Боксер-7: назад в СССР (СИ) - Гуров Валерий Александрович
В столовой Олимпийской деревни царила непривычная тишина — спортсмены ели молча, практически не разговаривая друг с другом и не обмениваясь взглядами. Володя мрачно ковырял вилкой омлет, а Шамиль хмуро смотрел в чашку с кофе, время от времени бросая короткие взгляды в мою сторону. Семёныч, спокойно прихлёбывая чай, сидел прямо напротив меня, как всегда, полностью контролируя ситуацию.
— Жрёшь, как будто на расстрел идёшь, — негромко пробормотал Володя, не поднимая глаз от тарелки, и тут же тяжело вздохнул.
— Это Олимпиада, а не столовка, — добавил Шамиль, осторожно ставя на стол пустую кружку и бросая на меня быстрый, изучающий взгляд, словно проверяя, не поддался ли я волнению.
Я только слегка усмехнулся, ничего не ответив на эти замечания, и продолжил молча есть завтрак, почти не чувствуя вкуса пищи. Внутри пульсировала решимость, смешанная с еле заметным возбуждением перед боем, перед той точкой, в которой решится всё. Наконец, я поднялся к себе в номер, чтобы последний раз взглянуть в зеркало перед выходом.
На стене, прямо напротив кровати, был плакат с лозунгом, который я когда-то сам повесил здесь и который уже успел забыть за все эти дни тренировок и боёв. Сейчас я остановил на нём взгляд и медленно прочитал слова, которые уже стали для меня чем-то вроде внутреннего девиза: «Ты можешь проиграть, но не можешь сдаться». Я долго смотрел на эту простую надпись, чувствуя, как внутри вновь разгорается холодный и спокойный огонь готовности.
Сейчас я понимал: я не приехал сюда просто для того, чтобы дойти до финала. Не для того, чтобы просто поучаствовать и почувствовать атмосферу Олимпиады. Я здесь, чтобы победить, чтобы забрать золото и поставить точку в долгом пути, начавшемся много лет назад, в маленьком зале на окраине моего родного города.
С этими мыслями я спокойно вышел из номера, направляясь навстречу бою, который должен был стать моим самым важным сражением.
Глава 22
Перед самым выходом на бой в раздевалке повисла тяжёлая, вязкая тишина. Я сидел на скамейке, ощущая, как сердце с каждым ударом отдаётся в груди, а дыхание становится неглубоким и рваным. Воздух казался тяжёлым, пропитанным запахом разогревающей мази и пота. Свет от лампы на потолке раздражал глаза, отражаясь в зеркале на стене.
Внезапно дверь с тихим скрипом открылась, и в раздевалку вошли мои близкие. Первым появился Сеня, он быстро шагнул ко мне, молча и неуклюже обнял, затем кашлянув, сказал с волнением:
— Мишаня, давай там… красиво сделай, а? Ну, ты понимаешь, чтобы без вопросов.
Я улыбнулся, пытаясь разрядить его напряжение. Внутри от слов друга стало немного теплее.
Лёва, не теряя времени, шагнул вперёд, подмигнул мне и крепко пожал руку, чуть встряхнув, будто проверяя, не потерял ли я уверенность перед самым главным боем:
— Ты уж постарайся, брат. Я на твою победу спор заключил. Если не выиграешь полтинник проспорю.
Я усмехнулся в ответ и коротко кивнул, давая понять, что сделаю всё возможное.
Следом подошёл Колян, его улыбка была широкой и искренней, но глаза смотрели серьёзно и внимательно. Он по-братски похлопал меня по плечу и произнёс громче остальных, чтобы разрядить атмосферу:
— Миша, там общага вся на ушах стоит, давай, не подведи нас! Порвёшь его, кубинца этого, сто процентов!
Я благодарно кивнул, чувствуя, как их вера наполняет меня дополнительными силами и уверенностью.
Яна стояла чуть позади ребят, волнуясь и перебирая в руках край своего платья. Я сделал шаг к ней навстречу, она быстро приблизилась, взяла мою ладонь и легко сжала её холодными пальцами. Её глаза заблестели от волнения, голос чуть дрогнул:
— Ты только осторожнее там, Миш, пожалуйста… Я буду смотреть на тебя с трибуны и ждать. Помни об этом.
— Всё будет хорошо, — улыбнулся я, стараясь успокоить её. — Ты же знаешь, я всегда возвращаюсь.
Яна улыбнулась в ответ, коротко, но так тепло и искренне, что сердце пропустило удар.
