Железный канцлер (СИ) - Старый Денис
Солдатам, порой, урезали пайки, не потому, что было мало провизии, а потому, чтобы не наедались от пуза, а то после обгаживают всё по пути, становятся сонными, и уже таким образом замедляют движение колонны.
Немало отрядов шведов блокированы именно партизанами или небольшими силами русского войска. Уже начинаются добровольные сдачи в плен, а общая атмосфера в шведской армии близка к панической.
— Хочу познакомить тебя, Матвей Иванович, с одним человеком, — сказал Суворов, и окликнул своего адъютанта.
Уже минут через пять в шатёр командующего входил рослый парень, физически крепко сложенный, с суровым и пронзительным взглядом.
— Вот, знакомьтесь, Матвей Иванович, это Крот, — смеясь, сказал Суворов.
— Кто? — недоуменно спрашивал Платов.
Атаман было дело подумал, что шумы в голове, которые издаёт все выпитое спиртное, не позволили ему расслышать правильно имя представленного человека.
— Сейчас, господа, я лишь закончу с мадам! — сказал тот, кого представили, как Крота.
Как стоял Платов, так чуть и не свалился, благо лавка в шатре командующего была рядом, вот Матвей Иванович и приземлился на нее.
— Это Мишка тебя послал? –догадался Платов.
— Матвей Иванович, вы бы поуважительнее выражались о канцлере Российской Империи, — усмехнулся Суворов. — Но, да, вы правы. Я так же был в недоумении, но эти богатыри немало чего сделали. Три фрегата и два линейных корабля ими потоплены, планы всех укреплений у Куортане теперь у нас.
— Что нужно сделать? — спросил Платов.
— Всего-то победить в этой войне! — усмехнулся фельдмаршал Суворов.
* * *Петербург
7 мая 1799 года
Вернулась моя голуба. Когда срочным вестовым пришло письмо, что Катенька хочет вернуться в Петербург и быть рядом со мной, я сперва порывался отказать ей в этом. Всё-таки уже серьёзный срок беременности. Однако, я настолько хотел видеть жену, уже привык к тому, что она рядом и, что поддерживает меня во всех начинаниях, что не нашёл себе силы отказать Кате. Мне нужно было приходить домой и чувствовать тыл.
Катя добиралась в Петербург дольше обычного в связи с тем, что она ехала в большом караване формированного в Надеждово и Луганске. Это везли всякого рода изделия на «Всемирную Петербуржскую выставку достижения человеческой мысли», именно так я назвал то представление, которое состоится уже в ближайшее время. Туда везли все, или почти все достижения моих предприятий.
Может быть, кто-то меня бы и осудит за то, что я являю миру много, пусть чаще всего мелких, но передовых изобретений. Вот только, предстоящая выставка — это не только спектакль, некая форма показушности, это ещё и попытка побудить предприимчивых людей к действию.
Что же касается авторских прав, так не зря же я инициировал жесткое патентное право, причем подключил и Англию и Францию, Пруссию, даже в СаСШ должны были уже подписать «Акт о международном патентном праве». Все изделия уже запатентованы и о них могут знать, к примеру французы, которые прислали, в рамках соглашения, своего представителя.
Все те новинки, которые будут предоставлены на выставке, могут изготавливаться любым русским человеком по «образцу». Именно так я обозвал русским словом то, что в будущем называлось «франшизой». Безусловно, я себя не забывал. Даруя, прежде всего, России, некоторые новые технологии, я по новому законодательству, которое сам же и принимал, могу рассчитывать на авторские отчисления в размере до двадцати процентов от прибыли предприятия, которое работало бы по моим технологиям.
Тарасов и Бергман, даже наша бизнесвумен Агриппина, она же Груша, все работали не покладая рук, встречаясь со многими перспективными промышленниками, невзирая на их вероисповедание, социальный статус, длину бороды, или формы черепа. Уже на этой выставке должны будут заключаться многие и многие договора, по которым промышленники будут изготавливать то или иное изделие по «образцу».
