Василий Сахаров - Большой погром
– Только звука сигнальных труб не хватает, – сказал я сам себе.
Вторя моим словам, над полем разнёсся протяжный звук горна. Рыцари оставались рыцарями, по крайней мере в битве. Они красовались друг перед другом и считали, что смогут легко и быстро разогнать наглых степняков. Они недооценивали половцев, потому что никогда раньше с ними не сталкивались, и нам было чем их удивить.
Набирая скорость, вражеская конница через поля направилась к деревне, и в этот момент появились чёрные клобуки. Сатмаз Каракозович слева, Кокай Мнюзович справа. Воинов Кучебича не видно, они отрезают германцам пути к отступлению.
Разумеется, крестоносцы заметили степняков. Снова пропел свою песню сигнальный горн, и кавалерия католиков, слегка изменив курс, помчалась навстречу берендеям Сатмаза Каракозовича. Всё это зрелищно и устрашающе. Дрожит земля, и закованная в броню лава мчится на степняков. Сдержать противника сложно, и если бы рыцари столкнулись с чёрными клобуками, они разметали бы степняков и прошли через них, как горячий нож сквозь масло. Вот только берендеи прямой бой принимать не собирались. Сотня за сотней, осыпая противника стрелами, берендеи разлетелись по полю и снова собрались в кулак.
Удар крестоносцев пришёлся в пустоту. Ни один берендей не пострадал, зато рыцари потеряли почти полсотни самых лучших воинов, какие есть у германцев. Не крестьян и не наёмников, а аристократов, потомственных убийц. Чего уж говорить о лёгкой кавалерии? Степняки выбили сотню вражеских дружинников. И это только начало. Поскольку практически сразу германцы попали под фланговый удар Кокая Мнюзовича.
Стрелы продолжали лететь в германцев. Они убивали и калечили людей, доставали лошадей, и спасения от них не было. Рыцари метались по полю, то на Кокая пробовали напасть, то на его сородича Сатмаза. Но всё без толку, и, потеряв половину отряда, командир германцев понял, что степняков ему не догнать, и решил отступать. Из всех вариантов, на мой взгляд, он выбрал самый неудачный. Будь я на его месте, приказал бы прорваться в деревню и подороже продал жизнь. Или приказал бы воинам рассыпаться, чтобы хотя бы некоторые смогли пробиться к лесу, а затем вернулись в Магдебург. Однако у каждого своя дорога и судьба. Германцы начали отступление и встретились с половцами Кучебича.
Свежая тысяча степняков перекрыла пути отступления трём сотням утомлённых католиков и встретила их стрелами. Опять у противника потери, но католики всё равно пошли на прорыв, и Кучебич сглупил. Он должен был оттянуться в сторону, а вместо этого ударил в лоб. Наверное, хотел получить больше славы.
Две конные массы столкнулись, и я, наблюдая за этим, поморщился. Наверняка у «диких» половцев будут потери.
Впрочем, победа наша. Половцы Кучебича смяли остатки вражеской кавалерии и задавили уставших германских рыцарей числом.
Бой закончился. Германская пехота на дороге погибла, и степняки Девлета Кул-Иби взяли двести пленных, в основном раненых. Тысяча Кучебича добила рыцарей, и он лично привёз в деревню нескольких аристократов, с которых уже содрали броню. Пришла пора опросить германцев, и я остановился перед толпой пленных.
Грязные, избитые, израненные люди с потухшим взглядом, не ожидая ничего хорошего, стояли и сидели на земле. Некоторые смотрели на меня и сразу отворачивались, а я разглядывал их и выбирал тех, с кем хотел поговорить.
– Вот этого в сторону, – ткнул я пальцем в крупного мужика с ярким красным шарфиком на рукаве разорванной шёлковой рубахи, рыцаря наверное. – И этого. – Следующим стал пехотинец, широкоплечий блондин с хмурым лицом, который озирался и наверняка хотел сбежать, младший командир, судя по манерам. – Ну и… вот этого. – Третьим выбрал щуплого юношу, который сидел на земле и плакал, одет как лёгкий кавалерист.
– Куда их? – спросил один из телохранителей.
– К колодцу отведите и дайте напиться. Сейчас подойду.
Воины выполнили приказ, а я увидел Кучебича и подозвал его:
– Подойди!
Вожак «диких» половцев приблизился и, улыбаясь, поинтересовался:
– Хан, ты видел, как мы рыцарей разбили?
– Видел, и мне не понравилось. Почему в лобовой удар степняков пустил?
– Так получилось, – развёл он руками. – Сотник Кода не сдержался, в атаку ринулся. Пришлось остальных в свалку кидать, а иначе всю сотню потерял бы.
– Сколько твоих воинов полегло?
– Два десятка убитых и три десятка раненых.
