Сын Багратиона (СИ) - Седой Василий
Кузьма, выслушав приказания, неожиданно произнес:
— Вот это правильно, а то вдруг барин за вещами вернётся, как бы чего не вышло.
— За какими вещами? — тут же спросила мама.
— Ну как же. Сказали ведь проследить, чтобы он не увёз чего лишнего, вот я его и не пустил в дом. А он очень туда рвался.
Я от этих новостей вообще выпал в осадок. Странно, конечно, что этот Жозеф Степанович не настоял на своём, всё-таки вдвоём с кучером они могли бы справиться с Кузьмой. На ум приходит только одно: не рискнул посреди белого дня действовать более решительно. Надо бы посмотреть, что у него там за имущество и ускориться с охраной.
Поэтому, как только Кузьма помчался в деревню, я предложил маме посмотреть, что из вещей её свекра осталось у нас.
Тут я неожиданно нарвался на целую лекцию, что неприлично копаться в чужих вещах. По мнению мамы, нужно приказать служанке все сложить в какой-нибудь сундук и отправить Жозефу Степановичу.
Мне стоило немалых трудов всё-таки уговорить её на этот неблаговидный поступок. Аргументировал тем, что надо точно знать, что у нас осталось, вдруг, пока служанка будет собирать вещи, что-нибудь затеряется и не попадёт в сундук.
Мама намёк уловила, и мы с ней отправились в апартаменты, где квартировал её бывший свекр.
Занимал он сразу три комнаты: спальню, гостиную и кабинет. Я про себя подумал: не сравнить с моей спаленкой, вот и думай, кто здесь хозяин.
Вещей у Жозефа Степановича было не особо много, так что для их осмотра много времени не понадобилось. Да я и не хотел копаться в шмотках, а вот небольшой ларец, закрытый на хитрую защелку, которую я не сразу разобрался, как открыть, очень меня заинтересовал.
Мама хоть и кривилась, глядя на мои попытки разобраться с этим ларцом, но мешать не стала, а когда я его всё-таки открыл, только ахнула.
Первое, что сразу бросилось в глаза, это толстая стопка ассигнаций. Но главное было даже не это, а то, что ларец был чуть не наполовину заполнен золотыми монетами.
Как-то мне мало верится, что такие деньги можно получить от его захудалого, по словам мамы, имения. Да и вряд ли он стал бы все свои средства держать при себе. А вот с наших обширных владений за несколько лет очень даже можно столько собрать. Вот только вопрос, почему он не вывез их куда-нибудь в город.
В принципе в жизни бывает всякое, поэтому я на всякий случай поинтересовался:
— Мама, а сколько наше имение приносит прибыли за один год?
Мама, задумчиво рассматривавшая обнаруженное богатство, не сразу отреагировала на мой вопрос. Только после продолжительной паузы она наконец сказала, что пока оно не даёт прибыли. Надо все наладить, чтобы начать зарабатывать.
— Мама, вот в этом ларце как раз и лежит та прибыль, которой имение не даёт. Но это не самое важное. Главное, что Жозеф Степанович вернётся за содержимым ларца если не этой ночью, то следующей точно. И приедет он за своим имуществом не один, а в компании каких-нибудь не боящихся пролить кровь людей.
Вместо ответа эту мою тираду мама только глазами хлопала, прикрыв рот ладонью. Вот ещё тоже привычка у неё — чуть что, так сразу паниковать и совать руку чуть не в рот. Я тяжело вздохнул и спросил:
— Мама, очнись и скажи: у нас в доме есть какое нибудь оружие?
Видя, что она неправильно меня понимает, я поспешил объяснить:
— Нужно понимать, чем мы сможем вооружить наших людей, если их оружие пришло в негодность. Да и в целом не мешает узнать, на что нашим людям можно рассчитывать, если придётся отражать нападение.
Мама начала говорить, что вряд ли на нас нападут, всё-таки Жозеф Степанович благородный человек и не решится на подобное. Я скептически на неё посмотрел, но спорить не стал. Только ответил, что береженого бог бережет, и в любом случае хуже не будет, если мы будем точно знать, что у нас есть в закромах.
Убедил, хотя сейчас мама на меня смотрела уже ну очень странным взглядом. И фразу она бросила весьма неоднозначную:
— У меня возникает чувство, что это ты здесь взрослый, а не я.
