Охота на "Черный аист" (СИ) - Март Артём
— Ниче-ниче, Серега, — обернулся Фролов, — ты тоже тут будешь стоять! Уж я тогда развернусь!
— Голову! — Крикнул Симонов, разбежался и врезал по мячу.
Услышав звук удара, все парни Фролова скуксились, сжались, ожидая, кому же прилетит. Мяч пошел немного вкось и попал наводчику Смолняку чуть повыше задницы. Хлопнуло. Смольняк скривился буквой зю. Один из танкистов побежал за мячиком, который улетел куда-то в сторону опорника.
Симонов со своими грянули смехом.
— Ну давай, Игорек, — Вскинув подбородок, сказал Симонов, — твой черед.
Игорь Фистенко вышел вперед, ожидая мяча.
— Только ты в Женьку цель! В Женьку! — Подначивал его Сергей.
Мы впятером зашли на спланированную площадку, каменную от втоптанного гравия, которая обычно служила вертолетной, но сегодня на ней играли в футбол танкисты.
Когда мы появились на площадке, танкисты принялись недоуменно переглядываться. Даже те, что готовили свои задницы у стены, оборачивались к нам, чтобы посмотреть, в чем же дело.
— Ну, как игра идет? — Спросил я, глянув Симонову в глаза.
Лицо Симонова потемнело. Он едва заметно скривился, а потом бросил:
— Идет.
При этом сказал он это слово так, будто во рту у него был какой-то мерзкий привкус, от которого старший сержант поскорее хотел избавиться.
После нашей драки с Симоновым старший сержант как-то старался меня избегать. С остальными танкистами у меня были нормальные, вполне себе обычные отношения. А вот Симонов затаил на меня злобу.
Теперь он не решался цепляться ко мне в открытую, но всегда поглядывал с неприязнью. Очень часто, если мы встречались, я чувствовал на себя его колкие взгляды. Правда, я не обращал на Симонова никакого внимания. А еще замечал, что такое равнодушие с моей стороны его очень бесит.
— А мы вот, пока вы тут играете, перекрываем крышу на конюшне, — подбоченился я.
— Ага. Работа идет полным ходом, — поддакнул мне Нарыв. — Да только рук рабочих не хватает.
Нарыв окинул оба экипажа оценивающим взглядом. Добавил:
— А тут восемь лишних пар, как никак.
Я заметил, что некоторые танкисты смутились. Стали прятать от нас взгляды. Видно было, что им стало немного не по себе, когда погранцы с Шамабада выставили им такие претензии. А вот во взгляде Симонова — солдата, самого старшего по званию среди всех танкистов, если не брать во внимание старшину Лябуха, не было и намека на какую-то робость.
— Ну правильно, — пожал плечами Симонов, — работайте-работайте. А то над моей койкой до сих пор стекло в форточке все никак не поменяют после обстрела. Сквозит.
— Сам бы и поменял, — нахмурился Нарыв и даже сделал шаг вперед, к Симонову.
Я остановил Славу. Глянул в его глаза, в которых читалась явная раздражительность и даже злость. Тогда я просто едва заметно покачал головой: «Не надо, мол. Только все испортишь».
Слава Нарыв выдохнул, вернулся на место и стал по мое правое плечо.
— Ну слушай, Сережа, — начал я, вместо Нарыва, — раз уж тебя не устраивает дыра в твоей форточке, так и ночевал бы в танке.
Симинов помрачнел еще сильнее. На скулах его заиграли желваки. Видно было, что он хочет сказать мне что-то резкое, но опасается.
— Селихов, ты че от меня хочешь? — Вместо колкого ответа спросил он.
Я хмыкнул и обратился теперь не к нему лично, а к обоим экипажам.
— Пусть, вы на этой нашей заставе не навсегда, вы только приданы Шамабаду, но сейчас она и ваш дом тоже. А дом наш потрепало. Восстановить его надо. А вы только из-под палки на это готовые. Так не пойдет.
— Знаем, плавали, — отмахнулся Симонов, — мы такие речи от вашего начзаставы каждый раз слышим. Да только ему невдомек, что у нас другой круг ответственности. Танки — вот наша главная забота. Ведь вспомните, где б вы были, если б не наш танковый взвод?
Симонов развел руками, заозирался по сторонам, ища поддержки среди других танкистов. К слову, нашел он ее быстро:
— Да!
— Точно-точно!
— Не обессудьте, парни, нам танки надо обслуживать!
