Новый мир. Книга 3: Пробуждение (СИ) - Забудский Владимир

— Мы с ней познакомились ближе, Димитрис, и она оказалась совсем не такой, как казалось раньше. Я помню, как ты ругался с ней тогда, на «Высоте 4012». И я знаю, что ты не доверяешь журналистам. Но я уверен, что она бы понравилась тебе, если бы вы с ней хотя бы раз нормально поговорили…

— Ну уж нет, от этого меня избавь. Я вижу ее насквозь. Все, что ей нужно от тебя — выкачать информацию! — нервно забарабанив пальцами по дверному косяку, горячо возразил я. — Просто поверь моему опыту, парень. Не ведись на ее любезность. Не вздумай распускать при ней язык. Черт, да вообще, держись подальше от таких, как она! Ты и представить себе не можешь, какие проблемы ты можешь нажить на свою голову!

— Она познакомила меня кое с кем, — пропустив мои увещевания мимо ушей, продолжил парень. — И знаешь, что я тогда понял? Кое-что, чего я не осознавал, участвуя в наших собраниях.

— Что же?

— То, что мы изолируем себя от окружающих не только потому, что они чураются их. Мы и сами их боимся. Не доверяем им. Но на самом деле, кроме нас, есть и другие хорошие люди, которым не все равно. Люди, которые хотят помочь.

— Дай догадаюсь: ты говоришь о Гунвей.

— Да, Фи — как раз такая. И среди ее знакомых много таких. И Лаура, и другие, с кем она меня знакомила…

— Господи. А Лаура — это еще кто такая?! — устало прикрыв рукой лоб, обреченно спросил я.

— Лаура Фламини — известная правозащитница! — воодушевился Питер. — Она — настоящий боец. Не то что тот унылый крючкотворец, которого нанимает Чако, чтобы он защищал наших в судах. Не слыхал, как она выбила компенсацию мужчине, который стал инвалидом из-за пищевых добавок, производимых одной из корпораций? Или как она добилась приговора, которая издевалась над пятнадцатилетней девчонкой — заключенной, пока та не залезла в петлю? Об этом не услышишь в вечерних новостях. Но в Интернете есть информация. Почитай, если интересно. Лаура — молодец, каких мало…

— Питер, — я предупреждающе поводил из стороны в сторону указательным пальцем. — Ты нашел себе плохую компанию. Если хочешь мой совет — не связывайся с этими людьми. Все эти скандальные разоблачения и расследования, о которых они тебе рассказали — не более чем политический пиар и кулуарные интриги, устраиваемые в интересах политиков и олигархов. Эти люди — вовсе не такие хорошие и благородные, как пытаются показать.

— Я всегда так считал, Димитрис. Ты много раз говорил это. А я привык принимать твои слова на веру, не задумываясь. Но пообщавшись с ними, понял, почувствовал сердцем — это не так, не все они такие, — покачал головой Пит. — Во всяком случае, со многим, что они говорят, я в душе полностью согласен. В том числе и насчет войны.

— Это с чем же именно?

— С тем, что не все, кто воевал на нашей стороне — герои. И не все, что они делали, оправдывает победа. На наших глазах, а иногда и нашими руками, совершались самые настоящие преступления. Мы с тобой не виноваты в этом. Мы были всего лишь орудиями в руках других. Но мы же помним о том, что сделано! Это не дает нам спокойно спать по ночам. Но мы все же молчим. А преступники, виновные во всем этом, не просто свободны — они пользуются почетом, живут во дворцах!

— Питер…

— Как ты думаешь, где сейчас генерал Чхон, а?! — в сердцах выкрикнул парень. — Я тоже был в Новой Москве. Мне известно, что за ужас он там сотворил. А ты видел больше. В разы больше! И ты прекрасно знаешь, что этот человек — монстр, заслуживающий трибунала и позорной казни на площади!

— Замолчи, Питер! — рявкнул я, не совладав с собой.

Парень умолк, пораженный несвойственной мне реакцией. Я сделал глубокий вдох, чтобы побороть раздражение и продолжил говорить немного спокойнее:

— Ты ведь прекрасно знаешь, что не имеешь права говорить об этом. Ты, как и я, подписывал чертов контракт. Если не помнишь, что там написано — поройся в своем комме и перечитай еще раз. Хочешь, чтобы тебя обвинили в государственной измене из-за того, чтобы ты не в состоянии прикусить язык?

