Император Пограничья 1 - Евгений И. Астахов
По толпе пронёсся изумлённый гул. Жители недоверчиво переводили взгляд с меня на старосту, начиная понимать, что здесь происходит. Кто-то выкрикнул из задних рядов:
— Так это Савелий боярина заказал? Но зачем⁈
Я оглядел толпу и громко, чтобы слышала вся площадь, произнёс:
— Савелий продался этому торгашу с потрохами. Они вдвоём годами наживались на вас, скупая Реликты и Эссенцию за бесценок и втридорога перепродавая. А разницу клали себе в карман.
Толпа ахнула, зашепталась. Люди смотрели на старосту кто с недоверием, кто с нарастающим гневом. Рындин побледнел, но тут же взял себя в руки и с жаром заголосил:
— Враньё всё это! Не верьте ему, люди добрые! Я день и ночь радел за общее благо, старался выторговать у Гривина лучшие цены. Не всегда удавалось мне, признаю, больно корыстен этот треклятый купец. Вспомните, сколько добра я сделал для Угрюмихи! А этот прощелыга-барин сам с ним в сговоре, вот и мутит воду!
Я расхохотался, качая головой.
— Ох, Савелий, ну чисто мокрица на сковородке. Вертишься, брызжешь маслом, а деться некуда. Макар, будь любезен, повтори-ка селянам, что ты мне поведал.
Я легонько пнул скулящего Гривина под рёбра, и тот, давясь слезами, выпалил:
— Всё правда! Ваш староста на меня работал. Да и не только он… В других деревнях остальные тоже замешаны… Савелий мне Реликты задёшево сбывал, а я ему долю отстёгивал. Лихо мы эту деревеньку доили, ох лихо, да только вы мне все чужие, а он-то ваш, родной! И мог гораздо больше денег раздавать, а не себе в карманы класть!
Люди загомонили, подаваясь вперёд. В их глазах вспыхнула ярость, зазвучали выкрики:
— Ах ты, гнида продажная!!
— Тля мохнатая!
— Себе в карман, значит, нашу деньгу клал? Ну, всё, молись!
Староста аж затрясся, но вновь попытался выкрутиться:
— Не слушайте вы их! Ясно же, что боярин силой выбил эти речи. Пытал, поди, купца, вот он и мелет что ни попадя, лишь бы шкуру сберечь!
Я усмехнулся и обернулся к толпе:
— Что ж, Савелий верно говорит. Негоже судить без веских улик. Давайте-ка послушаем тебя самого, что скажешь? Гаврила, нашли?
Из-за ближайших домов вышли Федот с Гаврилой, держа в руках магофон. Не зря я их отправил обыскивать избу Рындина, пока Силантий, а потом и я отвлекали внимание деревни. Ради этого, а также возможности послушать, что будет болтать староста, всё представление и было затеяно.
При виде артефакта лицо старосты побелело, порозовело и пошло красными пятнами. В толпе раздался истошный женский вскрик — жена Федота, считавшая мужа погибшим, бросилась к нему на шею.
Я принял у охотника магофон, открыл записи и принялся зачитывать вслух:
— Так, что тут у нас… О, какая прелесть! «Макар, забери поскорее Эссенцию. Недоумки притащили пол-пригоршни. Хочу уже поскорее свалить из этой дыры, пусть и дальше тут гниют в нищете». Занятно, не правда ли?
По толпе будто огонь пробежал. Люди взревели от ярости, надвигаясь на старосту с кулаками. Тот упал на колени, заливаясь слезами и соплями:
— Помилуйте, люди добрые! Бес попутал, каюсь я, каюсь! Не губите, я всё верну, сторицей отплачу!
Однако людей было уже не остановить. Добавив частичку магии в голосовые связки, я рявкнул, перекрикивая гвалт:
— Стоять! В этой деревне я вершу суд, а потому пройдёт он быстро и справедливо.
Мужики неохотно отступили, сверля старосту ненавидящими взглядами. Я повернулся к провинившимся и громко объявил:
— Данной мне властью я, Прохор Платонов, воевода Угрюмихи, признаю вас виновными в злоупотреблении доверием, мошенничестве, сговоре и покушении на убийство. Приговариваю обоих к смертной казни через повешение.
Рындин взвыл, хватаясь за сапоги селян. Гривин лишь трясся и скулил, как подбитая собака.
Я ожидал, что жители Угрюмихи задумаются, возможно, кто-то вступится за своего старосту, но толпа смотрела на Савелия так, словно он для неё уже умер.
Через минуту из толпы вышли кузнец Фрол и охотник Борис, размотали верёвку и перебросили её через высокую перекладину деревенских врат. Силантий же вбил напротив них два крепких кола прямо в мёрзлую землю.
Я повернулся к приговорённым, которым накинули петли на шеи.
— Будут ли последние слова?
Макар разрыдался пуще прежнего, умоляя о пощаде. От страха он непроизвольно обмочился, окончательно растеряв всякий приличный вид.
— Да будьте вы все прокляты! — брызжа слюной и бешено вращая глазами, выкрикивал Савелий. — Сдохнете в муках, как последние собаки! Как черви подохнете! И ты, Платонов, трижды проклят будешь за моё убийство! В аду гореть тебе, выродку! И детям твоим, и внукам…
— Да-да, — отмахнулся я, — и племянникам, и кошке с собакой, и моим соседям. Я тебя услышал.
Сбоку раздался негромкий звонкий голос. Это Гаврила, щуря глаз, пропел куплет старой песни:
♪ Он не скрывал злобу свою,
Он всех ненавидел нас.
«Да, я вернусь, слово даю!» ♪
По толпе пробежал нервный смех.
Я подошёл к лежащей на земле верёвке и, сжав в кулаке, активировал Медвежью силу. По телу разлилось приятное тепло, мускулы вздулись, наливаясь невероятной мощью.
Тот, кто выносит приговор, должен сам заносить меч.
Резко рванув верёвку на себя, я в одиночку вздёрнул Гривина высоко в воздух. Раздался хруст, петля затянулась, перекрывая доступ воздуха. Тело судорожно задёргалось в предсмертной агонии, но я равнодушно обмотал конец верёвки вокруг вбитого в землю кола. После чего повторил процедуру со старостой.
Долго ждать не пришлось. Тридцать ударов сердца, и оба приговорённых обмякли.
В толпе стояла гробовая тишина. Люди потрясённо взирали на дело моих рук. Первой опомнилась бабка Агафья. Размашисто осенив себя крестным знамением, она пробормотала:
— Диво дивное, силища нечеловеческая!
Мельник Силантий согласно закивал, не сводя с меня изумлённых глаз. Плотник Михей задумчиво почесал в затылке, будто прикидывая, как бы такую мощь применить на пользу делу.
Но самой любопытной была реакция учителя Петровича. Он стоял чуть в стороне, сложив руки на груди, и с отстранённым видом наблюдал за происходящим. На его лице не дрогнул ни единый мускул — ни когда я зачитывал компромат, ни во время суда, ни даже при виде казни. Казалось, всё это его совершенно не касалось, будто шло по давно написанному сценарию.
Моё внимание привлекло движение сбоку. Это Василиса, побледнев и зажмурившись, отвернулась от жуткого зрелища. Что ж, её можно
