Время перемен - Владимир Владимирович Голубев
Браницкий показал себя настоящим героем, возглавив арьергардные сражения и задерживая пруссаков. Он стремился дать Вейсману ещё немного времени и делал это отлично. Дважды раненный коронный гетман снова и снова бросался в бой, вырывая лишний день, час, минуту, пока русские строили оборону в Модлине[13].
Битва была жаркой. Пусть у Фридриха-Вильгельма было значительно больше войск, но наша армия хорошо подготовилась к бою. Причём не только построила редуты и установила артиллерию, но и организовала прочную связь с частями Штединга и Мекноба, которые и решили исход схватки, атаковав уже глубоко завязших пруссаков. Ловушка была выстроена превосходно, и главная армия Пруссии попала в неё.
Король смог спастись, а вместе с ним смерти или плена сумели избежать не более двадцати тысяч его солдат и офицеров. Опасность для Польши и Австрии миновала, но была большая вероятность, что уже в следующем году всё начнётся заново. Фридрих-Вильгельм сразу по возвращении из неудачного похода в Польшу начал сколачивать новую армию, на каждом шагу вспоминая чудеса Бранденбургского дома[14].
А у нас войск катастрофически не хватало, никакая победа не давалась даром, а рекрутские наборы хоть и проводились ежегодно, но учить новобранцев надо было ещё несколько лет. К тому же деньги тоже кончались – ещё год мы могли потянуть довольно уверенно, а дальше пришлось бы урезать расходы и уговаривать голландцев на новые креди́ты.
Слабость союзников серьёзно нарушила наши планы и перевернула всё с ног на голову, но шансы взять ситуацию под контроль у нас были – их дала нам стойкость наших солдат. Но жизнь всё время смешивала нам карты.
⁂⁂⁂⁂⁂⁂
- Александр Васильевич, Ванька-арапчонок пришёл! – адъютант без стука ворвался в кабинет Суворова, где тот снова и снова перебирал варианты дальнейших действий. Бывал генерал в кабинете редко, почти всё время проводя в войсках, но вот в этот вечер он пытался проверить свои мысли над картой.
- Что? – военачальник пристально посмотрел на офицера.
- Ваньку подстрелили. Почти сутки полз, пока его дозор приметил. Плох он, в госпитале над ним врачи колдуют. Депеша изорвана и кровью залита, понять ничего не выходит. Ванька же твердит только, что «третий бастион пал».
- Третий бастион? Плохо дело… В госпиталь пойдём, может, Ванька что ещё скажет.
Паренёк лежал весь в бинтах, бледный, с совершенно серыми губами.
- Ваня! – погладил его по курчавой голове генерал, — Что там в Стратилатове? Плохи дела?
- Да, плохи. Осадой командует француз, Дюмур-паша. Пушки большие навезли, стреляют постоянно, бастион оставили. Штурм был, но его отбили. Зима скоро. Турки хотят до зимы крепость взять. Готовятся к новому штурму. Кара-паша говорит, что, если совсем прижмут, взорвёт склады вместе с турками. Постоянно стреляют, постоянно… Яблоки цветут… — юный русский связной начал бредить.
- Бедняга… Что с ним? – спросил Суворов у врача.
- Раны очень тяжёлые. Говорят, турки его поймать пытались, я три пули из него вынул. Да в нём ещё две остались, никак не извлечь. Чудом жив, мальчонка. – доктор бессильно развёл руками.
- Откуда Ванька родом-то? Фамилия у него есть?
Адъютант лишь покачал головой:
- Не известно, он сам ничего не помнит – ни родителей, ни имени, а у турок его Мустафой звали, вроде, да и то совсем изредка, а так просто рабом называли. Его уже у нас Иваном прозвали, а фамилию не успели дать…
- В документах именовать его впредь солдатом Иваном Мустафиным. Даст Бог, может, выживет. Герой-парень. Ладно, Дюмурье этот, значит, Стратилатов брать наметился, а Карпухин уже еле отбивается… — задумался генерал.
Силы у Суворова были скромные, более чем в три раза уступавшие турецким, но ждать подхода подкреплений времени не было – французские советники и пушки делали своё дело, Стратилатов был на грани падения, ещё одного штурма он бы не выдержал. А без такого опорного пункта вся компания будущего года ставилась под большой вопрос, да и победа над русскими придала бы османам новые силы.
Смелые планы генерала до сих пор отвергались императором, не желавшим рисковать без серьёзных оснований, но теперь, отказаться от удара по врагу, было положительно невозможно. Турки подтянули к русской крепости огромные силы, ослабив армию, воевавшую против Австрии. Привлекли к командованию осадой французов, прокля́тый генерал Дюмурье[15], столько попивший нам крови во время Барской конфедерации, которую он и организовывал, снова вернулся из тени, интригуя против России.
Всего пятьдесят две тысячи человек было у Суворова, а под Стратилатовым, под командованием самого Великого Визиря, стояла стопятидесятитысячная армия турок с многочисленной артиллерией, давно подготовившаяся к сражениям и почти взявшая сильнейшую русскую крепость.
- Считать врагов после битвы будем! – твёрдо стоял на своём генерал.
Уже наступала осень с её распутицей, турки не ждали активности от Суворова и готовились к штурму полуразрушенных укреплений Стратилатова. А тот неожиданно ударил.
⁂⁂⁂⁂⁂⁂
- Платон Абрамович! Пальба в лагере у турок! – Стацкевич с рукой на перевязи и в запылённом до невозможности мундире вбежал в цитадель, где в госпитале комендант навещал раненных.
- Штурм? – Карпухин рванулся было наружу.
- Да нет, далеко от нас! – замахал единственной целой рукой майор.
- Что же творится у них? Давай-ка, Алексей, никосферу поднимай! Что уже её беречь, скоро совсем не понадобится.
С шара передали, что видят большое сражение. Русские войска бились с турками, пытаясь спасти Стратилатов. Осадную артиллерию турецкие топчи старались перетащить для обстрела нового противника, а в охране лагеря оставалось не более десяти тысяч пехоты, да иррегулярная конница. Момент для оборонявшихся был очень удачен.
Карпухин скомандовал вылазку. В гарнизоне в строю сохранилось почти семь тысяч солдат и все они ударили по не ожидающему нападения со стороны изнеможённого Кара-паши, как стали называть бригадира турки, противника. В крепости остались только раненные, которые зубами скрипели, что им отказали в последней схватке с врагом. Стацкевич, тоже оставшийся со своим раненым плечом в цитадели, плакал, словно ребёнок.
Под рокот барабанов, с развевающимися знамёнами, покрытые пылью и копотью, русские солдаты шли в бой. Нельзя было затянуть время и допустить, чтобы Гази Хасан-паша успел перебросить резервы для помощи своей артиллерии. Карпухин не стал вести долгий обстрел врага, пусть и имея в нём преимущество благодаря выучке солдат и лучшего оружия, а отогнав турецкую кавалерию, сразу ударил в штыки.
Бой сразу превратился в свалку, где русские имели преимущество – даже гарнизонные артиллеристы отлично владели холодным оружием,
