Боксер-7: назад в СССР (СИ) - Гуров Валерий Александрович
Семёныч стоял рядом и молча смотрел на меня, теребя в руках полотенце. Он казался внешне абсолютно спокойным, но я видел, как его пальцы ритмично и чуть нервно тискали ткань. Я прекрасно знал, что значит для него этот бой, как много сил и времени вложено в мою подготовку и что сейчас он готов был бы прокричать всё, что думает, но сдерживался. Он не хотел нагнетать атмосферу перед выходом на ринг.
— Не давай ему вести бой. Включай голову и работай первым. Понял? — голос Семёныча прозвучал ровно и сдержанно, но я почувствовал, каким напряжением, каким переживанием он наполнен изнутри.
Я просто кивнул. Как будто мог забыть то, что повторялось по многу раз, вошло на подкорку мозга и стало частью меня.
На соседней скамейке Шамиль бросил на меня тяжёлый, сосредоточенный взгляд, словно мысленно проверяя мою готовность. Затем он перевёл взгляд на ринг, и его лицо стало ещё суровее. Володя сидел на корточках, лениво перебирая бинты, но и в нём ощущалась напряжённая собранность: глаза смотрели внимательно и жёстко.
— Ты там не увлекайся, — тихо пробормотал Володя, не поднимая глаз, но тщательно подбирая слова. — Этот парень жёсткий, но ты не давай ему работать вторым номером, сразу подавляй его инициативу.
Я снова кивнул, чувствуя, как слова Володи находят отклик в моём сознании. Я уже знал, с кем мне придётся столкнуться на ринге.
Мой соперник был из ГДР. Классический боксёр немецкой школы — жёсткий, дисциплинированный, не склонный к эффектным и ярким движениям. Эти ребята не танцевали по рингу, не увлекались зрелищными приёмами и не пытались играть на публику. Они просто давили, прессинговали, стремясь физически сломать соперника и загнать его в угол. Такие бои были особенно трудны, если соперник обученный, они превращались в изматывающее сражение на выносливость и характер.
Немец уже уверенно прошёл первый бой, не встретив на пути к полуфиналу особых трудностей. Он был высок, широкоплеч и имел крепкое телосложение с мощными руками, способными отправить на настил любого, кто позволит подойти на его рабочую дистанцию. Таких бойцов нельзя было подпускать близко, иначе придётся отбиваться как от несущегося на тебя тяжёлого поезда. Но ключ работы с ним как раз заключался в перехвате инициативы.,
Перед самым выходом из раздевалки я вдруг ощутил тяжёлый взгляд и, повернувшись, встретился глазами с немцем. Он стоял неподвижно, почти не моргая, и пристально смотрел прямо на меня. В его глазах читались холод, уверенность и молчаливый вызов. На мгновение во мне проснулось что-то злое и голодное, готовое принять этот вызов и ответить на него со всей решимостью.
Семёныч хлопнул меня по спине и тихо сказал что-то одобряющее, но я уже не слышал. Я шагнул в зал, навстречу шуму толпы, и поднялся на ринг. С каждой секундой атмосфера накалялась всё сильнее.
— В красном углу ринга — представитель сборной Советского Союза! — громко объявил ведущий, и зал грохнул овациями, словно волна, разбивающаяся о берег.
Я занял свой угол, глядя прямо перед собой и чувствуя, как в груди разгорается ровное и холодное пламя, наполняющее меня силами перед боем.
— В синем углу ринга — представитель сборной ГДР! — раздался голос ведущего, и соперник поднялся на ринг.
Мы снова встретились взглядами. Он едва заметно приподнял уголок губ, словно уже заранее знал исход этого боя и просто ждал подтверждения своей победы. Это едва уловимое движение зажгло во мне ещё больше злости и решимости.
Прозвучал гонг, и бой начался.
С первых секунд немец пошёл вперёд, ожидаемо пытаясь захватить инициативу и навязать мне силовой обмен ударами, в котором он явно чувствовал своё превосходство. Я не стал ввязываться в его игру, стараясь работать максимально технично и грамотно, не вступая в ненужные размены, но каждый его удар отвечая своими двумя. Двигаясь на ногах и постоянно меняя угол атаки, я заставлял его удары уходить в пустоту, лишая соперника ощущения контроля над ситуацией. Он снова и снова пытался загнать меня к канатам, но каждый раз, когда дистанция сокращалась, я отвечал резкой серией точных и быстрых ударов, вынуждая его отступить и задуматься над тем, стоит ли продолжать такую тактику.
