Нерушимый-10 - Денис Ратманов
Если бы обладал суггестией, я велел бы ей себя забыть. Наверное, это было бы гуманнее.
— Ты меня простишь? — шепнула она.
— Давно простил. И не злись на Дарину, она ни при чем, ты сама все разрушила. Ты считаешь, что достойнее… В общем, она не заслуживает такого отношения.
— Знаю, что сама, — сказала она, отстраняясь.
Посмотрела странно… Так, словно обнимала взглядом, прощаясь. Глянула на часы.
— Все, время вышло. Прощай, Саша.
Я взял ее за плечи и встряхнул.
— Пообещай, что будешь счастлива.
Она мотнула головой.
— Не могу. Ты — лучшее, что было, а я… сама…
Ее рот искривился, как у обиженной девочки, и, ссутулившись, она поковыляла прочь.
Захотелось в душ, чтобы смыть чужие желания, кислотой разъедающие душу. А еще — обнять Рину, зарыться лицом в ее волосы, которые теперь такие же длинные, как у Лизы.
Когда я вернулся в «Че», Сан Саныч с кружкой пива поздравлял меня, Микроба и Сэма, отлично себя проявивших в сборной, и выражал надежду, что так же красиво сыграет «Титан» на Лиге Европы, напомнил, что первая игра у нас семнадцатого июля, здесь, с «Рейнджерс», и нам нужно взять реванш.
* * *
Через час я был в палате жены. Для меня застелили пустующую кровать, пришлось ютиться на ней, пусть и безумно хотелось переползти к Рине и обнять ее. Но за нами следили, сотрудникам такое показалось бы безумием, и меня отселили бы. Рина пообещала, что, когда выпишется, навестит Мику, если, конечно, он выживет, и попытается его полечить — чтобы у него не образовалось спаек, раны быстро зажили, и он вернулся в футбол. Попросила не ревновать, потому что у него к ней могут проснуться чувства.
Среди ночи Леонид два раза просыпался. Как мне было велено, я вместо санитарки поднимал его и клал рядом с Риной, которой нельзя поднимать тяжелое, чтобы она его покормила.
На следующий день пришла тёща, при виде меня ее перекосило, но вела она себя сдержанно, пообещала послезавтра, когда Рину выпишут, освободить нашу квартиру. Она больше не ставила цели разлучить нас.
Все было прекрасно, кроме одного: Мика так и не вышел из комы. И на следующий день не вышел. А значит, придется просить Тирликаса, чтобы он пустил к нему Рину. Вот только какой найти предлог? Только одно на ум приходило: услышав голос девушки, которую когда-то любил, он вдруг воспрянет. Способности Рины я планировал скрывать до последнего, ведь неизвестно, с какими трудностями придется столкнуться самородкам. Может, в конце концов нас просто сгонят в резервации на каком-нибудь острове или попросту перестреляют.
Глава 37
Родители
Мы с Микробом сидели в кафе недалеко от нашего дома. Федор, потягивающий молочный коктейль через трубочку, догадывался, что я позвал его сюда не просто так, чувствовал подвох, ерзал и оглядывался.
— Ты мне проституток подарить собрался, что ли? — проговорил он. — Так поздно, у меня с Олей все вроде нормально. В кои то веки. Хотя и в прошлый раз вроде нормально было. — Дальше он пропел: — И если боль твоя стихает, значит, будет новая беда-а.
— Да брось, Оля без ума от тебя, — утешил его я.
Лицо Федора сделалось хитрым и довольным-предовольным. Как он воспримет грядущую встречу с матерью? Я украдкой посмотрел на часы, подаренные Горским. Она должна прийти сюда через четыре минуты. Хотелось надеяться, что скандала не будет, и друга я не потеряю — кто знает, какие тараканы водятся в его голове.
Мне повезло, с мамой у меня в прошлой жизни сложились отличные отношения. Баловать меня ей было нечем, но того, что называется модным словом поддержка, хватило бы на двоих.
Осознание того, что в этом мире она жива, давало силы. Правда, иногда хотелось сорваться к ней, поговорить, поделиться успехами, съесть ее фирменные блинчики и гороховый суп с копченостями. Но здесь я ей никто, у нее есть сын, и внуков она дождалась. Но все-таки это моя мама, потому я заказал ей подарки и отправил курьером. Она обожала шведский миндальный торт, и в той жизни у нее никогда не было шубы. В этой реальности, наверное, шубу она себе купила, но вряд ли — такую, как выбрал ей я: из чернобурки, в пол, сорок четвертого размера, стоит целое состояние. В комплекте — меховая шапка, сапоги на низком ходу с опушкой.
В это самое время ей должны доставить подарок с подписью «Дорогой мамочке от сына». Чтобы не тревожиться о том, как с родительницей встретится Микроб, я представлял маму, открывающую коробку. Из-за болезни она двигается неуверенно, к коробке относится настороженно, но, увидев мой почерк, оттаивает, открывает ее, широко распахивает глаза, улыбается… Потом она непременно позвонит Звягинцеву и отругает его — не стоило, мол, тратиться. Естественно, мой двойник будет отрицать, что это его подарок. А сейчас мама примеряет шубу, крутится перед зеркалом и от радости молодеет на десяток лет.
В кафе я сидел лицом ко входу, приметил мать Микроба — маленькую блондинку, которой на вид было не больше тридцати. Женщина осмотрела помещение, увидела меня и сложила руки лодочкой на груди, я едва заметно кивнул и сказал Микробу:
— Знаешь, чего мне не хватает?
Он пожал плечами.
— Крыльев? Космической яхты? У нас все есть, даже… ну, ты понял.
— Родителей, — ответил я на свой вопрос.
Федор сморщил нос.
— Твоя мать тебя бросила! Как мусор выкинула. И тебе ее не хватает?
— Я пытался ее найти и не смог. Знаешь, родители — это такой заслон, стена. Пока они живы, хоть какие, есть иллюзия защищенности, кто-то словно прикрывает спину. А если их нет, ты один на один с целым миром.
Мать Микроба стояла, ожидая моего сигнала.
— Твои хоть не вредили тебе. А меня ломали всю жизнь и тоже выбросили. — Он обиженно засопел.
— И в результате? — вкрадчиво спросил я и сам же ответил: — Ты знаменит и уважаем, о тебе даже за границей пишут!
— Но хотели-то не этого. Хотели просто от меня избавиться.
— Люди меняются, — проговорил я. — Вдруг твоя мать искренне раскаялась?
— Угу, как я стал более-менее известным, так вспомнила обо мне, — проворчал он, заподозрил неладное, заозирался, и я кивнул его матери, чтобы подходила.
Она проделала полпути прежде, чем Микроб ее заметил.
