?
— Как у космонавта. В больницу поедем?
Я отрицательно мотнул головой.
— Нет, я в порядке. Благодарю за помощь, и...
— Ну, смотрите, – строго сощурился молодой человек. – Воля ваша. Хотя я бы на вашем месте... с такими ожогами... вы что, пожарник?
— Ага, – зачем-то соврал я, поднимаясь на ноги. Фельдшер улыбнулся мне и протянул руку. Пожатие у него оказалось крепким, коротким и энергичным. Правильным. Не люблю, когда люди долго трясут руку или же слабо сжимают пальцы – в первом случае становится неловко, во втором – неприятно. Проще всего проверить человека, вызвав его на тактильный контакт. Хороший человек никогда не испугается объятий или рукопожатия. По взгляду фельдшера я понял, что меня как раз таки проверяют – ну да, я бы тоже на его месте насторожился, учитывая мой внешний вид. Тем более, как я заметил, мужчины здесь, в большинстве, коротко стригли волосы, а у меня грива до середины спины, плюс меч. Ни у кого из всей собравшейся вокруг толпы я не заметил какого-либо оружия. Люди были крепкие, здоровые, но разглядеть подробнее мне было сложно при таком ярком свете. Какое-то странное место.
И как меня сюда занесло?..
— Дяденька! – Я обернулся и увидел мальчика лет восьми. Остальные подробности скрывал свет. – Дяденька, а у вас меч настоящий?
Ну вот, я же говорил.
Я хотел, было, ответить, но тут на мое счастье, мальчика оттащил за руку парень постарше – видимо, брат. На фоне ослепительно-белой рубахи алым цветком горел аккуратно завязанный не то галстук, не то платок. Знак отличия?..
— Митя, не приставай к товарищу историку!.. Извините, он у нас еще маленький.
— Я не маленький! – искренне возмутился Митя и обиженно запыхтел. – Ты, Андрюша, ничего не понимаешь. Бывают настоящие мечи, а бывают – тренировочные!
Андрюша грозно сощурился, а Митя не остался в долгу, показав ему язык, за что получил звонкий шлепок пониже спины, после чего вырвался и отбежал на безопасное расстояние от брата, морщась и прихрамывая. Но Андрюшу, похоже, больше интересовал я, и вопросы педагогики получили отставку на неопределенный срок.
— Мы тоже реконструкцией занимаемся, – сообщил он. – Мы древляне. А вы из какого клуба?
— «Вервольф», – с самым честным видом брякнул я. Лицо Андрюши разочарованно вытянулось.
— А-а, – протянул он, – фантастика, значит.
— И вовсе не фантастика! – возмущенно прервал я. – У нас вначале драккар так назывался, потому что на киле была волчья голова, а потом и клуб так назвали. – Нет, ну что я болтаю?! Кто меня, вообще, за язык тянул?! Я даже не знаю, о чем он говорит, еще попадусь на какой-нибудь мелочи, и привет. Нет, прав все-таки Чернявый, я идиот.
Наверное, так бы и произошло – но тут события повернули в еще более ожидаемое русло, а именно – тяжелораненым долго бегать, да еще и на такой жаре, мягко говоря, не рекомендуется.
Какое-то время я еще смутно видел все окружающее, успел заметить, как меня попытался подхватить Андрюша, как резко развернулся в нашу сторону уже садившийся на тот момент в машину фельдшер, услышал, как вскрикнула какая-то женщина.
И снова темнота.
Было прохладно. Легкий ветерок играл с волосами, и мне вначале показалось, что я где-нибудь на лесной поляне, вот только версию отрицали странное ощущение тепла и чего-то мягкого, похожего на одеяло. И еще чего-то явно не хватало, чего – я вначале не сообразил.
Разумеется, это оказалось одеяло, что же еще. И на этот раз было сумеречно, и свет не резал глаза. Так вот, в чем дело!
Раны больше не болели.
Интересно, в тумане я, что ли? Судя по тому, что вокруг все смутно-беленькое...
Я резко уселся на кровати – ах, да, в тумане кроватей, вроде как, быть не должно – и принялся отчаянно тереть глаза. Зрение не спешило восстанавливаться – все же на ярком свету я находился достаточно для того, чтобы повредить его. Этот свет поярче всех прожекторов, вместе взятых. В общем, я добился того, чтобы разглядеть хоть что-нибудь, пусть и смутно. А разглядев, удивился еще больше.
Похоже, больница. Палата на три кровати, приоткрытое окно в полстены – и это ночью! – за окном шелестят кудрявыми и зелеными-зелеными буйной листвой ветвями, деревья. Пахнет сиренью. Палата располагалась, судя по всему, примерно на третьем этаже, и сирень сюда не дотягивалась, но густой свежий запах кружил голову. Букет той же сирени стоял на тумбочке возле соседней кровати, на которой спал худенький и черноволосый молодой человек, уютно подложив руку под щеку. Сирень теснила вторая банка, из которой торчали красные тюльпаны, целая охапка. Между банками скромненько притулились очки в пластмассовой оправе. Я поймал себя на том, что зрение все-таки восстанавливается достаточно быстро, но кто спал на самой дальней кровати, уже не разглядел.
Нет, с ранами и, правда, что-то не так. Куда боль подевалась? Отсутствие боли и настораживало, и приносило облегчение одновременно. Я резко поднял подол рубахи и... Обнаружил на месте дырки от пули охотников всего-навсего свежий шрам, едва заметный среди всех остальных. Впрочем, остальные тоже как-то странно поблекли и уменьшились. Кожа сделалась практически чистой. Рубаха похрустывала, будто накрахмаленная. Я вернул ее на место и хотел, было, протянув руку, сдвинуть в сторону синеватую в слабом ночном освещении тюль. Не может быть, чтобы ночью за этим окном никого не было – и плевать, что никакой опасности я не чувствовал. Наверное, это уже выработанный годами рефлекс.
Что-то удержало руку, я резко обернулся и обнаружил, что плечо чуть повыше сгиба обхватывает мягкий, тускло поблескивающий браслет, и от браслета тянется тоненькая трубочка, словно у капельницы, к стоящему на тумбочке, утробно урчащему агрегату в корпусе из белого пластика. Я философски решил не дергаться. Только на всякий случай коснулся лица. Так и есть – ожогов не было и в помине.
Так, где это я, интересно?..
Скрипнула дверь, являя молоденькую стройную девку, одетую в белый халат. В руках у нее была стопка каких-то документов, на голове косынка. Она остановилась на пороге, тихонько прикрыв за собой дверь, и протянула руку к выключателю. Ну, электрический свет – это еще куда ни шло...
— Доброе утро! Пора вставать.
Этот голос я узнал бы из тысячи.
Пока я размышлял, бред это или галлюцинация, девица подошла совсем близко, и сделалось видно ее лицо.
