Живи в свое удовольствие! - Алим Тыналин
— Риск существует в любом мало-мальски значимом деле, любезный сенатор, — сказал я с улыбкой, глядя в темные глаза собеседника. — Конечно, мы уже предприняли все меры для того, чтобы все пошло по тому плану, о котором я говорил с вами. Я заверяю вас, что сегодня ваши колесницы будут победителями.
— И вы точно переговорили с возницами Адриана? — тревожно спросил сенатор с лицом крестьянина, пожалуй, даже слишком громко, потому что его соратники из прасинов услышали его и начали удивленно перглядываться.
Мы ведь пытались сохранить этот план в тайне, не правда ли? Что же ты так беспокоишься, сенатор, наверное, в случае победы Адриан обещал отобрать все твое имущество, распять тебя на кресте и глядеть, как ты мучаешься, попивая в это время драгоценное фалернское вино? Уж я-то знаю этого ублюдка, для которого наблюдение за страданиями врага одно из самых лучших развлечений на свете. Конечно, тебе нельзя проигрывать эти гонки, сенатор, потому что в этом случае ты можешь проиграть и свою жизнь.
— Мы переговорили с ними со всеми, — заверил я Дувиана, склонившись к его толстому волосатому уху. — Уже передали им деньги и они все дали нам свое согласие на то, чтобы победа досталась именно вам. Можете даже успокоить своих ближайших соратников по партии, чтобы они тоже не переживали слишком сильно.
Дувиан радостно улыбнулся и в это время начались гонки колесниц.
Глава 33
Те, кто плетутся в конце стаи
Старт гонок давал император. Для этого Цинна, магистр оффиций, с поклоном подошел к моей ложе и протянул поднос, на котором лежал шитый золотом платок.
Мы накануне вечером долго спорили с матерью и дядей, который хотел бросить платок сам. Я сказал ему, что в таком случае я вообще не появлюсь на празднике, а отправлюсь охотиться в окрестностях города. Только после этого дядя, ворча, уступил. Мать тоже сначала хотела, чтобы платок бросил он, но потом передумала.
— Мой мальчик наконец начал показывать, что становится взрослым, — сказала она, улыбаясь мне. — Мне кажется, хватит уже считать его за ничего не способного юнца и дать ему возможность встать во главе страны и помогать отцу в его делах.
— Посмотрю я, что скажет Орест, когда узнает, что этот мальчик стал позволять себе слишком много, — пробурчал дядя Павел. — Ты еще не настоящий император, запомни, мальчишка! Да, ты нашел себе кучку отбросов, которые считают себя умниками и думают, что могут управлять тобою и за счет этого набивать карманы. Но если вы хотя бы на секунду решите, что можете и вправду заменить собой отца, он сам явится сюда во главе десятитысячной армии и вспорет брюхо всем твоим нахлебникам, слышишь, малыш?
— Ромул никогда не пойдет против своего отца, — сказала тогда мать, испытующе поглядев на меня. — Да, сейчас он настаивает на своем, но я надеюсь, что получив реальную власть, он станет отцу надежным помощником.
— Да ни за что на свете, — пробормотал я тогда. — Этот человек не считает меня своим сыном, а просто соперником на пути к власти. Когда он появится здесь, я прикажу не впускать его в город.
— Прекрати говорить такое, скверный мальчишка! — закричала мать. — Почему любой разговор с тобой превращается в пытку? Ты можешь стать прежним Ромулом, милым и обаятельным мальчиком, с лица которого не сходила улыбка?
— Ха-ха, и которого избивали герулы на улицах? — перебил я ее. — Извини, мама, но те времена давно прошли. И тебе лучше смириться с тем, что твой сын император Рима и не пытаться вставлять мне палки в колеса!
Дядя сокрушенно покачал головой.
— Ты смотри, он даже сравнения приводит, как какой-то простолюдин. Палки в колеса, надо же придумать такое словосочетание!
— Я больше не могу с ним разговаривать! — закричала тогда мать и вышла из триклинии, где велся разговор. — Этот сучонок совершенно не уважает свою мать! Я отправлю к тебе Новию со списком моих требований и попробуй только не удовлетворить их всех после Эквирий!
— О времена, какие времена, — сказал дядя и тоже поднялся. — Сын идет против родителей, зачем я только вижу это душераздирающее зрелище!
Он пошел было прочь из комнаты, потом вернулся ко мне и наклонившись ко мне, причем стоявший сзади Родерик тут же взялся за рукоять меча, угрожающе сказал:
— Венеты должны выиграть в первый день гонок, ты понял, щенок? Никакие твои подпольные движения не должны изменить этого факта, тебе все понятно?
— Конечно, дядя, — ответил я, глядя в его почерневшие глаза. — Может быть, ты сам встанешь на колесницу и тоже попробуешь принять участие в гонках? Тогда у тебя будет больше возможностей повлиять на исход гонок.
В итоге, после всех этих споров, честь начать гонки выпала, конечно же мне, как императору. Я поднялся со своего трона, подошел к подносу и взял платок. Он был длинный и широкий, похожий на полотнище и отчаянно трепыхался на ветру.
Семь колесниц уже стояли у карцеров, как римляне называли стартовые ворота, чем-то отдаленно похожие на систему выпускных ходов на ипподромах двадцать первого столетия. Возницы напрягли тела и наклонили корпусы вперед, готовые мгновенно броситься в гонку, как только я брошу платок и он упадет на землю.
Они были облачены в различные защитные костюмы: кто в металлические кирасы, кто просто в кожаные куртки, но у всех имелись цветные плащи, указывающие на их принадлежность к той или иной партии. На головах у всех имелись шлемы. Поводья намотали на руку, чтобы лучше контролировать лошадей.
Лошади тоже были готовы к заезду. Это ведь были тренированные животные, привыкшие к гонкам, так сказать, профессиональные скакуны. Для первого заезда выставили парные экипажи, называемые «бига». Колесницы, запряженные четверкой лошадей, назывались «квадригой» и их время еще было впереди.
Народ на трибунах замер в ожидании начала гонок. На мгновение наступила звенящая тишина, только ветер трепыхал платок, делая его похожим на полотнище. А затем я опустил платок и он, пролетев мимо трибун, колыхаясь в воздухе, отлетел в сторону и медленно упал на песок.
В то же мгновение возницы начали хлестать лошадей поводьями, а колесницы рванули с места. Толпа на трибунах завизжала и взревела со страшной силой, сторонники партий тут же начали скандировать их названия и имена возниц.
На первый заезд, как
