Дионисов. За власть и богатство! IV - Андрей Валерьевич Скоробогатов
И поднял противопульный щит, что тут же весьма мне пригодилось, когда они начали все разом палить в меня почем зря из всего, что у них там было.
И когда я был уже уверен, что и это не поможет, и я лягу в эту изрытую ногами бронепанцеров землю, перемешанную с кровью, гантрак «Анилопа-Гну» вырвался из нашего подвального гаража и понесся по саду, поливая разбегающуюся вражескую пехоту из всех стволов.
Обваренный железом со всех сторон, защищенный как броневик, вооруженный пулеметной спаркой, наш последний козырь, брошенный на поле битвы.
За рулем машины сидела тётушка Марго, за пулеметами лютовала Ангелина, а Тисифона подавала ей снаряженные пулеметные ленты.
Спелись-таки взбалмошные девки.
Они косили ряды вражеской пехоты, как Джаггернаут, машина смерти, отмечая цепочкой трупов дорогу своей ярости.
В окне на втором этаже Фламберга встал во весь рост Кристобаль с пулеметом в руках и поливал очередями бегущих пехотинцев сквозь изрубленные пулями до расщепленных пеньков парковые деревья. Терминатор хренов.
А я с хохотом встретил ударами двуручного меча наступающих среди поверженных чадно дымящих бронепанцеров.
Много их полегло в эту изрытую спряжением землю. Но они не сдавались перли вперед, огрызаясь огнем, не давая нам передышки.
Весы снова заколебались, и снова стало неясно чья берет.
И когда я увидел как брошенными гранатами гвардейцы остановил наш гантрак, как завязли его колеса со спущенными шинами и враг окружил машину, я понял что пришло время сделать то, что нужно было сделать уже давно.
Я замахал мечом в сторону Фламберга, надеясь, что Кристобаль меня услышит.
Из-за Роскона сдвинулось немножко. Глава (пожалуй, самая кульминационная в романе!) завтра утром.
Флаг! Поднимите мой флаг!
А сам с мечом наперевес помчался спасать своих женщин.
Я рубился около гантрака, убивая каждого, кто осмеливался приблизиться, сам не понимая, придет ли к нам помощь или уже все…
Ангелина короткими очередями над моей головой, рассеивала набегающих врагов.
Ну же Кристобаль, думал я отмахиваясь из последних сил неужели ты ничего не заметил, пропустил, не услышал…
Я был уже на грани. Я еле двигал мечом. Противопульный щит моргнул и пропал. Меня начало пожирать оцепенение токсичного отката цена трех выпитых за короткое время эликсиров.
Кристобаль услышал.
С башни вылетел сноп фаерболлов, положивших часть нападавших. А через пять минут после того, как мой флаг поднялся на обзорной башней Фламберга, Рустам и его бойцы ударили атакующим силам противника в тыл.
Стреляя из автоматов, выдвигая вперед пулеметы и занимая ключевые позиции, заводское ополчение смело тылы гвардейцев и погнало их навстречу нашим пулеметам.
Под кинжальным огнем гвардейцы падали, как скошенная трава. Пленных не брали. Да никто и не сдавался.
Это был полный разгром.
А я же упал перед защищённым мною Фламбергом, навзничь, на спину. Надо мной не было ничего уже, кроме неба, высокого неба с тихо ползущими по нему серыми элементалями-исполинами. Как тихо, спокойно и торжественно, совсем не так, как мы сражались, подумалось мне. Не так, как я только что отстреливал черепушки бронепанцерным пилотами и разрубал пополам двуручным мечом пехотинцев, не так, как бежали и корчились раненые гвардейцы, которых мы добивали пулемётом и фаерболлами — совсем не так ползут воздушные исполины по этому высокому бесконечному небу Южной Новой Аттики.
Как же я не видал прежде этого высокого неба? И как я счастлив, что узнал его наконец. Да! Всё пустое, всё обман, кроме этого бесконечного неба. Ничего, ничего нет, кроме него. Но и того даже нет, ничего нет, кроме тишины, успокоения. И слава богу!
А Новая Гвардия на этом континенте очень скоро перестала существовать.
Глава 121
Героическая песнь
После битвы я сидел, сгорбившись, на клетке оставшейся от Клеткоголового, уронив обессиленные руки на Меч Бури, что лежал у меня на коленях.
Вымотан я. Вымотан до предела.
Нанотолий сидел на мече у меня на коленях и брезгливо выбирал из шёрстки каменную крошку, попавшую во время обстрела.
Где-то он отсиделся во время сражения, но только утихла перестрелка, тут же появился, мерзавец, с довольно задранным пушистым хвостом. Мол, я в вас верил, молодцы.
Ладно, я потом с ним ещё поговорю.
«Антилопа-Гну» с пробитыми шинами застряла у самого въезда в парк, вокруг неё лежали груды тел гвардейцев, которых мы там положили, но никто из экипажа героического гантрака не пострадал. Ангелина и Тисифона сидели рядом на капоте усталые донельзя, но живые.
Хорошо.
Тётка подошла ко мне, окинула пытливым взглядом, нет ли где лишних дырок, покосилась на то что осталось от Клеткоголового и вздохнула.
— Ты бы не сидел на этом, — заметила тётка. — А то вдруг детей не будет, или ещё чего.
Я только рукой махнул. Пофиг уже.
Моя личная певица брела по полю боя, озираясь в священном ужасе. Да, такой бойни здесь ещё не видали, даже и не знаю, найдешь ли ты нужные слова, вдохновенная сочинительница, чтобы передать окружающий нас кошмар.
Хорошо, что это все наконец кончилось.
Тётка тут же расторопно организовала сбор трофеев и уборку тел. Могу понять, тут для её мастерской по ремонту оружия работы на год вперед разбросано. А если они ещё и ремонт хоть одного бронепанцера потянут…
Я всем этим оружием смогу ещё одну роту снарядить.
Кое-каких пленных мы-таки взяли. Все раненые. Я видел, как доктор Штирц с добровольцами с завода начал сортировку по тяжести ранений и оказание первой помощи.
Чёрт, у нас же в доме тоже раненых полно. Битва оставила после себя целый госпиталь раненых у меня на руках. Нужно послать в Номоконовск за помощью. Но нет, он же ещё захвачен. Это нам самим придётся идти туда с помощью. Вот тоже ещё забота с этим городом, планирование, сбор ресурсов, трата сил…
А потом Рустам, вооруженный любимым родовым ещё автоматом, где-то в выкошенном пулеметами парке, вытащил из дренажной канавы, пленил и лично отконвоировал ко мне Златозубого.
— А, давно не виделись, — утомленно заметил я. — Видимо, время подошло?
Златозубый болезненно поморщился, словно все его позолоченные клыки заболели разом.
— И что же мне делать с тобой, таким красивым? — утомленно спросил я.
Златозубый быстро стрельнул глазами по сторонам, поежился и буркнул:
— Понять и простить?
Я аж захохотал от такой дерзости:
