Час Кицунэ - Олла Дез
Ах, если хочешь
Порваться ты, нить жизни,
То рвись скорее!
В живых же оставаясь,
С любовью я не справлюсь.
* * *
Напрасно гляжу вокруг.
Куда устремиться душою?
Нет такой стороны.
Весну провожая, темнеет
Вечернее небо.
Печалится взор.
* * *
О, если б найти приют,
Где осени нет!
Везде — на лугах, на горах —
Луна поселилась.
Автор принцесса Сёкуси Сикиси-найсинно — средневековая японская поэтесса, признанная одной из величайших женщин-поэтов Японии, дочь императора Го-Сиракава. Она жила в описываемое мной время и была младше моего героя Минамото-но Тамэтомо на одиннадцать лет. C 8-летнего возраста Сикиси была жрицей синтоистского святилища Камо, в 18 лет покинула храм по болезни. В 1197 на Сикиси-найсинно пало подозрение в участии в политическом заговоре, и поэтесса едва не была сослана. Впоследствии постриглась в монахини. Очень личные, «женские» стихотворения Сикиси-найсинно сквозят неприкрытой скорбью.
Перевод с японского В. Н. Марковой
* * *
— Держи меня! — прошептала я.
— Ни за что не отпущу.
Крик ребенка разорвал тишину и прокатился по дому.
— Сын.
— У вас родился сын!
— Какой большой!
Послышались радостные голоса женщин.
— Наш сын? — прошептала я, глядя на Тамэ.
Тамэ мельком посмотрел на женщин, потом на сына, пожал могучими плечами и снова сжал мои руки.
— Здоровый кричащий младенец.
— Вы посмотрите, какой он сильный. А как кричит, — заворковала одна из женщин, и я и в самом деле услышала мощный вопль нашего с Тамэ сына.
— Потом. Что с моей женой? — спросил Тамэ.
Ему что-то отвечали, что-то поясняли, кажется, про мою слабость, про кровотечение, про что-то еще.
— Тамэ! — закричала я.
Меня продолжало корежить. Потому, что если для ребенка все закончилось, то для меня все только начиналось.
— Что⁈ Что мне сделать⁈
— В храм! Неси меня в храм! Через арку Тории!
Я снова закричала. Мне сейчас казалось, что я и не мучалась много часов от боли. И что все только начинается.
— Но послед отошел. Боли должны уйти? — недоуменно спросил кто-то. — Что с ней?
Но Тамэ не слушал. Он схватил меня, как я и была, всю в крови, на руки и выскочил на улицу. Моих сухих губ коснулся ветер, и мне даже послышался запах моря.
Тамэ бежал в храм, не обращая ни на что внимания. Он влетел туда через арку Тории и внес меня, держа на руках.
— Тамэ! Положи меня на пол.
Все эти девять месяцев Тамэ таскал меня на руках. И вот теперь я просила его меня отпустить. Я прямо почувствовала, как ему это было сложно. Но он верил и доверял мне. Как тогда поверил, что нужно выпустить стрелу ниже ватерлинии по кораблю. Как тогда поверил, что в замке нужно объявить тревогу. Он поверил и сейчас.
Он уложил меня на каменные плиты храма и сделал шаг назад. На то, что он уйдет, я даже и не рассчитывала, но видела, что мы в храме только вдвоем.
С меня сносило остатки иллюзии внешности, которая каким-то невероятным чудом на мне все еще держалась. И вот уже розовые волосы разметались по полу, шесть хвостов бились о каменные плиты, меня корежило и перестраивало. Обычно это происходило в арке Тории в Долине. Там было много магии, она лилась рекой и помогала. Тут, в храме, она тоже была, но мне ее не хватало.
Мои пальцы скрючило, и я снова закричала. Я не справляюсь.
— Тамэ, — прошептала я, и слеза скатилась по щеке.
— Аика! Бери! — муж подлетел ко мне и сжал меня в руках, крепко, сильно и больше выпускать меня из объятий он не собирался. — Бери! — встряхнул он меня, прогоняя серый туман, в который я стремительно проваливалась.
— Что? — слабо прошептала я.
— Всё бери! Все что нужно! Все и бери! Жизнь мою забирай! — продолжая меня встряхивать, громко говорил он.
— Нет, — покачала я головой и шевельнула пушистыми розовыми ушками.
— Аика! Я не буду жить без тебя! Ты меня слышишь! Не буду! Бери! — и он гневно посмотрел на меня.
И я поверила. Поверила, что он и в самом деле не будет жить без меня. Он столько раз мне об этом говорил, что теперь я безоговорочно поверила. И потянулась. В Тамэ не было магии. Но была бессмертная душа, была огромная физическая ярость, и была… любовь. Любви было много, и сейчас он щедро всем этим делился со мной.
Любовь… Любовь — это магия. И я отчетливо поняла это только что, на пороге, за которым был серый туман. Любовь способна вытащить даже с самого края. Любовь — это самая сильная магия. Сильнее ее нет! Она лилась между нашими телами. Тамэ ничего не жалел и отдавал добровольно все, что мог отдать. И я брала, навеки соединяя наши души и судьбы. Скрепляя их канатами. Узы любви? Нет! У нас были стальные тросы, что оплетали нас с Тамэ и соединяли в единое целое.
И я почувствовала, как тело налилось магией, силой и лисьем огнем, и как выстрелил в пустоту мой седьмой хвост.
Тамэ крепко сжимал меня, а я прижималась к нему, и мы грели друг друга, лежа на каменном полу храма.
Я открыла глаза.
— Тамэ, — охнула я.
Я запустила тонкие пальчики в абсолютно белые волосы любимого.
— Ты вместо меня поменял цвет и стал моим белым лисом, — прошептала я и уткнулась ему в грудь.
— Ну, это малая плата за то, что мы остались живы. Я готов еще два раза поседеть, если нужно, — и он потянулся к моим губам.
Мы целовались, но потом Тамэ решительно отстранился.
— Тут холодно. И нечего тебе лежать на камне, — и он встал и подхватил меня на руки.
— Стой! Я в порядке. Больше не нужно таскать меня на руках. А то так я и ходить разучусь! — фыркнула я, привычно накладывая иллюзию.
— Вот еще! Я донесу. Пошли с сыном знакомиться?
Наш с Тамэ сын был великолепен. Я целовала маленькие