Друзья двинулись к выходу, шумно обсуждая, кто где будет сидеть и откуда лучше всего смотреть бой. Семёныч остался последним, ожидая, пока дверь за ними плотно закроется. Он подошёл вплотную и положил свою ладонь мне на плечо, чуть наклонившись вперёд, чтобы наши глаза были на одном уровне.
— Михаил, это не просто бой, ты знаешь. Это бой за честь, за твоё имя, за всех нас. Кубинец будет ломать, провоцировать и давить. Но ты уже проходил такое. Ты уже доказал себе, что можешь преодолевать трудности. Сейчас самое важное — не потерять голову. Действуй холодно, жёстко и чётко. Запомни, что я тебе говорил: в этом бою победит не только сила, но и воля. А воли у тебя хватит.
Я внимательно слушал, впитывая каждое слово тренера, чувствуя, как его уверенность наполняет меня изнутри.
— Я понял, Семёныч. Я сделаю всё, что могу.
Он слегка сжал моё плечо, затем повернулся и вышел из раздевалки, уверенный в том, что оставил меня с правильными словами и правильным настроем.
Оставшись наедине, я закрыл глаза, сделал глубокий вдох и почувствовал, как напряжение исчезает, уступая место холодной уверенности и готовности выйти на ринг. Теперь я был готов.
После того как дверь закрылась за Семёнычем, я снова остался наедине с собой. В раздевалке повисла тяжёлая, почти осязаемая тишина, и я на мгновение замер, собираясь с мыслями. Через несколько секунд дверь вдруг снова отворилась, и тренер быстро вошёл обратно. Он молча подошёл ко мне, сел на скамейку напротив и внимательно, по-отечески, посмотрел мне прямо в глаза.
— Михаил, я специально вернулся, чтобы сказать тебе кое-что важное, — его голос звучал тихо, но твёрдо. — Ты много прошёл, чтобы оказаться здесь, и я горжусь тобой. Но сейчас забудь об этом. Всё, что было, уже не имеет значения. Важны только эти три раунда. Соперник силён, и он будет драться до конца. Он готов убивать на ринге, но и ты тоже.
Он помолчал, позволив словам проникнуть глубже, затем продолжил ещё увереннее:
— Слушай внимательно. Когда будет тяжело, вспомни, как мы гоняли тебя по утрам. Вспомни, как тебе казалось, что больше не можешь, что сил не осталось. И вспомни, как вставал и продолжал биться. Сегодня будет то же самое. Не дай ему поверить, что он сильнее. Ты уже знаешь его слабости, используешь их. Просто делай свою работу и держи темп. Не вступай в драку, веди бой умно, заставь его ошибаться.
Семёныч остановился, посмотрел на меня долгим, внимательным взглядом, и я понял, что это его последнее и самое важное наставление.
— Запомни, Миша: побеждает не тот, кто сильнее бьёт, а тот, кто дольше держится на ногах. Ты готов держаться до последней секунды?
Я молча кивнул, глядя ему прямо в глаза и чувствуя, как каждая его фраза становится частью моей внутренней решимости.
— Тогда иди и покажи всем, кто здесь настоящий чемпион. Я верю в тебя. Просто сделай это красиво.
Семёныч ещё раз внимательно посмотрел на меня, затем улыбнулся краем губ, развернулся и вышел, оставив после себя ощущение твёрдой уверенности и решимости, которые наполняли меня до краёв.
Я глубоко вдохнул и медленно выдохнул, ощущая, как сердце начинает биться чаще с каждым шагом к выходу из раздевалки. Коридор казался длинным и непривычно тихим, словно пространство вокруг меня сузилось до одной единственной точки — ринга. Каждый шаг отзывался эхом в груди, каждый вдох становился чуть тяжелее, но сознание оставалось ясным и холодным.
Когда я вышел в зал, свет прожекторов ударил в глаза, а рёв трибун оглушил меня, как внезапный шквал. Я на мгновение замер, позволив взгляду скользнуть по зрителям. С трибуны раздались оглушительные крики поддержки: Сеня стоял, размахивая каким-то шарфом, Лёва что-то свистел и громко хлопал в ладоши, а Колян неистово махал кулаком, подбадривая меня. Яна напряжённо стояла рядом, её взгляд неотрывно был прикован ко мне. На мгновение наши глаза встретились, и я увидел в них всю силу её переживаний и веры.
Рядом с друзьями сидели мои родители. Отец, обычно сдержанный и строгий, сейчас поднялся и гордо, с лёгкой улыбкой, смотрел на меня, размахивая руками в знак поддержки. Мама прижала руку ко рту, глаза её блестели от волнения, но и в её взгляде я чувствовал безусловную веру и тепло, которые согревали моё сердце даже сейчас, в самый напряжённый момент жизни.
