Вперед в прошлое 9 (СИ) - Ратманов Денис
Медленно ползли машины, конвульсивно дергая леденеющими дворниками. Резину на зиму тут мало кто менял…
И вдруг ветер ударил под дых, сбил с ног и покатил меня по снегу. Окоченевшими пальцами я прижимал акции к груди, а второй рукой пытался ухватиться хоть за что-нибудь, но меня тащило и тащило, и акции разлетались — никак не удавалось их удержать.
Причем тащило — на набережную, где катались гигантские шипастые перекати-поля, вздымались волны. Я понимал, что удержаться не получится, слишком скользко, пытался ползти на четвереньках, но и это не спасало, меня волокло в море.
Когда ледяная вода брызнула в лицо, я вскочил в кровати с колотящимся сердцем. Боря, накрытый с головой, спал. Наташка тоже спала. Мама суетилась на кухне, тянулся шлейф аромата кофе. За окнами занимался рассвет. Натянув штаны, я пошел в кухню и сказал маме, сидящей за столом:
— На работу сегодня не ходи.
— Почему? — возмутилась она. — Ветер как ветер, обычное дело.
— Не обычное.
Я подошел к окну и посмотрел вверх, на тревожно-розовое небо, по которому с бешеной скоростью неслись облака.
— Как будто в первый раз, — уперлась мама. — И не вздумай школу прогуливать! Вот если скажут возвращаться домой, тогда вернешься.
— Подойди, — сказал я, дождался ее и кивнул вверх. — Посмотри на небо.
Мама запрокинула голову, повела плечами и приоткрыла рот.
— Жуткое зрелище, — прошептала она. — Впервые вижу, чтобы облака на ходу меняли форму. Как будто их кто-то комкает.
— Представляешь, какая там скорость ветра? К вечеру это все опустится вниз.
— С чего ты взял? — не сдавалась мама.
— Ну а куда оно денется? Начнется метель, усилится ветер, крыши будут летать. Еще пришибет тебя по пути домой.
И что с ней делать? Я твердо решил не выпускать ее из дома, даже если придется применить силу. Вечером спасибо скажет.
— Позвони на работу, скажи, что заболела, — посоветовал я. — Все равно свет вырубит, и всех распустят по домам. Как по винным подвалам перемещаться? С фонариком или со свечкой?
— Не драматизируй. Я должна за твои акции узнать! — привела контраргумент мама.
— Узнаешь потом. Ты хочешь, чтобы мы сиротами остались? Чтобы нас мачеха воспитывала?
Мачеха сработала самым убойным аргументом, мама поджала губы.
— Звони давай, — велел я. — Если не прав, пять тысяч плачу, ты ничего не потеряешь.
Мамину злость как рукой сняло, глаза алчно блеснули. С чашкой в руке она направилась в прихожую, затрещал диск телефона. Из-за свиста и скрежета не было слышно, что она говорит.
— Мы в школу тоже не пойдем, — заявил я, когда мама вернулась в кухню. — Все равно вернут — у них предписание.
— Вроде не было объявления, — засомневалась мама, — ну, что занятия отменяются.
— Ты хочешь, чтобы нас деревьями пришибло?
Странно, что она так просто сдалась, когда я велел ей не ходить на работу… Блин — велел! Она же внушаемая. Вот оно как работает, можно велеть случайно, не сообразив, что это манипуляция с чужой волей. Надо быть осторожнее. И, действительно, не было объявления, чтобы в школах прекращали занятия.
Когда после четвертого урока нас все же отпустили, мы с Ильей убегали от скомканного куска жести, который нес ветер. Кому-то из мелких, помнится, серьезно в голову прилетело.
Наверное, стоит пойти и убедить директора распустить детей по домам, пока стихия не разгулялась. Помнится, да, в первый день апокалипсиса были у нас уроки. Учителей мы не слушали, алчно поглядывали на улицу, где начиналась метель — явление, исчезающе редкое в наших краях — и надеялись, что снега выпадет много.
Снег, если и ложился, то ненадолго, на моей памяти максимум он лежал неделю. Утром на горки выходят дети, катаются на санках, у кого они есть, но чаще — на пленке и картоне. Строят крепости. Заливают водой возвышенности. Играют в снежки стенка на стенку.
А ночью на опустевшие горки и катки выходят взрослые, потому что снег на юге — катастрофа для производств и ведомств и праздник для детей. Поскольку в каждом взрослом есть ребенок, они на полную катушку используют северную экзотику, то есть снег и мороз.
