Скопа Московская (СИ) - Сапожников Борис Владимирович
Крымчаки воюют когда захотят и за кого захотят, купить их богатыми дарами нельзя. Хотя попытаться можно, и нужно. Подарки любят все.
— Воевать — повоюй, — покачал головой Джанибек, — но крови много не лей. Всё одно с литвой и ляхами и урусами нам ещё придётся подраться и не раз, так что лучше теперь им кровь пустить, когда они друг с другом дерутся. Заодно и ясырей[1] может хороших возьмёшь. Я слыхал шустрый бей Скопин едва не пленил ляшского короля, так может тебе это удастся. Такой ясырь любую кровь окупит.
Кроме его собственной, так подумал в тот момент Кан-Темир, также думал он и сейчас. Не выйдет большой драки с ляхами да урусами. Джанибек не ради этого и не за поминки царские подался в эти земли. Он сидит здесь с сильным войском, ждёт когда Аллах приберёт его приёмного отца Селямет-Герая. Вот тогда-то и начнётся настоящая война, но не здесь, в холодных землях урусов, но в жарком Крыму среди его камней и песка, а может и в самом цветущем Бахчисарае. Идти к реке, указанной урусским беем Иваном, Джанибек, конечно же, не собирался, послав вперёд Кан-Темира лишь для вида. И это заставляло мурзу злиться ещё сильнее, срывая злость на рабах и том же бее Иване, несмотря на наказ Джанибека быть с ним ласковым. Уж каким-каким, а ласковым Кан-Темир не был.
Река Нара была не слишком широкой, но начавшиеся в конце августа дожди наполнили её водой, и потому войско Сигизмунда не сумело переправиться вовремя. Король велел разбить большой стан на берегу от села Фоминского, выставить артиллерию для его прикрытия и лишь после этого начал переправу.
— Ему, верно, донесли, что мы идём, — высказался князь Иван.
Они вместе с самим Кантемир-мурзой отправились на разведку. Вроде бы негоже воеводе лично так близко подбираться к вражескому стану, а ну как заметят да пошлют сильный отряд на перехват. А у ляхов с конницей полный порядок, их панцирные казаки не раз гоняли тех же крымцев по степи. Этак можно и голову сложить, и в плену оказаться, чего князю Ивану совсем не хотелось. А вот Кантемиру-мурзе на это было решительно наплевать. Он был человек сабли и всегда готов принять смерть. Откажись князь ехать Кантемир посчитает его трусом и вообще перестанет общаться. Он и так был не слишком ласков с Иваном, а после уж совсем потеряет уважение и станет относиться хуже чем к псу. Всё это князь отлично понимал, и потому поехал в разведку вместе с Кантемиром.
— Он глуп, — произнёс в ответ мурза. — Стоит на берегу, когда надо переправляться. Ждёт нас на том берегу, думает, мы станем обороняться. Он глупец и командует глупцами. Теперь понятно, почему вам едва не удалось взять его в плен. Завтра я приведу его Джанибек-Гераю на аркане.
Отряд вернулся к небольшому татарскому к стану, который те разбили в полуверсте от ляшского табора. Так далеко разъезды панцирных казаков и детей боярских, оставшихся верными сперва вору, а после переметнувшихся к ляхам, не забирались. Они считали, что идут по своей земле и опасности нет.
— Жигимонт думает, мы на том берегу встретим его, — повторил Кантемир для своих кюган-баши, — не ведает, что у него в тылу. Нас мало, но его люди переправляются на другой берег, все их пушки смотрят туда. В эту сторону даже сюда не добираются их разъезды.
— Мы отплатим им за беспечность, — махнул плетью старый кюган-баши с сединой в длинных волосах и узкой бородке. — Много ясырей возьмём.
— Запрутся в таборе, — покачал головой кюган-баши помоложе, но более рассудительный, — и нам их не взять. Пушки у них лёгкие, развернуть на нас их можно быстро.
— Надо не дать им запереться! — снова взлетела вверх плеть седовласого. — А уж внутри мы покажем им как дерутся крымцы!
— В таборе нам смерть, — осадил его Кантемир. — Сила наша в поле, где раздолье есть для коней.
— Как урусы на реке Пахре побили Девлет-Герая, — подлил масла в огонь младший кюган-баши, — так и нас тут побить могут. Ударят их гусары из-за табора по нам, как драться? А у них не только гусары, но панцирники есть. Рассеют нас как ветер семена по ветру.
