Солдат и пес 2 (СИ) - Советский Всеволод

— Поняла… — всхлипывая, ответила «балда».

Ну, а потом годы побежали, побежали… Когда исполнилось двадцать три, Наташа внезапно ощутила себя «старой девой», даже запаниковала. Но тут подвернулся старший лейтенант Симаков…

Она вмиг прикинула расклады: старлей, капитан, майор… Приличные деньги! Придется, правда, помотаться по городам и весям, но дело того стоит! Сразу приободрилась, а старлея, конечно, вмиг свела с ума, включив все свое умение. Ну вот так и стали жить.

— Ты знаешь, — она вздохнула, — я ведь и привыкла к нему, как… не знаю. К ребенку? Нет, к тому другие чувства. А так, как к какой-то вещи, что с тобой всю жизнь. Вот есть он рядом — и хорошо, нормально. Опора в жизни есть. Ну, доила конечно, как дойную корову, и рога ему наставляла… Но честное слово, знать не знала, какими он делами занимается!..

— Тихо!

Я цыкнул так, что она чуть не обомлела. А я замер с грозно поднятым указательным пальцем.

— Что? — шепнула она едва слышно.

Я приложил палец к губам. Она понимающе кивнула.

Тишина. Слух у меня обострился до крайности. Почудилось?..

Какое-то шуршание за дверью. Я бесшумно встал, бесшумно прокрался в коридор, там застыл. И так стоял с минуту.

Нет, ничего. Почудилось, верно. Так же беззвучно я вернулся обратно.

— Показалось, — я улыбнулся. — Шпионские страсти.

— Ух… Я от этого, кажется, с ума сойду, — пожаловалась Наташа. — Я и сюда когда шла, тряслась. Хорошо, что Сашку отправила отсюда!

— К отцу?

— К моему-то? Нет! К Толиным родителям. Они во внуке души не чают.

И сказав так, она едва не поперхнулась. Вновь навернулись слезы. Она моргнула, сделала неясную гримаску, справилась с собой. Заставила себя улыбнуться:

— Слушай! Давай чаю попьем? Я тут все знаю, что у Маринки где лежит. А то от этих воспоминаний…

— Грусть-тоску развеять? — я постарался пошире улыбнуться. — Давай! Шторы там задерни на всякий случай.

— Уже! — засмеялась

Натали бодро устремилась на кухню, загремела там посудой, чиркнула спичкой, шумно задышал газовый огонь. Я посмотрел на часы. Время увольнительной таяло.

Наташа вернулась с кухни, села на место. Робко взглянула на меня.

— Ты знаешь… ты мне очень нравишься, — призналась она. — Как мужчина женщине. Тебе, наверное, уже и передали?..

— Было такое, — не стал скрывать я.

— Ну, понятно. Болтала языком где попало… Идиотка. Хотя все правда.

Она затеребила пальчиками скатерть.

— Ну, короче… все в силе. Врать не буду. Ты как хочешь ко мне относись, что хочешь думай, но я готова быть твоей… женщиной. Пусть на часок. Не ради шпионских игр, ты не думай. Просто так, по бабьему хотению. И буду счастлива. А там будь, что будет.

Она говорила это с показушной бойкостью, но я видел, что слова даются с трудом. Голову она нагнула, лицо порозовело. Руки спрятала под столом. И неожиданно сказала:

— Только не сегодня. Не сейчас. Всеми этими воспоминаниями себя расшатала и теперь не соберу. Извини.

— Ну, что ты! Я все понимаю. Конечно. Давай чай пить!

И мы попили чай, очень мило болтали о пустяках, и я чувствовал, как нам хорошо, дружно, мы как-то становимся близки. И я уже без всяких барьеров и преград представлял себе, как эта близость перерастает в финальную стадию…

Но — не сейчас.

— Ладно, — сказал я. — Пойду.

Натали поплелась, разумеется, за мной. Я оделся, не без удовольствия оглядел себя в полуростовое зеркало. Все новенькое, по росту, по ширине подогнанное — форма в принципе сделана, чтобы украшать мужчину так, как палантины, манто и всякие прочие ожерелья украшают женщину.

— Ну, — произнес я итоговым тоном, — до встречи?

Она кивнула, робко шагнула навстречу… я обнял ее, она доверчиво прильнула ко мне, голову подняла, привстав на цыпочки, легонько поцеловала в щеку — и я уловил нежный и волнующий аромат духов, шампуни… то есть запах здоровой, цветущей, ухоженной женщины.