— Все эти оговорки в контрактах — чушь собачья, придуманная, чтобы запудрить нам мозги. Они просто запугали нас, вот и все, — к моему удивлению, упрямо возразил парень, для которого я обычно был в таких вопросах непререкаемым авторитетом.

«До чего же эта сука плотно поработала над ним!» — поразился я мысленно и ощутил, как мои зубы невольно сжимаются, едва я представил себе наглое острое личико этой стервищи-Гунвей.

— Никто из нас не обязан хранить грязные секреты этих подонков, которые неоднократно совершали преступления на наших глазах! — тем временем, продолжал распаляться Питер. — Что ты хочешь сказать?! Что спецслужбы с ними заодно? Конечно же, за одно. Ведь там сидят такие же, как Чхон, у них и самих рыльце в пушку. Но поверь — они запоют иначе, когда я вывалю их грязное белье пред всем белым светом!

Все это время я ждал, когда в речи Питера прогремит что-то страшное. И вот наконец я дождался. Похолодев, я спросил у него тихим голосом:

— Что ты намереваешься сделать?

— Я сказал, что я сделаю, Димитрис, — решительно посмотрев на меня, заявил бывший легионер. — Я выйду из тени и расскажу людям в прямом эфире обо всем, о чем другие молчат, засунув свой язык в задницу. В присутствии миллиона свидетелей попрошу Протектора, чтобы он разобрался, кто приказал отравить двадцать тысяч детей в Новой Москве «Зексом», по чьему приказу наших ребят заставляли принимать наркотики, и в других подобных делишках!

С каждым следующим словом парня кровь в моих жилах леденела. Больше, чем само заявление Питера, меня пугала решительность, которая читалась в его взгляде. Никогда еще я не видел этого робкого и тихого малого таким заряженным, как в тот момент.

— Питер, — тяжело вздохнув, молвил я. — Я хочу, чтобы ты успокоился и заново все обдумал. Серьёзные решения нельзя принимать, будучи взвинченным, как ты сейчас. Мы не должны говорить об этом. Но я все же нарушу это правило, и скажу тебе кое-что. Чувства, которые ты высказал, мне более чем знакомы. Когда я вышел из комы и вспомнил обо всем, что видел, я и сам был преисполнен гнева, и полон решимости восстановить справедливость. Но со временем я понял, что все сложнее, чем кажется.

— Для меня все просто, сэр, — вызывающе бросил Коллинз.

— Лишь для тебя. Но не для других людей. Думаешь, кому-то из обывателей нужна твоя правда? У них есть другая версия правды, с которой им комфортнее. Для того чтобы в обществе царили мир и спокойствие, из истории удаляют все лишнее, ее приукрашают, ретушируют, прикрывают постыдные места веселыми или героическими декорациями. Так было испокон веков. В конце концов, ты неглупый парень, Питер. И ты должен понимать, что понятие «истина» вообще очень относительно.

— Я не так образован, как ты, Димитрис, — признался парень, поерзав на месте. — Но я знаю, что хорошо, а что плохо. И у меня еще остался один глаз, которым я смотрю на окружающий мир. Этим глазом, и вторым, который остался в Гималаях, я видел очень много плохого. Я точно знаю, кто в этом виноват. Так зачем придумывать лишние сущности?

— Мы с тобой — граждане огромного государства, Питер. Это государство — сложный социальный организм. Сотни миллионов людей живут в совместном информационном пространстве. Любые информационные сигналы, появляющиеся в этом пространстве, влекут далеко идущие и порой непредсказуемые последствия. Это — не игрушки.

— А как насчет свободы слова и демократии?

— В Содружестве никогда не было абсолютной свободы слова. Власти имеют легальные рычаги влияния на все, что происходит в информационном пространстве. Люди, которые были умнее нас, посчитали, что лишь контроль может помочь направить общество на правильный путь развития и избежать повторения ситуации, которая повергла нашу планету в пучину войны. Я не пытаюсь анализировать это решение, или тем более оспаривать его. В этом нет никакого смысла. Я — всего лишь маленькая клеточка в общественном организме. Я могу жить по законам этого организма. Или он просто отторгнет меня. Мне в свое время тоже нелегко было принять эту истину. Но я свыкся с ней. С возрастом это станет проще.