Живи в свое удовольствие! - Алим Тыналин
Колесницы между тем помчались дальше, русии пытались догнать левков, но я сомневался, что они успеют это сделать до конца гонок. Интересно, это их самые лучшие экипажи или просто так, выставленные на затравку, а самые опытные и сильные пойдут позже.
Впрочем, я тут же вспомнил про квадриги, соревнования которых были еще более зрелищными и любимыми зрителями. Скорее всего, всех самых лучших гонщиков партии выставят именно туда, а на первые гонки выставили середнячков. Так, для разогрева.
— Как вам гонки, император? — спросил старческий голос рядом со мной.
Обернувшись, я увидел Писцилия, факционария венетов. Позади него стоял Сервилий, старый знакомец, тот, что помогал убежать из виллы Севера. О нет, они тоже явились сюда, чтобы уговаривать меня дать им победу. Впрочем, при их могуществе и большом количестве золота, которым располагали «синие», они сами могли подкупить кого угодно.
— Ходят слухи, что сегодня победят прасины, — сказал Писцилий, опершись об ограду на краю ложи и глядя на колесницы, отправившиеся уже в четвертый заезд. — Многие сборщики делают на них крупные денежные ставки. Наши шансы оцениваются два или даже три к одному. Вот что происходит, когда кандидат в факционарии сидит рядом с императором во время церемонии начала гонок.
— Это ничего не значащие сплетни, — заявил я, честно глядя ему в глаза. — Дувиан пытался поговорить со мной о финансировании ремонта трассы Ариминия, но я отправил его к казначею.
Факционарий венетов пронзительно смотрел на меня, пытаясь проникнуть мне в мысли. Я отвечал ему ясным и чистым взором, совсем как у невинного младенца.
— И больше никаких планов в отношении гонок вы не обсуждали? — настойчиво продолжал расспрашивать Сервилий, встав рядом с нами. — Я вам говорю, господин факционарий, этот мальчишка на самом деле тот еще ловкач, я никогда не забуду, как он обвел меня вокруг пальца.
— Вы можете дать слово, что сегодня победят венеты? — спросил Писцилий.
— Вам не кажется, уважаемый факционарий, что это уже немного превышает ваши полномочия, требовать такое от императора? — слегка раздражаясь, ответил я. — В конце концов, я не Господь Бог, чтобы решать такие вещи. Все в руках Господа, как говорят епископы.
— Ну что же, на небесах Господь, а на земле — кесарь, — вздохнув, сказал Писцилий. — Я вынужден довериться вашему слову. Мы впервые в этом году можем надеяться только на победу наших колесниц, потому что прошлые игры побеждали прасины. Если мы проиграем и в этот раз, то положение нашей партии станет совсем ужасным. Даже ничья с прасинами не спасет нас. Престиж партии будет сильно поколеблен, выбраться из этой ямы будет очень затруднительно. Вполне может статься, что на следующие Эквирии будет участвовать только три партии, уже без венетов.
Я поглядел на старика и увидел, что он не шутит. Да, видно положение партии и в самом деле не из лучших. С другой стороны, плохое положение партии даже лучше для меня, потому что таким образом я смогу сделать из нее карманную организацию, послушную моей воле.
Пока я смотрел на стариков, в голове моей мелькнули сразу несколько мыслей о выгодах, которые я могу извлечь из этого положения. Значит, надо будет все равно сделать так, чтобы сегодня венеты проиграли. Если они ослабнут, то их станет легче взять под контроль.
— Я думаю, что вам не о чем беспокоиться, — сказал я. — Партия венетов не останется без поддержки императора.
Руководители партии засияли, как дети, которым пообещали купить конфеты и в это время на трибунах поднялся неимоверный шум и крики. Оказывается, русии все-таки выиграли гонку первого заезда.
Из всех колесниц самый последний, седьмой круг достигли только две, причем красная колесница пришла первой. Где-то во время соревнований ее возница успел обойти соперника.
Глава 34
Итоги первой половины дня соревнований
После полудня начались соревнования квадриг. Я, однако, к тому времени, уже устроил обед с родственниками, лидерами партий, комитами и просто влиятельными людьми.
Дядя предлагал уехать обратно во дворец, но я отказался ездить туда-сюда. Погода стояла пасмурная, дул холодный ветер. Поэтому слуги и рабы просто укрыли крышу ложи плотными слоями светло-желтой ткани и опустили ее до оград, скрыв нас от посторонних взглядов. Внутрь принесли жаровни с тлеющими углями, дающими сильный жар, сразу десяток, в ложе быстро потеплело и даже стало жарко.
Для обеда слуги притащили длинные клинии, на которых могли разместиться семь человек разом и расставили их традиционной буквой «П», а внутри установили столы.
Света было достаточно, а для тех, кто желал продолжать смотреть соревнования, слуги просто приподняли край занавески и они наблюдали за тем, что творилось на ипподроме.
Мои братишки носились повсюду, носясь между столами, сражаясь деревянными мечами и щитами. Они то и дело задевали слуг, толкали их, а один так сильно ударил раба по колену, что тот уронил блюдо с жареной форелью. Сестрички неодобрительно смотрели на братишек и сидели, поджав губы. Мать тоже поначалу молчала, хотя я отправил Валерию к семье, которая тоже сидела на трибунах.
Мы обедали, таким образом, на открытом воздухе и от этого у меня разыгрался нешуточный аппетит. Блюд принесли много, здесь были и экзотические морепродукты, вроде миног и мурен.
Из гостей присутствовали все факционарии партий, было весьма интересно наблюдать за тем, как они обмениваются змеиными укусами. От прасинов, из-за отсутствия факционариев, прибыли Адриан и Дувиан.
Перед обедом, услышав о его прибытии, я не хотел пускать микропанита, но дядя настоял на этом, сказав, что личные пристрастия или неприязнь не должны влиять на общение с партиями.
— Он же захватил меня в плен, как врага, вместе с Севером, а теперь я должен сидеть с ним за одним столом? — запальчиво спросил я тогда. — Я, император Рима, должен общаться с этим отбросом?
Дядя огляделся и увидел, что мы сейчас почти одни, не считая Камахана за моей спиной в качестве телохранителя. Все остальные гости ушли, готовиться к обеду, гонки колесниц продолжались на бигах и сейчас участвовали только одиночки, партии перенесли все заезды на послеобеденное время. Толпа продолжала шуметь, но уже потише, ровным равномерным гулом, как море под слабым ветром.
— Ты, Ромул, сильно изменился в последнее время и в чем-то даже стал лучше, — сказал дядя, приблизив