— Ты вновь рядом со мной, но где-то летаешь в облаках, — капризным голосом заметила Катерина.
— Разве рядом с таким ангелочком, как ты, не хочется лететь по облачку, — пытался выкрутиться я.
— Ты понял, о чём я сказала, — тоном обидевшейся девочки, которой не купили на рынке бусики, говорила Катя.
— У меня остаётся очень мало времени, чтобы доказать государю свою полезность. Я ещё многое должен успеть, но время неумолимо течет сквозь мои пальцы, — с сожалением в голосе говорил я.
Мы сидели на веранде шикарнейшего дома, который по завещанию достался мне от великого человека, канцлера Безбородко. Хорошо здесь. Единственное, что меня несколько напрягало, так это огромный зверинец в саду. Нет, мой покровитель не держал зоопарк, просто очень любил скульптуры львов. И вот эти кошаки были на каждом шагу, что создавало ощущение некой безвкусицы, наляпистости, даже с учётом все более популярного архитектурного стиля ампир.
— И когда я смогу здесь навести порядок? — спросила Катя, который множество львиных фигур не нравилось категорически.
— Ровно через полгода я буду вступать в права наследования, — отвечал я. — Вот и станешь полноценной хозяйкой всего этого дома.
И угораздило же меня всё-таки добиться своего и утвердить Гражданский Кодекс Российской империи. Вот в нём, как раз-таки и есть нормы и правила наследования, а также указываются многие вопросы раздела имущества при разводах. Кстати, это норма была одним из тех спорных моментов, из-за которых государь Павел Петрович не хотел принимать Кодекс. Мол, в Российской империи не должно быть столько разводов, чтобы это ещё и регулировать законодательством.
Конечно, я не просто взял и переписал тот самый Гражданский Кодекс, который знал из будущего почти дословно. Нормы будущего мало в каких вопросах подходили к настоящему. К примеру, это касалось и урегулирования разводов. Во-первых, вводилось само понятие развода. Это же сугубо гражданское понятие, в церкви подобного не встретишь. Во-вторых, учитывая современные реалии, оставлять женщине половину всего имущества при разводе — просто нелепость. Так что, единственное, на что могла рассчитывать женщина, это пансион, определённую долю с доходов мужа. В ряде случаев не получала и этого.
В будущем меня бы назвали женоненавистником, тираном сатрапом, деспотом, домашним насильником и Бог знает ещё кем. В этом же мире всё случилось с точностью наоборот и меня назвали подкаблучником. В глаза такого никто не говорит, но я стараюсь собирать о себе слухи и все те сплетни, которые циркулируют в Петербурге, в Москве и не только в этих городах. Нужно держать нос поверху и иметь железное терпение, чтобы не сорваться на какого-нибудь полковника, который будет утверждать, что Сперанский, дескать, только вино пил на войне.
— А что там за история с каким-то инженером из Луганска? — спросила Катя, будто невзначай.
Я молчал, не знал, что ответить. С одной стороны, нельзя было лгать, с другой стороны, категорически нельзя говорить правду. И в таком случае я предпочитал всё-таки сберечь психику супруги, сказать даже не полуправду, а, наверное, четвёртую часть от всей правды.
— Он должен был отправиться в командировку с важным поручением в Триест, после в Венецию. Вот на него напали бандиты, убили и ограбили, — на ходу придумал я историю.
— Он был нужным для тебя человеком? — спросила Катя.
— Очень, — отвечал я.
Тревидик сам виноват, он хотел меня обмануть. В каком-то месте у него заиграл патриотизм и тоска по Туманному Альбиону. А, может быть, это дело было в каких-то деньгах, по крайней мере, при нём были найдены почти сто тысяч фунтов.
Да, и кто-то же ему помог сбежать, потому, как мало того, что он смог скрыться из-под надзора охраны Луганского завода, так ещё и добрался до Одессы. В Тревидика стреляли уже в порту, когда этот деятель, с большим чемоданом различных чертежей и денег шёл на взбирался по трапу на один из кораблей, который должен были отправиться в Неаполитанское королевство.
