Александр Шлёнский - Рыбалка в Пронькино (СИ)
— Ну дед Шалфей, ну кудесник, я ебу! — молитвенно произнёс Васька и восторженно клацнул клешнёй.
— My, my! — проскрипело привидение, в упор уставившись на Дуэйна и изобразив шутовское удивление при помощи широко расставленных рук и вихляющей задницы. — How dah I know dis cat! Whassup, my nigga[7]?
— God almighty!.. Nah, you can't be my daddy, he's fucking dead! — Дуэйн изо всей силы потёр рукой затылок, ошарашенно озираясь. — Who are you? What the fuck do you want from me?
— Nahtin», just wanna talk to ya… Somebo'ey aks me to come here and have a little chit-chat wid ya. Dah ya mahnd? — резкие морщины собрались вопросительной кучкой на высушеном как тарань негритянском лице, обсыпанном старческой гречкой и поросшем ослепительно белой на фоне чёрной кожи, длинной неровной щетиной.
— Who the hell are you?
— Hello, Punkin! — ухмыльнулось привидение. — Who da ya tink I eez? Dah anybody eise ever call ya dis li'l name?
— Holy shit! Daddy? — голос Дуэйна на мгновение пересёкся. — You're supposed to be dead and lie quietly in your grave! And look at ya, waking and talking! No, you're not my father! Who the fuck are you really?
— Cool down, Punkin! Whah don't ya aks me where from I eez?
— Okay then! Tell me, where the hell are you from?
— I eez from LA, my nigga. Ya gotta rememba who ya do and weah ya put dam!
— Oops! My daddy lived in Pensacola, Florida, all his fucking miserable life. That's where I shot him in the head and buried him after he raped my little sister.
— Gotcha, nigga! — привидение радостно захлопало костлявыми ладонями и беззубо осклабилось. Dat' right, Punkin! I eez from Pensacola. You shot me an' buried me in Pensacola an' go ta prison for killin' ye daddy and rapin' ye sista. But Pensacola ain' t Florida. It's LA! Lower Alabama!
— Lower Alabama my ass! You fuckin' ruined Adelle's life! You ruined my life, too!
— Nah, Punkin. I save Adelle life an' ev'rybo'ee life in dis fam'ly. Ya rememba ten grand I owe Fat Bubba for dat dope? Ah, well… Fat Bubba eez a very dangerous nigga. He did not want dat dope back, he want da money, ah' teya! He put a gun to mah head an' say he do Adelle or he shoot ev' ryone in da house. He tei me hold Adelle wen he do her. He do Adelle and den he gone. Then ye come and see me hold Adelle covered wid blood. You tink dat I do her and you shoot me in da face. An' dat's cool wid me, Punkin, cuz wen I dead I owe Fat Bubba nahtin».
— I know, daddy. I got a message thru the prison wire about Fat Bubba and what he did. The fucking nigger was bragging about Adelle everywhere! The next day after I got released from Pontiac and arrived to Pensacola I found Fat Bubba and had a little chi-chat with him in Redoubt Bayou. We talked for a couple of minutes and then I left and he remained in the woods, hanging on a live oak. And still, daddy, you was holding our little Adelle when this bastard was raping her.
— Ye right! An' den ye shot da wrong nigga. But its fine, Punkin! I eez dead an' I cool wid dat. — тут престарелый чернокожий оборванец неожиданно скорчил озабоченную рожу.
— I wanna tei ya sometin, Punkin! Ye gotta bee dead very soon too — even more dead dan me — if ye walk into dat lake. Very bad folks is waitin' for ye dere. Stay away from dem nigga and watch ya six. Ya dig?
— I know, daddy. That fish is real ugly.
— It ain't fish who's gonna get ya, Punkin! It a very bad man. Fat Bubba is waitin' for ya in dat lake. He has a score wid ya an' he'd love to set dat score. I gotta go now. Adios, my nigga! Watch ya back!
Старик выдохнул громадный клуб дыма, окутавший всё его лицо. Когда дым рассеялся, Дуэйн, открывший рот, чтобы что-то спросить или сказать напоследок, открыл его ещё шире и не сказал ни слова. Дед Шалфей стоял на том самом месте, мерно посапывая трубкой.
— Fuck me! — удивлённо-задумчиво произнёс Дуэйн, заглядывая на всякий случай за спину престарелого оборотня.
— Fuck you. — дипломатично согласился Иван Макарович, вынул вишнёвую трубку изо рта, побаюкал её в ладонях и осторожно спрятал в обвисший боковой карман ветхого пиджака.
— Поди-ка сюда, шпион американский. — поманил бывший агроном Дуэйна в угол двора. Там стояла допотопная чугунная печь на лафете из толстых труб с отогнутым вверх передом. Чугунная дверь топки была снята с петель и стояла рядом, прислонившись к полусгнившему забору. Иван Макарович кивнул на Дуэйну на дверь:
— Прибери это к себе в телегу. К озеру подойдёшь — сразу вынимай и держи наготове. Это тебе от меня и от бати твоего покойника ценный подарок.
Дуэйн недоумённо хмыкнул, но всё же уложил тяжёлую дверь на повозку, и после недолгого прощания группа выдвинулась через густой лес на озеро.
Дорогу к озеру рыболовы-экстремалы преодолевали молча. Единственным исключением был Дуэйн, который периодически хлопал себя громадной ладонью по лбу, неизменно сопровождая этот жест восклицанием «Fuck me!», после чего продолжал подталкивать повозку.