— Во-во, — покивал Симонов, — лично я. Я сам сегодня все утро в дерьме, в мазуте лазил. В масле. Лазил, что б вам, на вашем Шамабаде жилось поспокойнее. Чтобы если будет вам тяжко, то прийти на выручку. А если мы все, вместо наших прямых обязанностей, будем по гвоздям колотить, да в земле возиться, это ж что тогда будет? Танк же — он машина нежная. Как девушка. Много внимания к себе требует.
Симонов рассмеялся. Остальные танкисты подхватили его настроение, и их звонкий солдатский смех тоже разлетелся по округе.
— Так что, братцы, каждому свое, — проговорил Симонов, отсмеявшись, — вы у нас Границу сторожите, заставу содержите, а мы вам взамен подмогнем, если станет жарко. По мне, так это справедливо. Капитан Жуков, кстати, тоже так думает.
— Вот только мы так не думаем, — скрестил я руки на груди.
— Ну, могу вам только посочувствовать.
Симонов отвернулся, обратился к Игорю, перед которым уже поставили мяч:
— Ну, давай, Игорек, бей!
— Таран тоже не считает это справедливым, — проговорил я, когда Игорь хотел было уже врезать, но остановился.
Симонов глянул на меня с раздражительностью во взгляде, приподнял бровь.
— Он так и будет к вам цепляться, и вы это знаете, — продолжил я, — потому, предлагаю спор.
— Спор? — Удивился Симонов.
Танкисты принялись недоуменно переглядываться.
— Дружеский матч в футбол. Пять на пять. Два тайма по пятнадцать минут, — сказал я, — если вы победите, то Таран оставит вас в покое. Копошитесь в своих танках сколько влезет.
— О как, — Сережа Симонов ухмыльнулся, подбоченился. — Че? Прям сам Таран на такое согласен?
— Но если мы победим, — сказал я, проигнорировав его слова, — то будете вести заставское хозяйство наравне со всеми и не выпендриваться.
— И если проиграете, пусть только кто из вас попробует и дальше отлынивать, — не удержался разозлившийся Нарыв, — мы вас так чмырить будем, что никто из всего отряда с вами рядом и посрать не сядет. Так что соглашайтесь, пока Саша вам дает возможность все по справедливости решить.
Симонов задумчиво нахмурился, засопел. Потом неприятно усмехнулся.
— Ну-ну. А много ли среди вас футболистов, раз уж вы такие в себе уверенные? У меня вот, первый юношеский разряд по футболу. Женя! — Обратился он к Фролову, — а у тебя?
— Второй!
— Во! Кто еще в футбол играет, ребят? Поднимите-ка руки! — Стал озираться Симонов.
Еще пятеро из танкистов откликнулись, подняли руки.
— Ну че? — Кивнул Симонов, — не зассали с нами играть?
— А ты не зассал? — Я ухмыльнулся самой своей мерзкой ухмылкой, которую только мог изобразить, — потому что пока что такое чувство у меня, что из всех тут присутствующих ссышь именно ты. Поэтому и красуешься.
— Селихов, — Симонов самодовольно приподнял подбородок, — я не то что тебя одного, я вас троих обведу с ходу и даже не вспотею.
— Смотри, не вспотей оттого, что так шустро языком мелешь, — не повел я и бровью.
— Не веришь, — Симонов выпятил грудь, — ну не верь. Твое право. Все равно Жуков на такие глупости не пойдет, если уж нам придется в ущерб танкам горбатиться на заставе. Не потерпит такого наш Капитан.
— Таран пошел к нему договариваться, — сказал я.
— Он, наверное, уже в канцелярии сидит, с отворотом-поворотом от Жукова в зубах, — рассмеялся Симонов.
— Да? — Малюга тоже разозлился, — а ты глянь вон туда.
Гена кивнул назад. Симонов вытянул шею, чтобы посмотреть, что ж там происходит. Танкисты подобрались к нему поближе, чтобы тоже осведомиться. Даже экипаж Фрундина, торчавший у стены, покинул свое позорное место и подошел к остальным танкистом. Все дружно они уставились на офицеров, топавших к нам.
Таран с Жуковым, между тем, вышли из-за угла забора. О чем-то переговариваясь, потопали к площадке.
Симонов нахмурился.
— Отворот-поворот, говоришь? — Хмыкнул я ему.
Когда офицеры приблизились, Жуков тут же пошел к танкистам, заставил их встать в кружок. О чем-то заговорил.