Пришлось еще раз велеть:
— Я схожу узнаю, что там в школе, а Боря и Наташа останутся.
Мама покорно кивнула, а я засобирался в школу. Надо прийти минут за двадцать до занятий. Надеюсь, директор уже у себя. Илье я звонить не стал, он живет, можно сказать, в школьном дворе.
— Ты позавтракал бы, — донеслось из кухни. — Сделать чаю?
Заглянув туда, я кивнул:
— Да. — И принялся одеваться.
Наедаться смысла не было, все равно скоро вернусь, и я удовлетворился бутербродом с сыром. Нацепил рюкзак и выбежал на улицу. Сначала разгула стихии я не почувствовал, закрытый нашим домом, но, когда вышел на дорогу, ветер толкнул в грудь и вынудил сделать шаг назад, а потом он затих, словно его и не было.
Пока температура была плюсовая. Небо полностью закрыла пухлая темно-серая туча. Она казалась однородной, но, если напрячь зрение, можно было разглядеть прожилки разных оттенков серого, закручивающиеся медленными смерчами. Самое скверное — эта туча опускалась.
На губу упала капля дождя, и я побежал, то останавливаясь, чтобы переждать порыв, то ускоряясь. Людей на улице не было. Школьники еще не вышли, собаки и кошки были умнее и попрятались. Мимо пролетела ворона, пока еще хвостом назад.
До школы я добрался за рекордные шесть минут, весь взмок, распахнул дверь в здание и рванул в директорский кабинет. Подергал ручку — закрыто, черт побери! И у завучихи закрыто.
Похоже, только техничка пришла, поглядывает свирепо. Я заходил вперед-назад по коридору. Заметил капли дождя, разбившиеся о стекло в холле. К обеду этот дождь превратится в снег. Провода оледенеют, и их порвет ветер. Ну где вы все, когда так нужны!
Мимо проходили повара, здоровались. В школу ворвался завхоз Петрович в легкой куртке, попытался войти к директору, выругался.
— Нет его, — сказал я. — Надо отменять уроки.
— Я тоже так думаю. — Он подул на окоченевшие руки. — Ветер усиливается. Ночью он был гораздо слабее.
Много позже, с начала нулевых, при норд-осте или другом катаклизме в городе начнут включать сирены, чтобы те, у кого есть возможность, оставались дома. Сейчас же никому ни до кого не было дела.
— Вы тучу видели? — спросил я. — Будет метель.
— Похоже на то. — Петрович упер руки в поясницу и прогнулся назад. — Болит! Всю ночь не спал.
Я стоял лицом ко входу и увидел директора с его неизменным дипломатом в руках. Вид Геннадий Константинович имел важный и невозмутимый. Заметив нас возле своего кабинета, он шевельнул надбровным валиком, пожал руку завхозу.
— Владимир Петрович, Мартынов… чего вы здесь?
Мы с завхозом переглянулись.
— Хотим вам предложить отменить занятия, — сказал Петрович.
— Указаний сверху не поступало, — отрезал он, открывая кабинет и приглашая нас, а может, одного Петровича.
Но я тоже вошел и проговорил:
— Ветер усиливается, температура падает. Скоро начнется дождь, а потом — метель. Есть риск, что кто-то пострадает по пути из школы.
— Указаний не поступало, — напомнил дрэк.
Тогда я посмотрел на него в упор и велел:
— Отменяйте занятия.
Глаза дрэка налились кровью, вены на шее вздулись, и он ринулся на меня:
— Ты что тут вообще делаешь? Кто тебя приглашал!
Я отпрыгнул назад, потому что во взгляде дрэка полыхала не просто ярость — желание убивать, как когда моя способность, столкнувшись с сильной волей, дает сбой, но между нами вклинился Петрович, обхватил дрэка за талию, укоризненно уронив:
— Геннадий, ну что вы… Парень дело говорит. Вы как хотите, конечно, но я дочь на уроки не пущу, а сам возьму отгул.
Директор задышал часто и тяжело, уселся на стул и зыркнул уже не так злобно. Я соврал:
— Меня отец предупредил, чтобы я оставался дома и брата с сестрой не выпускал. Что-то они там знают, чего не знаем мы. Если кого-то прибьет поваленным деревом, это ведь с вас потом спросят.
