Никогда не было, но вот опять. Попал 4 - Константин Богачёв

— Да у вас, молодой человек, мания величия, — усмехнулся Дурново.

— Да нет у меня никакой мании! — отмахнулся я от несуразного обвинения. — Просто за три года моего пребывания здесь меня уже несколько раз пытались убить.

— Несколько раз? То есть ты хочешь сказать, что кроме этого сумасшедшего итальянца на тебя ещё кто-то покушался?

— Покушались и не раз, но, как говорится, бог миловал. Я по этому случаю даже целую теорию сочинил.

— Вот даже как! Любопытно послушать! — сказал Дурново.

— Я предположил, что всякое общество — есть определённая система со своими противоречиями и внутренними факторами развития. Я же стал внешним и случайным раздражителем, который внёс в систему некий хаос. Конечно, если бы я притих в уголке и не отсвечивал, то ничего бы не было, но я тихо сидеть не стал, и потому система старается избавиться от меня. Если это не удастся, то рано или поздно системе придётся меняться уже с учётом факта моего существования. Вот поэтому я и обрадовался, что Его Высочество Георгий Александрович оказался здоров. А по третьей моей записки…

— А вот это уже, юноша, не твоё дело! — перебил меня Дурново.

Я поднял раскрытые ладони на уровень груди, давая понять, что вопрос выбора невесты наследника меня никак не касается. Дурново же продолжал:

— Из твоей теории выходит, что для тебя ещё не всё закончилось.

— Боюсь, что вы правы Ваше Превосходительство, и мне нужно быть в столице предельно осторожным и не нарываться на неприятности. Я ведь, в силу обстоятельств своей прежней жизни в другом мире, не слишком привержен к чинопочитанию и уважению к сословным привилегиям, потому и не хотел ехать в Санкт-Петербург.

— Ну, то что ты дерзок не по возрасту и не по чину, мы с Арсением Владимировичем уже заметили. И потому нами принято решения предоставить тебе и твоей команде куратора, который постарается уберечь вас от необдуманных поступков, ну и поможет вам в организации показа ваших изобретений.

Дурново нажал кнопку и через несколько секунд в кабинете появился офицер в хорошо подогнанном мундире и с безупречным пробором на голове.

— Григорий Данилович, пригласите-ка ко мне Ивана Николаевича Прудникова.

Поименованный Григорием Даниловичем, чуть наклонил голову, обозначив, что приказ начальства понят и принят к исполнению. Проводив секретаря взглядом, Дурново вновь обратился ко мне:

— Что из своих изобретений вы привезли в столицу? Чем можете удивить Его Величество, ну и нас грешных?

— Привезли прототип радиотелеграфа. При испытании в Барнауле четкая связь была зафиксирована на расстоянии пяти километров, ну то есть вёрст, — поправился я.

Дурново на мою поправку лишь ухмыльнулся и сказал:

— Я знаю, что такое километр. Но пять километров, на мой взгляд, маловато.

— Согласен! Но это всего лишь прототип и возможности его улучшения и доработки просто огромны. Нужны лишь знающие люди, оборудование и главное деньги.

— Деньги! Деньги всем нужны, — вздохнул Директор департамента полиции. — Ладно, проведём испытания, и я доложу о них императору. Если ваш радителеграф работает, то представлю Его Величеству в нужном свете, а уж какое решение примет он мне неизвестно. Кстати, вы же не единственный изобретатель этих приборов?

— Разумеется, нет! Моя только идея и финансирование работ, остальное сделали барнаульские инженеры. А кроме нас, сейчас во всех цивилизованных странах, так или иначе идёт работа по созданию радио. У нас это — Попов Александр Степанович, в Америке — Тесла, в Италии — Маркони, о других я просто не знаю. Так что изобретение радио, дело коллективное, но Маркони первым получит патент и построит завод по выпуску передатчиков и приёмников, хотя было подозрение, что он воспользовался наработками Попова, который запантетовать своё изобретение не удосужился, ограничившись публикацией в научном журнале. По крайней мере, так это было в моём мире. Как будут дела обстоять здесь, зависит от нас.

— С радиотелеграфом всё понятно! Мне Арсений Владимирович докладывал, что вы сделали самолёт и даже несколько раз взлетали на нём.

— Это пока ещё не совсем самолёт, а всего лишь прототип. Мы его хорошенько погоняем, выявим проблемы, и следующий экземпляр будет гораздо совершеннее. Так что самолёт остался в Барнауле, но полёты и ещё кое-что мы продемонстрируем, надо лишь с подходящим полем в качестве аэродрома определиться, чтобы и от города недалеко и взлетать с него было удобно.

— Вот Иван Николаевич вам поможет и с аэродромом и с демонстрацией вашего радиотелеграфа. Но вы свои достижения продемонстрируете сначала только для нас и без излишней шумихи. Обо всём будет доложено Государю и он возможно сам захочет посмотреть на ваши полёты и наверняка пожелает с тобой побеседовать.

— Ваше превосходительство, а нельзя ли мою встречу с Его Величеством организовать, так чтобы о ней знало как можно меньше народа?

— Это не нам решать, — строго сказал Дурново и добавил. — Но Его Величеству о твой просьбе будет доложено. Кстати, с вами в столицу должна была приехать Новых Феодора, — прочитал он имя и фамилию ведуньи по бумажке, лежащей перед ним.

— Приехала! — кратко доложил я и добавил. — А вот она как раз и ставит главным условием — никакой огласки.

— Вот даже как! — не особо удивившись произнёс Дурново. Он хотел ещё что-то добавить, но вошёл секретарь.

— Ваше Превосходительство, Прудников ожидает в приемной.

— Пусть заходит.

Вошедший был несколько полноват. Одет хорошо и по современной моде, щёгольские усики и приветливое выражение круглого лица располагали к себе. Он казался добродушным и простоватым. Но быстрый взгляд брошенный им на меня, давал повод усомниться в его добродушии. Его глаза смотрели холодно и оценивающе.

— Вызывали, Ваше Превосходительство? — задал он необязательный вопрос.

— Вызывал, Иван Николаевич, вызывал. Ты сейчас чем занят?

— Арсений Владимирович поручил мне провести беседу с приехавшим в столицу Хруновым Фролом Никитичем, золотопромышленником из Сибири. Ну и так немного поработать с ним.

— А! Дуэлянт! Что там с его противником? — равнодушно поинтересовался Дурново.

— Состояние тяжёлое, но жить будет, так мне телефонировали наши московские коллеги.

— А этот значит, откупился и сбежал из Москвы от греха подальше. А чего же не домой в Сибирь?

Прудников