— Хорошо, вот так и продолжай! — услышал я голос Семёныча сквозь гул зрителей, и это придало мне ещё большей уверенности.
Первый раунд закончился явно в мою пользу, но я прекрасно понимал, что это только начало и соперник сделает выводы. Возвращаясь в свой угол, я заметил, что немец выглядел сосредоточенным и совершенно не был растерянным от моего успешного старта. Я сел на табурет, Семёныч быстро промокнул моё лицо мокрым полотенцем, что-то говорил о дистанции и ударах в корпус, но все его слова лишь подтверждали мои собственные мысли. Я чётко осознавал, что мне нельзя расслабляться ни на секунду, и что сейчас немец попытается взять реванш любой ценой.
Второй раунд стал подтверждением моих ожиданий: соперник сразу изменил тактику, перейдя на жёсткий и откровенно грязный бокс. Теперь в ход пошли локти, удары головой и хитрые удары по затылку, которые он наносил так, чтобы рефери их не видел. Зал, видя это, моментально выразил своё неодобрение свистом и криками, возмущение публики буквально физически ощущалось в воздухе. Из моего угла донёсся нервный и гневный голос Володи, яростно требовавшего от судьи быть внимательнее и прекратить грязную игру соперника.
Судья дважды выносил немцу предупреждение, но это не приносило никакого эффекта, поскольку он мастерски умел создавать видимость случайности. В одном из эпизодов мы сцепились в клинче, и я почувствовал, как немец жёстко и намеренно съездил головой мне в подбородок, пытаясь вывести из равновесия. Боль кольнула в висках, перед глазами вспыхнули яркие точки, и я невольно сделал шаг назад, чтобы прийти в себя. Подняв взгляд на соперника, я увидел его холодную, наглую ухмылку, и в груди вспыхнула злость, смешанная с чувством спортивной ярости.
Он решил, что смог вывести меня из равновесия.
В третьем раунде я кардинально изменил ритм схватки, не оставив ему шансов на привычное давление. Вместо ухода назад и попыток избегать его атак, я сам снова начал диктовать условия боя, активно работая на средней и ближней дистанциях, постоянно меняя направления атак и заставляя немца промахиваться. Он начал нервничать, его движения потеряли прежнюю чёткость и уверенность, а в глазах стало ясно видно раздражение. Это был именно тот момент, которого я терпеливо ждал весь бой.
И на последних секундах раунда я провёл ту самую идеальную комбинацию, к которой шёл через сотни часов тренировок. Левый джеб, чёткий и резкий, застал соперника врасплох, его голова резко дёрнулась назад, открывая дорогу моему правому прямому. Правый догнал его уже в движении, заставив немца пошатнуться и открыть корпус. Точный апперкот под рёбра выбил из него дыхание, а завершающий левый боковой стал финальной точкой в этой безупречной серии ударов, отработанных мной до автоматизма.
Прозвучал гонг, сигнализирующий конец боя, и мы, тяжело дыша, замерли друг напротив друга. Немец не упал, он всё ещё стоял на ногах, но в его глазах уже не было той холодной уверенности, с которой он выходил на ринг.
Мы вышли на середину, где рефери взял нас за руки, внимательно смотря в сторону судейского столика. Наступила короткая, но мучительно долгая пауза, после которой рефери поднял мне руку:
— Победу одерживает представитель сборной Советского Союза!
Я сошёл с ринга под гром аплодисментов и сразу поймал взгляд отца на трибунах, он сидел молча и, казалось, не проявлял эмоций, но на мгновение в его глазах сверкнула гордость. Тренеры и друзья окружили меня, кто-то обнимал, кто-то кричал поздравления, но я уже смотрел вперёд, мысленно готовясь к следующему бою. Теперь оставался лишь один бой, решающий, самый главный — финал против кубинского боксёра, которого все считали непобедимым.
Отойдя от ринга, я оказался лицом к лицу с журналистами, которые уже поджидали меня возле выхода. Я не успел даже снять перчатки, как вспышки фотокамер ослепили глаза, а со всех сторон посыпались вопросы. Репортёры напоминали стаю голодных птиц, стремящихся первыми выхватить лакомый кусок сенсации, вырвать слова, которые можно будет поставить в громкий заголовок. Я вытер полотенцем вспотевшее лицо и постарался собраться, зная, что сейчас придётся отвечать так, чтобы не оставить шанса для кривотолков.