— Пока!

Идя по улицам, я не зевал. Стремился подмечать все. Но не заметил ничего подозрительного. Ровно ничего! Даже просто каких-то необычных, из ряда выпадающих людей не увидел. Проходя мимо вокзала, Ольгу беспокоить не стал. Вернее, себя я этим не растревожил. И в часть вернулся ровно в срок.

Тут меня огорошили. Уже в казарме, Зинкевич:

— Борис! Сегодня тебе в наряд заступать. У нас Табачникова временно забирают в караул. А вы с Ромкой давайте в наряд. Понял?

— Понял, — сказал я.

Радости в этом было немного, разумеется, но служба есть служба, здесь ко всему надо быть готовым. И отдохнуть еще успею, хоть и немного. И отдохнул.

Дежурство началось спокойно. Гром, кстати, сегодня у меня стоял на втором посту, где обычно никаких забот не было. Я вовсе не специально ставил своего пса туда. Просто так вышло. Ну и само дежурство текло своим чередом. Сумерки, ночь, холодная ночная тишина повисла над миром… Скоро мне предстояло идти на проверку постов, и я вздремнул, а Рома Рахматуллин сидел на телефоне, легонько шурша страничками журнала «Советский воин».

И вдруг задребезжал телефон. Рома схватил трубку:

— Да! Слушаю… На шестом? Ага. Понял!

Наверное, он хотел разбудить меня, но я уже и сам вскочил:

— На шестом посту?

— Да. Чтоб ему провалиться, этому шестому посту! Какое-то заколдованное место.

— А что там?

— Часовой какое-то шевеление заметил… ну, толком непонятно, разводящего и караульного туда отправили.

— Мы нужны?

— Да…

Он не успел договорить, как я воскликнул:

— Все! Я иду. Собаку взять с собой?

— Не, не надо. В крайнем случае постовую временно отцепишь. Кто у нас там на шестом?..

— Корнет.

— А! Ну, нормальный пес. Давай!

— Иду.

И я схватил автомат и выбежал в ночь.

Глава 5

По опыту я уже знал, что для такого рода вызовов у караульных и собаководов существуют точки встречи. На шестой пост быстрее добираться через четвертый и пятый, поэтому пересекались обычно на границе третьего и четвертого постов. Забросив автомат за спину, я припустил туда, где сразу же наткнулся на двух сослуживцев: разводящего сержанта Иванова, которого я немного знал, и совсем незнакомого рядового из новеньких. На днях в часть прибыло небольшое пополнение в роту охраны — первая ласточка большой смены личного состава, грядущей после приказа, ожидаемого вот-вот.

— Привет, — переводя дух, поздоровался я. — Что там у вас еще?

— Ну, это что у нас, что у вас, — буркнул Иванов.

И пояснил: часовой находился на вышке, когда забегал и залаял Корнет — явно не просто так, а что-то учуял. Часовой тут же вскинул взгляд, всмотрелся…

И увидел, как в районе внешнего ограждения мелькнула тень. Мелькнула — и исчезла.

Человеку несложно обмануться. Наше зрение несовершенно. Но не обманешь собаку! Ее набор чувств. Зрение, слух, нюх… Если служебный пес злобно залаял в тьму — значит, в той тьме что-то есть. Кто-то.

С соблюдением всех караульных правил мы прошли территории четвертого и пятого постов. Добрались до шестого.

Здесь дежурил рядовой Корнелюк. Он был несколько взбудоражен, что и понятно, но говорил разумно и даже связно. Корнет, пес молодой, но неглупый, чем-то мне напоминавший Грома, сдержанно ворча, бегал туда-сюда вдоль проволоки, легонько позвякивая крепежным кольцом.

Корнелюк был парень толковый, но он, собственно, ничего нового не сказал, разве что кроме собственных выводов:

— Я что думаю? Этот хрен-то, но того, шуганулся нас. Ну и смылся от греха подальше. И пес заорал, и я сразу же давай в караулку звонить… Ну, он и дал деру.

— Ты его разглядел? — спросил я.

— Да нет, куда там! Тень одна. Секунда…

— Хм. Так может, это и не человек вовсе. Зверь какой-нибудь.

Корнелюк отрицательно помотал головой:

— Навряд ли. То есть, конечно, быть может всякое, да что тут зверю делать-то? А потом, лучше перебдеть, чем недобдеть…

И не поспоришь.