1910-я параллель: Охотники на попаданцев (СИ) - Осипов Игорь Валерьевич

— Ты как? — спросил Сашка у сына Могуты, который прерывисто цедил воздух через зубы.

— Рука, — коротко ответил тот.

— Настя, подлечи.

— Я не могу. Саш, я не могу, — пролепетала ведьмочка дрожащим голосом.

— Ну, тогда, хоть, прокляни их, — вырвалось у Никитина.

— Как?

— Не знаю. Просто прокляни.

Топот приблизился, скрипнула калитка, и преследователи затихли. Они были где-то рядом, готовясь добить.

«Но вот, что мы им сделали? — думал Никитин. — Мы же просто подошли к дому. Или у них инструкция, уничтожить при первой же возможности?»

Рядом дёрнулась беленькая девчурка.

— Нейродрайвер. Загрузка.

Сашка чуть не взвыл от досады, а около калитки в темноте кто-то зашуршал травой. И ничерта не было видно.

— Чтоб тебя. Чтоб тебя. Чтоб тебя, — затараторила шёпотом Настя одну и ту же короткую фразу, словно молитву.

Шелест кустов в темени то обрывался, то снова приближался на несколько шагов.

— Чтоб тебя. Чтоб тебя.

А потом раздался звонкий металлический щелчок. Сашка не сразу понял, что это осечка.

Преследователь с тихим лязгом передёрнул затвор, отчего было слышно упавший во мрак патрон, и враг снова нажал на спусковой крючок.

И снова осечка.

Сашка, недолго думая, швырнул на звук бесполезный револьвер и бросился сам. Он не занимался каратэ, но простейший приём в виде прямого удара ногой выполнить смог. Солдатский каблук встретил преграду в виде человеческого тела, и враг с выдохом отлетел назад, с треском сломав подвернувшиеся цветы. Никитин подскочил поближе и наугад несколько раз пнул сапогом туда, где должно быть лицо неприятеля. Преследователь молча вцепился парню в голенище, и тогда Сашка ударил кулаком, заставив недруга обмякнуть.

— Настя, насмерть прокляни их, — бросил парень через плечо, вслушиваясь в топот тяжёлой обуви, смешанный с несмолкающими лаем и воем.

— Я не могу, — на грани истерики ответила ведьмочка, но все же начла шептать: — Сдохните. Сдохните.

В темноте послышалась непонятная возня.

— Вот видишь, можешь же.

— Сдохните! — во весь голос, с надрывом прокричала девчурка, подскочив с колен и сделав шаг вперёд.

На секунду в воздухе повисла полная тишина, а потом улицу озарило яркое пламя, и эту самую тишину разорвал рёв картечницы, с темпом не менее пяти тысяч выстрелив в минуту и грохот потока падающих гильз. Через пять секунд всё смолкло, а следом раздался голос Тернского.

— Эй, все живы⁈

Глава 33

Призраки и бластеры

В дверь громко постучали, вырывая меня из той полудрёмы, в которую я провалился совсем недавно. Вылезать из-под одеяла не хотелось совершенно, тем более что день выдался очень тяжёлый. За окном царила темень, разбавляемая только светом фонаря. Жёлтый свет, падающий на потолок, был разбит на квадратики рейками, держащими оконные стёкла. Плавающие в воздухе пылинки придавали лучам объём, и казалось, если кинуть подушку, свет спружинит, отбросив ту обратно.

В стекло бился одинокий мотылёк, тщетно стремящийся вырваться из жилого помещения на свободу. Он был самым обычным насекомым, и просочиться сквозь прозрачную преграду или же разбить её, было для трепещущегося создания совершенно невозможным.

За стеной, в моём бывшем кабинете, громогласно храпел барон. Если бы по храпу меряли здоровье человека, то его превосходительство был бы, мало того, что совершенно здоров, так ещё и бессмертен.

Снова постучали. Я поглядел на лежащую рядом Ольгу, а та во сне скривилась и потянула на себя сползшее одеяло. Мне же пришлось осторожно слезть со слегка скрипнувшей кровати, накинуть халат и обогнуть ширму, которую специально поставили между дверью и нашим ложем.

Когда я открыл дверь, то на пороге стоял один из дружинников Огнемилы, переодетый в серую шинель, перевязанную вместо солдатского ремня цветным шитым поясом, словно человек не хотел расставаться с ним, как с оберегом, ни при каких условиях. Он шмыгнул носом и провёл рукой по разбитой губе, отчего на ладони осталась кровь.