Это её высказывание меня слегка напрягло. Мне это все не нужно, поэтому я ответил ей так, чтобы вызвать у неё чувство вины.
— Мама, мне очень хотелось жить, поэтому поневоле пришлось научиться думать. Да и предки помогают.
Наверное, получилось у меня с перебором, потому что мама разрыдалась, прижала меня к себе и прошептала:
— Прости меня, сынок, больше я никому не позволю тебя обижать.
Пока мы рассматривали имущество Жозефа Степановича, а потом я успокаивал плачущую маму, из села примчались пятнадцать человек, которых когда-то здесь оставил Багратион на излечение. Не знаю, что уж такого им сказал Кузьма, но они буквально прибежали в усадьбу, притом все вооруженные, и мне это понравилось.
Несмотря на несколько лет мирной жизни, эти люди не забыли воинскую науку и вели себя как солдаты на службе. Только мы с мамой вышли во двор, чтобы поговорить с прибывшими, ефрейтор Егор Бойцов (как мы скоро узнаем) отдал команду, и отставники буквально меньше, чем за минуту, построились в шеренгу, будто перед военным смотром. Я на автомате произнес:
— Вольно. Старший ко мне.
На что ефрейтор, пряча улыбку в усах, подошёл и начал докладывать, что, дескать, они прибыли…
Мама его перебила и спросила, кто ещё из солдат помимо ефрейтора пользуется уважением присутствующих и с кем можно планировать оборону усадьбы на случай нападения.
Честно сказать, удивила она меня этим вопросом, да и ефрейтор посмотрел на неё с уважением. Всё-таки приятно иметь дело с военными, пусть и бывшими. Подозреваю, что князь оставил здесь неслучайных людей, потому что стоило ефрейтору кивнуть, как из строя вышли три самых пожилых бойца, с которыми мы ушли в дом, предварительно распустив строй.
Похоже, мама на улице перегорела, выдав один очень правильный приказ, потому что начала обтекаемо вводить присутствующих в курс дела, чем только запутывала. Пришлось вмешаться и сказать все как есть
— Мама, я прошу прощения, что перебиваю, можно я попробую объяснить, что происходит?
Мама не стала мешать и только кивнула. Похоже, начала привыкать к моему совсем не детскому поведению. А вот солдаты глядели на меня с ярко выраженным удивлением, но все равно слушали внимательно.
— На самом деле все просто. Этой или, может, следующей ночью нас с мамой придут убивать. Сколько будет человек, сказать не могу, как и исключить, что нападение может произойти и днем тоже. Скорее всего, это будет отряд разбойников от десяти человек. Нам с вами нужно подумать, как мы будем отражать нападение, и подготовиться. Жду ваших предложений.
Сказать, что народ был озадачен, это ничего не сказать. Солдаты от моего спича натурально выпали в осадок. Первым пришёл в себя ефрейтор.
— Если мы не знаем, сколько будет татей и когда они нападут, разумнее всего будет поселить наш отряд в усадьбе и отбиваться из-за забора, — сказал он, глядя на маму.
Я на это предложение отреагировал сразу.
— С тем, что селить вас надо здесь, я согласен, а вот с тем, что мы будем отбиваться из-за забора, — нет. Этот забор доброго слова не стоит, и нет смысла рассматривать его в качестве укрепления. Это первое. Второе: закрыть постоянно открытые ворота
— это все равно что объявить всем и каждому, что мы ждем нападения.
Солдаты слушали внимательно, но покривились, когда я раскритиковал их план обороны, а ефрейтор вежливо спросил с мимолетной улыбкой:
— У вас есть предложение, как нам лучше оборонять усадьбы?
— Думаю, предложения у меня появятся сразу после того я пойму, какое у нас есть оружие.
С этими словами я посмотрел на маму, которая тяжело вздохнула и произнесла:
— Пойдемте посмотрим, — после небольшой паузы она добавила: — Не удивляетесь, сын у меня разумен не по годам.
Думаю, это было лишнее, но мне понравилось. Всё-таки приятно, когда такую мелюзгу, как я сейчас, воспринимают всерьёз. Правда, солдаты в ответ только хмыкнули. Но, надеюсь, это только пока.
