Барышня ищет работу - Салма Кальк
Ладно, была — не была. Если не понравится — сбежим тенями.
25. Мы идем на собрание
25. Мы идём на собрание
Письмоводитель Петя звался Петром Яковлевичем, сообщил, что служит в «Товариществе братьев Мокроусовых», московское представительство известного угледобывающего синдиката. Правда, один ботинок у него чутка просил каши, и на перчатке я приметила дырку, ну да с кем не бывает, наверное? Марьяна тоже оглядела Лидочкиного кавалера цепким взглядом купеческой дочери, и, я думаю, не упустила ничего. Мимолётно поджала губы. Не удивлюсь, если потом выскажется. Ладно, обсудим.
Пока же довольная Лидочка рекомендовала нас с Марьяной, как приезжих студенток, пыталась дать Пете свёрток — «там пирожки, покушайте, милый друг», Петя пытался отнекиваться, правда, свёрток-то за пазуху припрятал. И мы двинулись куда-то, где собирался тот самый кружок, обсуждающий какие-то книги.
Червячок сомнения поселился внутри у меня и подгрызал — потому что ну какие там книги можно обсуждать в кружке? Явно же те самые. Ладно, если что — сбегу и Марьяну вытащу. Про Лидочку подумаю. Петя пусть сам спасается.
Дом снова оказался деревянным и двухэтажным. На расспросы Петя не смог ответить — ни кому тот дом принадлежит, ни кого именно они там встретят. Он лично навещает там Гришку Андрюшина, Григория Ильича, тот земляк его и давний знакомец, студент университета, юридического факультета, и очень разносторонних интересов человек — интересуется тем, как государство наше устроено, и как сделать, чтобы было устроено лучше. И друзья по университету у него такие же.
Что ж, пойдём и посмотрим, кто таков этот Гришка Андрюшин. Проживал он в отдельном флигеле, похожем на тот, где уже два с лишком месяца живу я. Дверь оказалась открыта, мы вошли в небольшие сени, стряхнули с обуви снег и грязь, и прямо так прошли внутрь, откуда доносились голоса.
В большой комнате центральное место занимал стол, над ним висела лампа — ага, а лампа-то вроде керосиновой, ни разу не магическая! Я видела такие в Сибирске, в домах, где не было магов, и куда ходила с визитами Софья Людвиговна. Стол выглядел не слишком чистым, на нём громоздились книги, скатерти не предполагалось, зато на расстеленной газете нарезанный хлеб, солёные огурцы и квашеная капуста в тарелках, баранки, пирожки какие-то. Вокруг стола стулья, у стены шкаф с книгами. И бок большой печи в стене — наверное, сделано так, чтоб греть и эту комнату, и соседнюю. Впрочем, сейчас печь была холодна — видимо, не топили. И люди в комнате не снимали верхней одежды — разве что распахивали, или если и снимали, то складывали тут же на спинку стула. Я, если честно, побоялась даже сумку свою из рук выпустить — мало ли? Повесила на локоть, так не потеряется. Марьяна, глядя на меня, сделала так же.
Печь не топится, но распахнута форточка на улицу — потому что накурили, гады такие, хоть топор вешай.
Маги не курят, говорят, это как-то нехорошо действует на магическое чутьё и тормозит выполнение отдельных операций. Время от времени Афанасий Александрович ловит за этим делом кого-нибудь из парней, последним оказался Коля Малинин пару дней назад. Был оттаскан за ухо без всякой жалости прямо на крыльце академического корпуса при всём честном народе под смешки старшекурсников. И с приговором — мол, я предупреждал, жалеть не буду, терпи теперь, раз не слушаешь. Коля терпел — а что ему еще оставалось?
Так вот, здесь магов не было. Ни одного. Мы с Марьяной переглянулись…
— Молчим, где учимся, — тихо сказала я. — Мало ли.
Она истово закивала. Ещё бы Лидочку как-нибудь заколдовать, чтоб не брякнула лишнего, но вот не подумала я, не подумала.
Я огляделась — кто вообще у нас тут есть? Десяток парней и три девушки. Ну как, самому старшему к тридцати, наверное, мужик холёный и вальяжный, сюртук, жилетка, цепочка от часов. Курит трубку. У остальных что-то попроще, и дымят, паразиты, так, что не продохнуть. Даже девушка одна тоже с папироской. Ой, не одна.
Я увидела на стуле у противоположной стенки девицу моих, наверное, лет. Светлые волосы острижены до плеч — вроде каре, одета в брюки, в ушах серьги, на блузке брошь с камеей, на пальцах кольца. В руке перламутровый мундштук, надо же, и уже из него что-то дымится.
Так, ещё чуть-чуть, и я закашляюсь и сбегу. Выскочила в сени, продышалась немного.
— Оля, защита, обычная лёгкая защита спасает, — зашептала мне выскочившая за мной Марьяна.
— Спасибо, — я вдохнула морозный воздух с улицы и накрыла себя защитой — самой простенькой, надеюсь, получилось, а не как на практике, когда всё в эту защиту, и ноги не держат.
Мы вернулись, и тут уже нас заметили и принялись расспрашивать — кто таковы да зачем пришли.
— Учимся мы, — улыбнулась Марьяна, — вот, с Лидой пришли, Петя зазвал. Сказал, что тут у вас страсть как интересно. — Я Марьяна, это Ольга.
— Курсистки? — переспросил франт с мундштуком.
— Курсистки, — улыбнулась я, глядя прямо на него.
Сработало, отстал. Пристали другие — а кто таковы, москвички или ещё откуда. Марьяна отмахнулась — а, с Лидой в соседях. А я глянула прямо на расспрашивающего лохматого парня и ответила:
— Сирота, из Сибирска.
Почему-то парень оживился. Сказал, что зовут его Григорий, он изучает юриспруденцию и желает стать адвокатом, потому что это нужное занятие — защищать тех, кто оказывается бессилен перед лицом царского правосудия. Я же только улыбалась и кивала.
Дальше ели, пили — в основном чай, но некоторые и что-то покрепче, кричали, что нужно кого-то послать в трактир на углу за пирогами, и даже кто-то пошёл. А потом франт с трубкой — его называли Франц Дитрихович — постучал своей трубкой по столу и строго спросил, все ли прочитали то, о чём уговаривались на прошлом собрании. Я сразу же навострила уши.
Оказалось, прочитать нужно было статью, которая нелегально распространялась из рук в руки — несколько потрёпанных листков, размноженных каким-то кустарным способом. И говорилось там о производительных силах и производственных отношениях, о том, что чему соответствует, и о том, что производят одни, а результатами их труда пользуются другие. Честно скажу, мне это и дома на уроках истории было скучно. Поэтому
