Время перемен - Владимир Владимирович Голубев
- Прости меня, Иоасаф, знал бы…
- Да, что Вы, барин? Он же счастлив был, что при таком деле.
- Сколько ты со мной, Иоасаф? – грустно спросил Трубецкой у старика.
- Как Ваш покойный батюшка Вас младенца моим заботам поручил, с первых дней с Вами! – гордо выпрямился слуга.
- Ты же мне как отец был, Иоасафушка! Прости меня! Не желал я тебе такого, никак!
- Что Вы, я же сам просил Николку к делу пристроить, он уж больно хорошо языки знал, да ловок был…
- Знал бы…
- Не смей, Николай! – голос старика поднялся до хрипа, — Он не просто так погиб! Не унижай его подвига!
- И то правда… Иосафушка, сходил бы ты, за упокой его свечку поставил к отцу Серафиму. Он уже знает…
⁂⁂⁂⁂⁂⁂
Иван Никитин по-хозяйски опустил руки в зерно, шевелил его, с удовольствием вдыхая аромат:
- Что, Степан, всё везут хлебушек-то?
- Везут, Иван Кондратьевич! Что же им не везти-то? Наши-то амбары самые большие, почитай до самого Белого города! Мельница наша, да крупорушка, да макаронный завод – куда же ещё крестьянам зерно везти? – устало улыбался ему Степан Корзинка, одноногий отставной солдат, которого мир поставил во главе артельного хозяйства.
- Стёп, ну что ты говоришь? А казна? А скупщики? Что на нас свет клином сошёлся?
- Иван! – сорвал шапку с головы на редкость эмоциональный мельник, — Ты на артельном сходе тоже был! И что же, отца Лаврентия не слышал, что ли? Мы сейчас почитай, на десятину больше платим, чем казна! Скупщики, дай Бог, на две копейки больше Хлебного приказа за зерно дают – год-то урожайный вышел, казённые амбары полны, а торговля на Чёрном море толком не идёт – война! Везти на север сейчас, вообще, убыток будет. А наши макароны да крупы и армия берёт, и флот, и купцы любят! Лучше Андреевского завода на всём Днестре нету!
- Не горячись так, Стёпа! – усмехнулся Никитин, — Не все же отца Лаврентия слышали. Откуда простому крестьянину знать, что мы за зерно больше других платим?
- Откуда-откуда! – ворчливо отозвался бывший солдат, — Люди такие вещи нутром чуют! Да и я не просто так тут сижу – все коробейники знают, что говорить.
- Вот ты, Стёпа, хитрец! Всем миром на тебя не нахвалимся! Как же мне тогда повезло тебя в обители-то найти!
- Тебе, Иван Кондратьевич? Это мне тогда повезло! Не по мне жизнь монашеская. Что бы я без своей Андреевки-то делал? – со счастливой улыбкой говорил мельник, снова устало привалившись к стене.
- Жену-то себе когда заведёшь? – дружески ткнул его в бок Никитин, — Вон, уже третий раз ездишь невест смотреть.
Но ответить Степан не успел. В амбар влетел отец Лаврентий. Вид у него был совершенно безумный – глаза выпучены, рот широко распахнут, ряса перепачкана, дышал он тяжело. Ткнул священник пальцем в Никитина и ни слова произнести не смог, просто задыхался.
- Отче, ты чего? Никак заболел? А, может, случилось чего? – Иван кинулся к другу, даже мельник и тот вскочил.
- Царьград взяли! – едва выдохнул поп, — Гонец был.
- Да что ты? – неверяще перекрестился Никитин, — Не ошибся ты?
- Христом Богом! Турок разбили сначала, а потом и город взяли! Султан погиб!
- Ура-а-а! – дурным голосом завопил Степан и выскочил на улицу, — Царьград взяли! Нету больше турок! Слава государю Павлу Петровичу! Слава!
- Слава, Лаврентий! – опустился на землю Никитин, — Чудо-то какое! Слава!
⁂⁂⁂⁂⁂⁂
Смерть Иосифа была больши́м несчастьем, очень больши́м. Он умер внезапно. Пусть, все знали о его проблемах со здоровьем, усугублённых травмами и купанием в ледяной речке, которые он пережил во время катастрофе при Кисомборе. Но его железная воля вела всю Империю за собой. Именно она сдерживала, словно стальным обручем, государство в порядке, направляя его к цели. Он не показывал слабости, не пропускал совещаний и приёмов, а потом просто упал в собственном кабинете и скончался в течение суток.
Русские врачи не имели доступа к его лечению, но уверенно указывали на чрезвычайную усталость императора. Видимо, известие о падении Константинополя стало тем пером, что сломала спину верблюду. Иосиф был чрезвычайно рад, что давний и страшный враг христианского мира пал, что война скоро закончится победой, и именно он привёл империю к ней. Что эта победа даст его стране новую жизнь, исправит все его ошибки и выведет Австрию в число главных государств мира. Удивительно, что его, выдержавшего столько потерь и поражений, сломила радость, но такова жизнь.
Его наследником стал его брат Леопольд, до сих пор бывший Великим герцогом Тосканы[8]. О нём пока было немного известно, только то, что он был умелым политиком, популярным в своём владении. Занятие этим Габсбургом имперского престола, если и планировалось, то весьма нескоро. Никто не ожидал внезапной смерти Иосифа. Большинство даже думало, что славный император после победы в ведущихся войнах согласится снова жениться…
Леопольд, узнав о смерти брата, срочно собрался в Вену, однако сделал несколько весьма подозрительных для нас заявлений об острой необходимости срочного прекращения войны для его крайне истощённой империи. Военная активность австрийских войск резко сократилась – никто не понимал, какова будет политика нового монарха. Ласси и принц Кобург стали лагерем под Крушевацем[9], не переходя Моравы[10] и не вторгаясь в Боснию[11], а Хаддик собрался перезимовать в Богемии, справедливо считая, что утро вечера мудренее, ожидая решений нового монарха.
Положение было опасным, неизвестные нам мысли властелина Австрии были чреваты военными проблемами. Мне требовалось срочно заняться дипломатией и отбыть ближе к центрам управления, поэтому после похорон героев, ожидаемое армией и флотом награждение прошло в ускоренном режиме.
Антон Иванович Вейсман, победитель при Модлине и Адрианополе, стал генералиссимусом и светлейшим князем Константинопольским. Суворов, показавший свой огромный военный талант во всей красе, получил титул князя Адрианопольского и давно заслуженный фельдмаршальский жезл, так же, впрочем, как и Текели. Сам Александр Васильевич прямо с награждения убыл в Мёзию и Добруджу, для командования там, а Текели поскакал наводить порядок во Фракии.