– Что с сотником станешь делать?
– Уже сделал, – скривился Кучебич, словно съел что-то кислое. – Велел сломать ему хребет и в поле бросить. Всё по закону. За ослушание – смерть без пролития крови.
– Правильно.
Вожак отъехал, а я ещё раз посмотрел на пленных и махнул рукой:
– Всех перебить!
Степняки, обнажив оружие, набросились на германцев, а я отправился к колодцу.
Пленные германцы слышали, как убивают их сородичей, но сделать ничего не могли. Опустив голову, они ждали, что будет дальше, и я обратился к ним на их родном языке:
– Меня зовут Вадим Сокол, я вождь венедов и степняков. Кто честно ответит на мои вопросы, тому дарую жизнь.
Угроза! Я её почувствовал от пленного рыцаря и, когда он попытался наброситься на меня, был готов. Слегка отступил в сторону и подставил ногу. Он споткнулся и растянулся в пыли.
– Добить! – кивнул я на него.
Хрясь! Шмяк! Мечи телохранителей врубились в тело пленника, и тот, пару раз дёрнувшись, затих.
Продолжаю допрос.
– Ты кто? – посмотрел я на пленного вояку, которого определил как младшего командира.
Он ответил моментально:
– Десятник Себастьян Могир.
– Откуда?
– Из Мейнингена.
– Куда направлялся ваш отряд? Кто командир?
– Направлялись на север, в подкрепление войскам герцога Альбрехта. Командир – барон Филиберт фон Цаухе.
– С тобой ещё поговорим. – Я посмотрел на третьего пленника: – Кто таков? Из какого отряда?
Дрожащим голосом, с трудом сдерживаясь, тот просипел:
– Ваша милость… Я Обен Пирр… Мой отец колонист из Фландрии… Живу в Магдебурге… Вступил в конную сотню наёмного командира Марселлона…
– Он командовал конниками из Магдебурга?
– Нет-нет, ваша милость… Нас из города рыцарь вывел, Северин фон Барут…
– А… – Я хотел задать ему ещё несколько вопросов, но появился разведчик из группы варогов.
Я почувствовал нетерпение молодого воина и повернулся к нему, а он оставил коня, подбежал, наклонился и быстро зашептал:
– Вождь, наши братья рядом, вароги из Зеландии.
– Нашли всё-таки? – По губам скользнула улыбка.
– Да.
– Далеко они?
– Уже здесь, в деревне. Тебя ждут.
– Вести из дома принесли?
– Несколько писем.
– Скажи им, скоро приду.
Варог кивнул и отступил, а я продолжил допрос. Мог бы сразу с варогами встретиться и письма прочитать. Но мне следовало собраться и подготовиться. Наверняка посланцы Свойрада принесли весточки от жён, и я понимал, что в их посланиях будет много боли и горя.
Пленные говорили охотно и выложили всё, что знали. Хотя знали они не так уж и много. Но основное я узнал. На подходе ещё несколько крупных отрядов, которые направляются на помощь Альбрехту Медведю. А в Магдебурге много проповедников, воинов и припасов. Следовательно, город может выдержать длительную осаду и взять его измором не получится.
Когда пленные иссякли, я велел их отпустить и проводить под стены Магдебурга. Пусть они вернутся в город и расскажут о страшном разгроме, который устроили крестоносцам степняки. Слух должен прокатиться среди защитников Магдебурга, а потом он обрастёт подробностями и выдумками. Люди будут сами себя пугать и через пару-тройку дней германцы станут считать, что нас не пятнадцать тысяч, а в пять раз больше. Я был уверен, что так и произойдёт.
Степняки посадили католиков на лошадей и повезли к городу, а я ещё немного посидел возле колодца, собрался с мыслями и пошёл на встречу с варогами, которые прибыли из моего княжества.
Воспитанники Свойрада, два воина из первого учебного потока, опытные шпионы, не раз проникавшие на территорию противника, уже помылись, переоделись и подкрепились. Одного звали Витимир, второго – Витигост. Я знал их и даже запомнил, что в прошлом году кто-то из них женился и построил в Рароге дом. Впрочем, это не важно.
– Какие вести принесли? – обратился я к варогам и сел на широкую лавку возле стены.
Ответил Витимир, который протянул мне обтянутый холстиной тяжёлый пакет:
– Всё здесь, вождь. Письма от ваших жён, от Свойрада, Поято, Саморода и Довмонтова.
– Всему своё время, – принял я пакет и положил его рядом. – А пока сам расскажи, что в Рароге делается.
– Как скажешь, вождь. – Витимир шмыгнул носом и начал рассказ.
Шпион говорил по существу, коротко и чётко, как его учили, и картина событий, которые происходили в Рароге после моего отбытия в Дикое поле, нарисовалась быстро.
