Барышня ищет работу - Салма Кальк
Во-первых, подготовить теоретически. И у меня потихоньку начинала пухнуть голова от того, сколько всякого дивного, оказывается, водится в этом мире. Впрочем, а с чего я вдруг уверена, что в моём домашнем мире ничего подобного нет? Скорее всего — есть, тоже есть. Просто, ну, не так много, потому что сожрали бы всех людей давно, некромантов-то точно нет. Или я не встречала ни одного.
Здесь же мир был населён множеством посмертных сущностей, и большинство из них жрали людей только в путь. И послушав лекции Конева и старшего Пуговкина, а ещё — припомнив свою знаменательную ночь в доме Софьи Людвиговны, я понимала, как мне повезло, что я внезапно оказалась некромантом. Иначе сожрали бы и меня, охнуть бы не успела. А так — мне показали, как вообще в этом мире бывает.
В том числе и то, что маги тоже могут жрать себе подобных, не только нежить. Но это уже не маги, это те самые тёмные твари, которых непросто уничтожить, но они редко встречаются.
Наверное, Софья Людвиговна не слушала лекции о долге магов перед миром, а нам здесь их читали в избытке, и почти все профессора нет-нет, да и вворачивали какой-то такой пассаж. Маги могут намного больше, чем не-маги, поэтому — с них больше спросится. Маги могут повелевать погодой, унимать пожары, выращивать растения, приказывать животным. Маги могут подчинять себе людей. Маги должны постоянно помнить о том, что от них зависит, каким будет этот мир. И где не справятся обычные люди, там справятся они. Должны справиться, вариантов нет.
Этот мир казался мне немного проще и комфортнее моего потому, что магия решала часть бытовых проблем. Лично мне бытовые воздействия давались туго, но без них — мыться холодной водой, если приходишь в ночи с полевой практики. А с ними — пожалуйте в магический душ, Ольга Дмитриевна, и юбка ваша чистая, и ботинки, и всё прочее тоже.
Кстати, сапоги мне сшили. Высокие, чуть за колено, сверху можно подшнуровать, чтобы по ноге были, и брюки заправить. Вариант галифе мне был совсем не по душе, мои брюки были с широкими штанинами и надевались поверх сапог, но нужно сшить и ещё одни, поуже, и заправлять. В сапоги можно было положить толстую стельку, что я и сделала, и заколдовать их от сырости, это сделала моя горничная Анюта, владевшая как раз бытовой магией. Дальше нужно было озаботиться удобной курткой, может быть — ещё и жилеткой с карманами. Постепенно сделаю, в общем. Тут говорят, у меня всё лето займёт практика, вот и сгодится.
А пока я слушала о видах, форме и общем разнообразии нежити, и подумывала — да какая же, вам, голубчики, революция и мировая война! У вас и так тут не очень-то, а с массовыми жертвами будет совсем, говоря домашними словами, капец, трындец и полный песец. Кстати, нескладный князь Юрьев оказался оборотнем-песцом. И в зверином обличье выглядел весьма полненьким, и утверждал, что с нежитью ему проще как раз зверем. Но все преподаватели хором говорили — нет, голубчик, вам нужно научиться и так, и так.
Так вот, мне было странно — неужели маги не понимают и не чешутся? А потом дошло. Как раз понимают, потому безголовых студентов-магов и строят, чтобы близко не подходили к революционным кружкам. Потому что мир и без несознательных магов сам по себе не подарок.
Я довольно долго решалась, а потом спросила старшего Пуговкина.
— Можно ли поговорить, Афанасий Александрович?
— Конечно, Оленька, пойдём в кабинет.
Дело было после ужина, у меня оставалось ещё немного времени до полевой практики. В кабинете я села и в лоб спросила:
— Скажите, студентов-магов наказывают за революционные идеи потому, что если они туда подадутся, то у прочих совсем надежды не останется?
Пуговкин молчал, смотрел на меня.
— Верно, Оленька. Не останется.
— Понимаете, у меня… в моём мире была сначала мировая война, затем революция, а затем гражданская война. Я о тех временах только в книгах читала и из истории знаю, и в этом нет ничего хорошего. Если здесь так случится, ничего не останется. Градус непримиримости и ненависти слишком высок. Все убитые переродятся в нежить и сожрут всех уцелевших.
Афанасий Александрович снова молчал, смотрел то на меня, то мимо.
— Вот, ты понимаешь. Но у тебя другой опыт, потому понимаешь. А наши юные оболтусы — нет, сколько им ни говори. Запретный плод, как известно, вдвое слаще того, что на тарелке. Даже если на тарелке сладкое яблоко, а запрещают кривую немытую морковку.
— Если бы я могла, я бы сказала. Но не скажу, потому что не поверят. Понимаете, я ж случайно попала на такой кружок, едва спаслись от полиции. Понимаю, почему это привлекательно. Но… если запретить, не сработает.
— Если бы не спаслись, пришлось бы отчислить вас обеих, — сурово сказал Пуговкин.
Нас обеих? Он знает?
Ну да, знает. Потому что это важно. И ему нужно понимать, что у меня в голове, а вдруг я как раз готова сочувствовать им всем потому, что нездешняя? И не соображаю? А я вот как раз соображаю, и как раз потому, что нездешняя.
— Это вышло случайно. И я думаю, что больше не повторится.
— Будь осторожнее, Оленька. И товарищей тоже придержи, где сможешь, хотя бы Марьяну.
— Постараюсь. Теперь она тоже кое-что видела.
Афанасий Александрович снова смотрел на меня, и что-то новое было в его взгляде. Порадовался, что я сама рассказала? Вот так. И Авенир, значит, тоже рассказал? Не мог не рассказать? Не счёл нужным промолчать? Зовёт замуж, но не доверяет?
Вот уж вопросы моего замужества я с Пуговкиными обсуждать не буду. Мне на руку, что замуж только после диплома. Вот ближе к делу и поглядим.
А пока я получила из мастерской кожаную куртку — отличную, не маркую, из хорошо выделанной кожи. И жилетку с карманами. А сама сшила пару рубашек — простых, без наворотов, чтобы носить на практику.
И крепко задумалась о том, чтобы обстричь волосы.
Женщины здесь уже стриглись, но — только те, кто рисковал прослыть оригиналками. С другой стороны, маги-некроманты все не слишком обычные, и может быть, мне уже нечего терять? А ухаживать за короткими волосами будет проще. Ладно, погляжу, что и как дальше будет с практикой.
А практика по уничтожению древней нежити у нас потихоньку началась. И снова выходили по двое-трое-четверо, кто-то обязательно был в
