Не отступать и не сдаваться - Алим Онербекович Тыналин
Рефери пригласил нас на середину ринга. Я сунул капу в рот и поднялся.
– Ну, давай, держись, – сказал Худяков и похлопал меня по плечу.
Снова звякнул гонг. Начался второй раунд.
Теперь Мазуров снова продолжил подбираться ко мне. Я держал его на расстоянии прямыми ударами правой. Кажется, на протяжении всего первого раунда он не мог понять, почему я не включаю в бой свои замысловатые комбинации.
Подозревал какой-то подвох и поэтому осторожничал. Несмотря на то, что как личность он дерьмо на палочке, при этом Мазуров нисколько не дурак. Он хотел выяснить, что происходит, и только потом лезть в решительную атаку.
Вместе с тем он понемногу ускорял темп. Атаковал все чаще и чаще, стараясь загнать меня в угол. Вот когда я пожалел, что одна рука у меня почти нерабочая.
А затем он ударил мне по руке. Хотел провести джеб выше, через мое левое предплечье. Но я отбился, и тут, возвращая руку, Мазуров задел мою кисть.
Боль несусветная. Мне показалось, что я услышал треск ломаемой кости. Она и так была сломана, теперь он окончательно уничтожил ее.
А может, это все мое воображение. На самом деле Мазуров ничего не доламывал. Просто задел кисть, и этого было достаточно. Как бы то ни было, мое лицо исказилось от боли.
Лицо же соперника впервые обрело живые черты. Лысый череп блестел, как шар, перебитый нос почуял добычу. Он посмотрел на мою руку и все понял. А затем торжествующе улыбнулся.
Это была катастрофа. Противник понял, что у меня травма руки. И не собирался давать мне спуску. Я тут же ощутил последствия.
Весь остаток раунда Мазуров гонял меня по рингу. У него только кнута в руках не было для того, чтобы все выглядело убедительнее. Вместо этого он работал перчатками.
Мне пришлось поменять стойку на правостороннюю, потому что он старался нет-нет, да задеть мою кисть. Причем делал это незаметно, на грани, чтобы не причинить мне совсем сильную боль.
Я же вертелся, как уж на сковородке, чтобы уйти от его ударов. Пару раз мне удалось сделать это только благодаря удаче. Худяков в моем углу охрип от криков.
– Двигайся, что ты стоишь на месте? – орал он на весь дворец. – Ты заснул, что ли, Рубцов?
От окончательного поражения меня спас удар гонга. Тяжело дыша, я вернулся в свой угол. На ликующего Мазурова смотреть не хотелось. Вместо этого я поглядел на Лену.
Девушка сидела расстроенная. Губы поджала, щеки пылали. Ей явно не по душе происходящее на ринге.
– Если ты хочешь, я выброшу полотенце, – прошептал Худяков. – Ты можешь остаться без руки, неужели не понимаешь?
Я покачал головой. К нам подошел один из судей и врач.
– У вас все в порядке, Рубцов? – спросил судья. – Такое впечатление, что вы травмированы.
Худяков промолчал, а я сказал:
– Все в порядке, товарищ. Мое поведение это часть нашего тактического плана.
Судья, высокий смуглый мужчина, нахмурился.
– Вы специально вводите соперника в заблуждение? Это не совсем спортивно. Деритесь достойно, или мы будем вынуждены снять вас с турнира. Пока что вам предупреждение.
Они с врачом отошли, а Худяков покачал головой.
– Мы эдак еще и с турнира вылетим. Ты вовлекаешь меня в дурацкие авантюры. Если этот раунд пройдет так же, я выброшу полотенце.
Я посмотрел в сторону Мазурова и тут же отвел взгляд. Противник не отрывал от меня глаз, будто пытался загипнотизировать. Уверен, что победа у него в кармане.
Когда объявили о начале третьего раунда, я схватил Худякова за руку.
– Не надо сдаваться. Это для меня неприемлемо. Вот увидите, этот раунд пройдет по-другому.
Худяков нахмурился.
– Довольно уже я слушался тебя. В этот раз я сам могу принять решение. Повторяю, если все будет плохо, то я…
– Все будет отлично, – заверил я и сунул капу в рот.
Мы встали в центр ринга и рефери объявил о начале поединка. Мазуров улыбался краешком рта. Толстые ноздри хищно раздувались. Он представлял себя гончей, загнавшей кролика.
И как только рефери отошел, я тут же ударил его левой рукой. Длинный прямой в голову, почти не защищенную. Мазуров совсем не ожидал этого и джеб прошел на отлично.
Развивая успех, я добавил боковой в голову, уклонился от его контратакующего удара и снова ударил левой, на этот раз в корпус. В районе печени. Туда, где он опять не ждал.
Причем ударил жестко и резко. От души, со всей силы. Не жалея себя.
Мазуров охнул и согнулся от боли. Я продолжил атаку и послал добивающий в голову. Своим правым хуком, почти что моей «визиткой».
Последующее падение противника на настил заставило зрителей задохнуться от счастья. Мои болельщики радостно закричали. Я улыбнулся им и отошел в угол. Рефери начал отсчет.
Я ждал в углу, стараясь не выть от боли. Ни в коем случае нельзя показывать, что у меня дико болит рука. Что ее разрывает жесточайшая боль.
Если бы я был в одиночестве, а не на ринге, под взглядами толпы, то просто свалился наземь, скорчившись от адской пытки. Но нет, все, что я мог себе позволить, это только слегка прижать кисть к себе и приветливо улыбаться людям.
Мол, смотрите, все отлично! Это часть задуманного плана. И стоять, стоять на месте, не падать, не валиться. Лена отчаянно хлопала мне в ладоши. За это я готов простить все ее капризы.
Чуда не состоялось. Несокрушимый Мазуров поднялся, не дожидаясь конца отсчета. Кивнул рефери, поднял перчатки к подбородку, встал в стойку.
Кинул на меня полный ненависти взгляд. Теперь он думает, что все это я сделал специально. Заманил его в ловушку. Ну, давай, по крайней мере, ты теперь будешь опасаться моей левой.
Мы снова сошлись в схватке. Я снова поменял тактику. Я работаю на ближней дистанции, но двигаю корпусом.
Руки наносят боковые удары. Левая обычно промахивается. Правая бьет. При этом я кое-как ухожу от ударов Мазурова. Все выглядит так, будто мы вошли в самое жестокое соприкосновение на этом турнире. В самый быстрый обмен ударами.
Зрители в восторге, они кричат и улюлюкают. Свистят, как в цирке. Как в Колизее две тысячи лет назад. Не хватает еще, чтобы они опустили большой палец вниз, приказывая нам убить друг друга, как гладиаторы.
Меня спасает то, что обычно Мазуров работает на средней дистанции. Ему