Полуденное солнце с трудом пробивалось сквозь неровную чащу, изредка ярко выстреливая в глаза колючими лучами через прогалы между кронами деревьев. Охваченный радиацией лес всё кому-то жаловался, звенел, то тоненько по-комариному, то по-шмелиному, басом. Кряжистое узловатое дерево по левую сторону дороги громко натужно стрельнуло, со звуком лопающейся рояльной струны, и вслед за тем ворчливо охнуло как столетний дед от неожиданного прострела в костях.
У края дороги примостилось колючее, в человеческий рост, бочкообразное чудовище с ещё более колючими руками-ветками. Толян мог бы поклясться что это самый настоящий кактус, которому следовало бы расти где-нибудь в Аризоне или в Техасе, но никак не в среднерусском лесу, который они в данный момент пересекали, выдвигаясь к озеру.
Волынино озеро, как и окружавший его с трёх сторон Ухмылинский лес, пользовалось дурной славой за многие года до того как в нём поселилась непонятная нечисть, твёрдо вознамерившаяся подобрать под себя всю окрестную живность, включая и людишек, и дать им своё собственное разумение жизни взамен привычного.
Старожилы баяли, а им до того баяли деды, что жил некогда у озера в глухой чащобе нехороший мутный мужик звавшийся по метрике Евсей Ухмылин, а по прозвищу Нечистый дух. Служил он лесничим у местного помещика. Слухи шли от людей бывалых и бесстрашных, что знался лесничий с самим Чёртом, а может и ещё с кем похуже. Стерёг Евсей Ухмылин помещичий лес, стрелял к барскому столу бекасов и куропаток, сурово наказывал местных мужиков за потраву, когда лошадь с телегой отберёт, а кого бывало и застрелит в чаще да и прислонит спиной к берёзе. Ещё и цигарку с лесным мохом запалит и даст в руку покойнику. Сидит под деревом мужик, вроде как покурить присел, а подойдёшь, поближе глянешь — ему уж вороньё глаза выело.
Долго ли коротко ли, а жил тогда в Агаркове, а может и в самом Пронькино, один охотник, каким его именем нарекли, то запамятовалось, а по прозвищу Волына. Сильно осерчал тот охотник на лесничего за своего отца, которого он однажды вот так под деревом нашёл. Много дней выслеживал Волына лесника, но тот словно сгинул. Решил охотник уже домой идти, дело к ночи было, а на болоте не заночуешь. Пар с болота поднимается, густеет на глазах, стелется туманом, деревья сквозь наползающее марево сучья корявые вверх тянут, словно небо в клочья разодрать хотят, и подросшая луна вороха тумана дурными пятнами желтит. И тут слышит охотник совсем близко от себя — хлюп да хлюп! Сзади. И рукой его этак по плечику — торк!
Обернулся тут Волына, а лесник вот он стоит у него за спиной и в рыжую свою бороду посмеивается. Сунул охотник руку за голенище, нож засапожный нащупал, да вынуть не успел — пропал вдруг туман, и прямо у него на глазах в ярком лунном свете выросла у лесника шерсть косматая как у волка, рога коровьи, копыта и хвост с аршин длиной.
Обомлел тут конечно охотник, а лесничий как заржёт на весь лес, и серный дым изо рта струями пущает. Ты, говорит, Волына, больше за мной не ходи, а не то заберу тебя к себе в болото, и станет тебе томно. И с теми словами с размаху — нырь в самую трясину, как лягуха, головой вниз, только брызги и засверкали при лунном свете.
С той поры никто лесника больше не видел, а только люди как учали пропадать много лет назад, так и пропадают в окрестностях озера по сей день. А охотник Волына потом пять лет обходил тот лес десятой дорогой, пока однажды не пропал без следа. Видать, забрал таки его Нечистый Дух к себе в болото.
За те несколько дней что пронькинские мужики не ездили на рыбалку за отсутствием взрывчатки, лесная дорога успела зарасти колючей ежевикой, папоротниковыми листьями, подорожником и ещё какой-то цеплючей узколистной дрянью с острыми шипами, которой названия никто не ведал. Ветви и сучья всё чаще хватали и цепляли путников, норовя хлестнуть по глазам. Толян вынул из-под брезента катану и пошёл впереди повозки, экономными движениями прорубая путь.
Наверху в причудливых переплетениях ветвей порхали птицы, малые и побольше, переговариваясь между собой, как и положено, по-птичьи. Одна птица, больше остальных, с тёмным оперением, прошуршав крыльями, уселась Машке на плечо, разинула зубастый клюв и заорала по-человечьи:
— Даааай жрррааать!
Машка разломила на четыре части американскую галету и выложила на ладонь.
Пернатая мутантка, по виду более всего походившая на огромную ворону, с хрустом съела подношение, благодарственно потрепала Машку клювом за мочку уха и громко потребовала хриплым голосом:
— Мяясаааа!
Дуэйн вынул из заднего кармана небольшую розовую пачку с надписью по английски, аккуратно раскрыл её и осведомился:
— Want some beef jerky?
Крылатая разбойница, взяв старт с Машкиного плеча и резко спикировав, вырвала пачку прямо из пальцев у оторопевшего представителя американской военной разведки и проорала на вполне сносном английском:
— Thank you, mister!
— You are welcome, little sister! — вежливо отозвался Дуэйн.
