Время перемен - Владимир Владимирович Голубев
- Но Вахруша не единственный! – тем временем почти дерзко продолжил Ивайло.
- Да ну? И кто же ещё?
- Вот, ещё старший плотник Гагарин! Без него ничего бы не вышло, он, почитай, половину идей подал, да и резал все модели сам!
Мрачного вида худой мужик с пегой бородой просто пал ниц перед царём и не поднимался, даже когда его начали поднимать солдаты.
- Государь, он диковат, малограмотен, из простых крестьян, чуму пережил, семью потерял. Учиться ему стыдно и невместно, видите ли! Только мастер он великий, лучше и не бывает!
- Один живёт? – деловито поинтересовался Павел.
- Только дочка у него и есть…
- Хорошо… — царь что-то шептал на ухо секретарю.
Ивайло потом, будто со стороны видел, как Павел вешает ему орден Святого Иоанна, как медаль получает Вахрушка, как Пантелею Гагарину объявляют, что приданное его Анушке даёт сам государь.
Только когда царь собрался уходить, корабельщик прорвало:
- Слава! – хриплым срывающимся голосом закричал он, — Слава государю!
- Слава! – подхватили люди, стоя́щие вокруг, — Слава!
- Вам, ребятушки, слава! – проговорил Павел, и слеза покатилась по его щеке, — Слава!
[1] Измит (до 1337 г. Никомедия) – город-порт на северном побережье Мраморного моря, важный центр торговли и кораблестроения.
[2] Пруса (совр. Бурса) – крупный город на северо-западе Анатолии, первая столица Османского государства.
[3] Смирна (совр. Измир) – крупный город-порт в современной Турции на берегу Эгейского моря.
[4] Родос – один из крупнейших греческих островов в архипелаге Додеканес в Эгейском море в 37 км. от берегов Малой Азии.
[5] Икония (совр. Конья) – город в центральной Анатолии.
[6] Сангариус (совр. Сакарья) – река на северо-западе полуострова Малая Азия.
[7] Меандр (совр. Большой Мендерес) – река в западной части Малой Азии.
[8] Румелия – историческая провинция в европейской части Османской империи, иначе вся европейская часть её.
[9] Пелопоннес – полуостров в Греции, самая южная часть Балканского полуострова.
[10] Неофит VII – патриарх Константинопольский с 1789 по 1794 и с 1798 по 1801.
[11] Арнаут – православный албанец.
[12] Фредерик VI (1768–1839) – принц-регент Дании и Норвегии с 1784 по 1808, король Дании и Норвегии с 1808 по 1814, король Дании с 1814 г.
[13] Мария Луиза Жозефина Антониета Висента (1782–1824) – инфанта Испании, королева Этрурии, герцогиня Лукки.
[14] Фридрих-Людвиг Мекленбург-Шверинский (1778–1819) – наследный принц герцогства Мекленбург-Шверинг.
[15] Людвиг II Гессен-Дармштадский и Прирейнский (1777–1848) – великий герцог Гессенский и Прирейнский с 1830 г.
[16] Канди – государство в центральной части острова Шри-Ланка в XV–XIX вв.
Глава 14
Французские проблемы нарастали. Людовик и его окружение решило, что настало время действовать. К августу 1792 г. войска были сосредоточены вокруг Парижа. Излишне миролюбивый Неккер был окончательно удалён от власти, и во главе правительства стал известный своими крайними взглядами доверенный человек Марии-Антуанетты барон Бретейль[1], что тоже было воспринято парижанами как явный сигнал – король и его окружение готовят им кровавый сюрприз.
Город восстал – на площадях орали народные трибуны, призывая защитить столицу от прокля́тых немцев, на улицах строились баррикады. Гвардия и гарнизон встали на сторону бунтовщиков, возглавил войска пресловутый генерал Дюмурье, которого сам же король выпросил у русских, надеясь, предъявив того народу, снизить градус осуждения своей неудачной авантюры.
Теперь Людовик рвал на себе волосы, ибо именно этот генерал, вытащенный им самим из русского плена, обманул его доверие и сагитировал солдат выступить против власти монарха. Толпа и присоединившиеся к ней войска взяли Арсенал[2], Дом инвалидов[3] и Бастилию, освободив в последней несколько десятков заключённых, но главное – получив в свои руки значительное количество оружия и боеприпасов, хранившееся там. Париж поддержали большинство городов Франции, сформировав местное ополчение и отказавшись подчиняться воле короля.
Ситуация резко усложнилась, теперь силы мятежников значительно превосходили армию роялистов, и подготовленное наступление на Париж стало бесперспективным. Король впал в чёрную меланхолию, а его супруга, напротив, в истерию. Напрасно барон Бретейль, военный министр Брольи[4], братья и кузены Людовика умоляли его отступить с верными частями к войскам де Буйе[5], стоявшим в Лотарингии, и уже с большой армией привести столицу королевства к покорности. Французский суверен не хотел крови, боялся начать гражданскую войну.
Потомок Генриха Наваррского[6], он решил, как его великий предок, своей волей и добротой примирить общество. Король направился в Париж, явился в Учредительное Собрание, признал его власть и объявил, что отзывает все войска из окрестностей Парижа. Наступил период всеобщего ликования, Людовик даже подумал, что у него получилось успокоить народ. Но не тут-то было.
В Париже, а затем и в крупных городах начались погромы и убийства, сперва прославившихся лихоимством чиновников, потом иных вельмож, а, в конце концов, и всех сторонников монарха. Большинство аристократов, включая всех родственников короля сбежало из Версаля, не дожидаясь развития событий. Люди военные и решительные присоединились к армии де Буйе, а изнеженные сибариты во главе с братом короля графом д’Артуа отправились к новоявленному императору Священной Римской империи, чтобы уговорить его начать интервенцию.
Леопольду совершенно не нравилась идея влезать в новую войну, не разобравшись с проблемами внутри даже своего личного владения, не говоря уже обо всей империи. Человек он был весьма миролюбивый, отлично умевший выстраивать политические комбинации и рассчитывавший на длительный мир для реализации своих далекоидущих планов. Начинать вторжение во Францию он решительно не желал, но и просто отказать такой своре самых родовитых людей мира он не мог.
Император затеял конференцию стран Европы для определения общей позиции по данному вопросу. Местом проведения собрания стал город Ингольштадт[7], где через три дня была принята декларация, составленная в весьма миролюбивом тоне, в которой общими словами звучал призыв к миру в королевстве Франция и недопустимости революционных изменений. Граф д’Артуа и его соратники были крайне недовольны, обижены, но эффект от этой встречи оказался весьма неожиданным.
Что уж послужило причиной – откровенная давняя нелюбовь между французами и немцами, уверенность самих аристократов в том, что вторжение непременно состоится, которым они заразили своих сторонников, кипящие в Париже эмоции или же, заключённый там же, в Ингольштадте, союз между Австрией, Пруссией, Швецией, Великобританией и Ганновером – определить было уже нельзя. Париж просто взорвался – все были уверенны, что