— Боярин, та́мо вас зело просит быти Могу́та, — произнёс он, слегка шепелявя.

— Что случилось? — переспросил я, глядя на мужика сверху вниз.

— Беглые, — снова шмыгнув носом, ответил тот.

— Какие ещё беглые? — нахмурился я, совершено не понимая в чём дело. Пленников, тем более способных надавать по лицу подготовленному воину, мы не держали.

Прямо в халате я спустился вслед за гонцом, оставив спящую Ольгу во власти доносящегося через стену храпа. Всё одно супруга не слышала его.

В гостевом зале по паркету ползал кашляющий ратник, а над ним со зверским лицом склонился, уперев прямые руки в колени, Могу́та. При виде меня он выпрямился и показал в сторону двери.

— Сей дурень позво́ляша белой поло́нице ухо́дити! — прорычал гри́день Огнеми́лы, а потом пнул провинившегося под рёбра.

— Она не пленница, — ответил я насупившись. При этом внутри уже был готов ко всякому. О девушке совершенно ничего не было известно, ниоткуда она, ни чего хочет, ни даже имени.

— Глаголи, падаль! — закричал Могу́та на дружинника, когда тот прокашлялся и сплюнул слюну на паркет. Евгений Тимофеевич внутри меня скривился при виде избитого человека, которого пинали без суда и следствия, а Марк Люций скривился оттого, что паркет был дорогим, и знал на себе кровь, вино и грязь чужих миров, а вот плевок для него был непозволительным оскорблением.

— Боярин, твой гри́день Саша, и Третья́к, сын Могу́ты, и ведуни́ца Настя суть уходили ужо потемну. Оружными суть уходили. А во след за ними есь уходила бела дева. Нагая есь уходила. Нагая, аки новорождённая. Я позво́ляши им ухо́дити, ибо ду́маши, так здесь обычно. Я не есь знал, что сие нельзя.

— Давно ушли? — спросил я, в то время как Марк Люций отодвигал в сторону рассудительного Евгения и быстро закипал от ярости.

— Так, деревянная куку́ха тогда голосила, — быстро ответил воин, и поглядел на часы. Механическая птица куковала ровно в двенадцать, а сейчас десять минут первого. Значит, уже могли пересечь половину городского района.

Я скрипнул зубами и, действуя по наитию, ринулся в оружейную комнату, а потом ударил кулаком по обитой железом двери, сообразив, что ключи у меня не с собой. Новым дневальным, навязанным мне приказом его превосходительства, я хоть и старался довериться, но ключи от такого важного объекта не решился оставить. Пришлось бегом подняться в комнату.

Ольга до сих пор не проснулась, и я осторожно взял связку из стола, а на выходе вовремя спохватился и не хлопнул дверью. Когда спустился, в гостевом зале уже собрались воины. Выглядели они непривычно, в шинелях и с луками, мечами и топорами. На поясах меховые мошны с боевыми склянками, причём, чем выше статус ратника, тем больше мешочков у него имелось, и тем качественнее те были изготовлены. Тот же Могу́та в противовес многим прицепил аж десяток таких подсумков для колдовских гранат.

Я быстро открыл оружейку и, переодевшись в поддоспе́шник и бросив халат на стол для чистки оружия, нырнул в чёрную кирасу. Благо, что уговорил Ольгу вернуть причитающуюся мне броню в обмен на обещание раскрасить её розовую юнкерскую в благородный багряный цвет и нанести узоры позолотой. Кирасу подогнал днём во время занятий с нашими диковатыми новобранцами.

Металл захлопнулся на мне, клацнув застёжками. Завыли силовые катушки, словно приветствуя меня и соскучившись по хозяину. Что я могу в ней делать? Не только держать фужер. Рука потянулась к полке и взяла оттуда медный пятак, а потом пальцы начали гонять монету между костяшек механических пальцев. Я могу тасовать колоду карт, могу бриться опасной бритвой, могу заряжать патроны в револьвер. В прошлом, когда я был командиром столичной группы перехвата особо опасных попаданцев, доводилось проводить много времени в полном снаряжении.

Пальцы перехватили пятак и щелчком подбросили к потолку, а когда монета стала падать обратно, стальной кулак ударил по ней, отправив в полёт к дальней стене. Я многое умел, а сейчас к знаниям и сноровке Тернского добавилась ярость и реакция патриция Нового Рима. Ядрёная смесь.