Олегархат им. тов. Сталина (СИ) - Номен Квинтус
На самом деле я планировала поставить эти два завода в Корею, потому что там с энергетикой было… странно. Выстроенные еще японцами электростанции все были на шестьдесят герц, что сильно мешало Советскому Союзу оказывать Корее существенную помощь в развитии этой энергетики. Понятно, что и значительная часть промышленного оборудования питалась от сетей шестидесятигерцовых, то есть вся промышленность сидела на этой частоте. И серийное советское оборудования корейцам просто не годилось — а другого им было купить просто негде. Поэтому специально для Кореи и генераторы делались «специальные», и станки поставлялись «с доработками» — но поменять частоты было практически невозможно. И мне было бы куда как спокойнее, если бы люди Кима могли сами для себя все оборудование делать.
А если получится забрать у французов оборудование для нового завода… То есть никто, включая меня, новый завод строить не собирался, но у Кима был завод по производству электровозов, который уже несколько лет электровозы не выпускал. И сейчас на заводе работало меньше половины рабочих, довольно неплохих, кстати, выпускающих турбогенераторы для маленьких ГЭС. А если на заводе все старое оборудование заменить, то может получиться очень интересно. Завод этот Корее строили поляки, и польское оборудование со своим знаменитым польским качеством корейцы с трудом поддерживали в работоспособном состоянии. Так что для Кореи это будет просто «модернизацией старого завода с переориентацией на выпуск новой продукции», за пределами КНДР на это вообще никто внимания не обратит. А завод-то сможет ежегодно выдавать мощностей на двести-триста мегаватт, а если учитывать корейскую работоспособность, то и больше. И завод может еще несколько десятков лет обеспечивать всю корейскую энергетику и запасными частями, и плановым обслуживанием. И давать Корее все новую и новую энергию. В конце-то концов, я же собиралась из КНДР сделать витрину сталинского социализма, а какая витрина без яркой и красивой подсветки?
И уже к осени стало ясно, что с подсветкой все получается неплохо. Мне дед сообщил, что в стране собрали по два урожая риса и картошки, запустили еще почти полсотни небольших ГЭС и четыре «средних», в Пхеньяне на дороги вышло чуть меньше сотни электрических автобусов… По поводу этих автобусов я отдельно поругалась с Николаем Семеновичем: он хотел их направить в Москву и Ленинград, а я — причем через его голову — оправила их в Корею. И долго выслушивала от товарища Патоличева разные слова, но потом он признал свою неправоту и даже извинился. Сразу после того, как я сказала, что за эти автобусы товарищ Ким расплатился сразу, причем платил он «сэкономленной» на прокладке троллейбусных линий медью.
Ну а я перед ноябрьскими по приглашению деда все же снова посетила Пхеньян, захватив с собой и двух его сыновей, конечно. Старший по результатам разговоров с отцом даже задумался о том, чтобы поступить на учебы в университет имени Ким Ирсена, но время его отговорить еще было. Или, может, и не стоило отговаривать? Я один день посвятила тому, что просто так, безо всякой цели, ездила по городу, смотрела на улицы и спешащих куда-то людей, или на людей, неспешно прогуливающихся — и потихоньку начала понимать, что когда-то мне говорил о Корее мой пожилой сотрудник: Корея напоминала Советский Союз пятидесятых. Красивые дома, спокойные и уверенные в себе люди, которые даже если очень спешат, то идут как-то уверенно и… умиротворенно. Да, сейчас я очень сильно помогла Киму «ускорить время» а еще больше в этом помог дед, в «ручном режиме» управляющий развитием сразу многих отраслей корейской экономики. И больше всего Корее помог весь Советский Союз — но ведь главное-то — это не станки и машины, а люди, которые пользуясь станками и машинами делают жизнь лучше. И себе, и окружающим. Включая в это окружение и мою страну.
Я, возвращаясь вечером по неплохо освещенным улицам в знакомую «резиденцию», вдруг поймала себя на мысли, что даже в СССР мало кто замечает эту «корейскую помощь». Но я ведь даже сюда приехала в костюме, сшитым из произведенной в Корее ткани, в автомобиле горели корейские лампочки, а сколько всего прочего корейского меня окружало в жизни, даже подсчитать было трудно. И чем дальше, тем будет подсчитывать это труднее: северные корейцы кредиты возвращали ощутимыми материальными благами. И возвращали их в полном соответствии с согласованными сметами, вот только я уже неоднократно слышала, что в упаковках корейских товаров постоянно людям попадались небольшие и очень трогательные подарки. Веточке из красивых тряпочек в коробке детской обуви, красивая (и нарисованная вручную) картинка в упаковке с простыней: так простые корейцы высказывали благодарность за оказанную им помощь. Наверное, они были счастливы и просто хотели передать частичку этого счастья и советским людям.
Да, у них еще были серьезные трудности и с продовольствием (хотя голод уже выглядел «призраком страшного прошлого»), не хватало многих привычных мне бытовых вещей — но они твердо знали, что скоро и у них все появится, ведь для этого нужно чуть поусерднее поработать. А люди, уверенные в своем будущем и, что, пожалуй, даже важнее, в будущем своих детей — уже счастливы. Ну а я тоже стала чуточку более счастливой от осознания того, что во всем этом есть и частица моего труда. Частица, и не самая большая, но в основном-то я работала, чтобы счастливыми стали люди в СССР — и теперь я точно знала: я могу показать советским людям что значит жить счастливо. Поработать, конечно, еще придется немало… я мысленно повторила сказанные мне когда-то Магай Хён слова: «для достижения счастья нужно еще немного поработать».
Я заехала в «резиденцию», попрощалась с дедом, посадила мальчишек в машину и отправилась на аэродром, где меня ждал «Ил». Меньше чем через полсуток я вернусь в Москву и займусь тем, чем и должна заниматься: мне будет нужно «еще немного поработать, чтобы достичь счастья». А так как товарищ Ким очень наглядно показал, что для достижения счастья некоторым людям не нужно вообще на свете жить… Последнее, впрочем, необязательно. Но иногда так желательно…