Тут старому кюган-баши, прошедшему битву на реке Пахре близ деревни Молоди, когда запершиеся в таборе урусы не просто отсиделись, но вывели из-за него конницу, что разбила лучшие тысячи самого Девлет-Герая, а после погнала их к той самой реке, было слишком хорошо известно, как победа поражением оборачивается. А ведь тогда их куда больше пришло с великим ханом крымским, да и воины получше нынешних шли в тот поход. Многие нашли свой конец в те чёрные дни под саблями урусов да в помутневших от крови водах Пахры.
— Тогда как нам бить их? — спросил седовласый кюган-баши у Кан-Темира. — Или уйдём обратно к Джанибек-Гераю?
— Без боя не уйдём, — ответил тот. — Но бой тот будет нелёгким. Загоним в табор, а после коли выйдут, уйдём сами. Но не этой дорогой, а через реку. Оттуда уже какими ни есть силами вернёмся к калге.
— Ни ясырей ни добычи не будет, — почти без вопросительных интонаций выдал седоусый кюган-баши.
— Если улыбнётся нам Аллах, — усмехнулся Кан-Темир, — то будет всё. Ударим ночью, в самый дурной час, когда веки тяжелеют и нет сил поднять их и открыть глаза пошире. Ворвёмся в табор, возьмём, что сможем, и уйдём за Нару. А оттуда сразу к Джанибек-Гераю с добычей и ясырями, какие ни есть.
— А если не улыбнётся, — проговорил третий, молчавший до того кюган-баши, — так все в землю ляжем здесь.
— Мы — люди меча, — напомнил ему Кан-Темир, — и от меча умирать нам, а не исходя на дерьмо от старости на вонючей кошме.
Он жестом распустил командиров кюганов — тысяч, сам же уселся прямо на кошму, постеленную на земле и велел рабу налить кумыса. До вечера ещё далеко, он успеет обдумать, как ему лучше всего ударить по врагу. Так чтобы и правда взять в плен их короля. Вот уж это будет ясырь так ясырь, и слава о Кан-Темире пойдёт по всему Крыму. Он сумеет затмить даже великого калгу, которому вынужден сейчас служить. Конечно, ханом в Бахчисарае ему никогда не стать. Он потомок Едигея и Мансура, не Чингизид, а вот о своей орде Кан-Темир задумывался давно, вот только чтобы за ним пошли нужно совершить нечто такое, чтобы о нём заговорили всюду. И пленение ляшского короля для этого подходит как нельзя лучше.
Поздним вечером, прежде чем татары собрались в атаку, в их стан, больше походивший на табун коней, решивший остановиться на отдых недалеко от Нары, прискакал гонец. Упав на колени перед Кан-Темиром, он стоял упершись лбом в землю, покуда тот не велел ему подниматься.
— Джанибек-Герай, — сообщил гонец, — велит тебе, Кан-Темир-мурза, возвращаться в стан под город урусов Серпухов. Оттуда ты вместе с Джанибеком-калгой вернёшься в благословенный Бахчисарай.
— Аллах прибрал-таки Селямет-Герая, — кивнул Кан-Темир, хотя гонец прямо этого и не сказал. — Бери свежего коня и скачи к Джанибеку-калге, — велел он, — передай, этим утром мой кошун отправится к Серпухову и присоединится к его орде.
Гонец снова ударился лбом в землю и умчался за свежим конём. Что такое отдых гонцы не ведали — такова служба, заведённая ещё Угедеем, третьим сыном Величайшего из ханов. Велено — скачи, хоть мёртвым, а сообщение передай.
У Кан-Темира осталось мало времени, чтобы нанести удар, и он нанесёт его, не нарушив при этом приказа Джанибека-Герая. Утром его кошун отправится обратно под Серпухов. Вот только отправится он туда обременённый добычей и ясырями.
В самый тяжкий для стражи час войско Кан-Темира обрушилось на лагерь поляков. Разъезды татарские всадники просто смели. Мало было вокруг панцирных казаков да русских дворян, не ожидали поляки с их союзниками атаки с этого берега. Считали его своим. Вот за рекой Нарой следили крепко, потому и не сунулся туда Кан-Темир, обошёл вражеский стан с тыла и ударил всей мощью, на какую способна татарская конница.
Засвистели стрелы, выбивая стражу стана. Несли её в основном гайдуки да стрельцы князя Трубецкого. Никаких броней на них не было, и они валились наземь от метких выстрелов татарских всадников. А после в дело пошли сабли. Вскакивающих с кошм, выбегающих из палаток и шалашей, спешно сложенных, чтобы иметь хоть какую-то крышу над головой, рубили без пощады. Это слишком мелкие шляхтичи, чтобы на аркан их брать, можно не жалеть.
