Дионисов. За власть и богатство! IV - Андрей Валерьевич Скоробогатов
Та утерев набежавшую слезу, шмыгнула носом:
— Песня больно жалостливая. Бедняжка Кора, кто-ж знал, а она, оказывается так страдала…
— В смысле? — напрягся я.
— Да из-за тебя же и страдала, животное ты бесчувственное, истукан медный! — возмутилась Ангелина. — Ты что, не заметил ничего?
— Ну заметил, — пробормотал я. — Но не до такой же степени, чтобы концерты на стадионы по этому поводу собирать…
— Ой, ну все! — Ангелина надулась. — В тебе куртуазности ни грамма на самом деле! Песню послушать, так, можно подумать, что ты нежный и понимающий, хоть влюбляйся без памяти, а ты⁈ Не знают они, какой ты на самом деле.
Всё-таки сильно в моё отсутствие изменилась Ангелина. И поцелуй этот в полнолуние, в плавании намёки делала, а теперь ещё и это. Теперь «ой, ну все!» хотелось сказать уже мне.
— По сердцу ли пришлась тебе моя новая песня, Искандер?
А это у нас ещё что? Я с недоумением уставился на подошедшую певицу и вдруг вспомнил её. Это же та, автор данайского народного эпоса всех времен «Как Искандер Бестибойца подлых гостей на своем погребальном пиру в крови мочил» — и это короткая версия названия, если что. Мы её тогда ещё от жертвоприношения древу-вурдалаку спасли. Вот так встреча автора и персонажа!
Царь её за сегодняшнее исполнение уже наградил золотым браслетом, вон, болтается уже на тонкой руке, а вот она и подошла ко мне.
— Кого я вижу, славная певица! — воскликнул я. — И сын твой с тобой? А вырос-то как, не узнать! Вижу, дела твои идут на мажорный лад, и у тебя все хорошо.
— Это так, благодарение богам и твоей разящей длани, — поклонилась мне певица. — Я обязалась пред богами сложить три великолепные песни, восхваляющие твои деяния, такие, что народ будет петь на всех праздниках, и это была вторая из них.
— Я никогда в любовной лирике не был силён, — усмехнулся я, вспомнив свое рок-н-ролльное прошлое — и недавнюю подпольную запись альбома с Владой. — Я больше по бухлу и мордобою, но, судя как рыдают все окрестные девицы, едва услышав этот твой новый хит, дело своё ты знаешь.
— Мне приятно твоё признание, — поклонилась певица вновь. — И я прошу твоего соизволения следовать сегодня за тобой, чтобы участвовать в твоем новом подвиге, а потом и воспеть его в веках.
Предложение подкупающее своей новизной.
— Ну, если не боишься, что тебя всё-таки убьют, то можешь следовать за мной, — пожал я плечами.
Пожалуй, мне будет полезен такой личный фронтовой хроникер. Да и кто я такой, чтобы вставать на пути творца, собирающего материал для следующего шедевра? А заодно я и первым цензором стану, а то только дай волю этим мемуаристам, такого о тебе накропают, о чем ты сам и не знал никогда.
Я обрадовал мою команду, что веселье и расслабон на этом благополучно закончились, и пора работать.
Народ деланно расстонался, но с мест поднялся бодро, готовый ко всему.
Царь взяв с собой десяток надраенных до блеска телохранителей, самолично отправился с нами в город, нас проводить, чем изрядно меня удивил.
— А разве в городе для подобных прогулок достаточно безопасно? — спросил я молодого царя, вспомнив его собственный рассказ о его династических осложнениях.
— Я отсиживаться взаперти не стану, — раздраженно бросил царь в ответ. — Этого они не дождутся. Я в состоянии за себя постоять.
Ну, хорошо, коли так…
Вперед отправили герольд, чтобы расчищал путь знамени с царскими гончими, в руках дюжего знаменосца.
Дом, место последнего нападения твари неведомой и впрямь оказался недалеко, и четверти часу не ходили.
Этот дом был в трауре. Здесь готовились к похоронам.
У ворот в стене окружавших особняк, нас встретила исхудавшая от горя и почерневшая от траура седая женщина, сама скорбная как смерть.
— Ты уже отобрал у нас все, — приветствовала она своего царя. — Что ты хочешь отобрать сейчас? Право на пристойное погребение погибших?
— Уймись, женщина, — сквозь зубы процедил царь. — Это дело города, дело государственное. Впусти нас в дом, не задерживай на пороге.
— Кто эти люди? Кого ты привел в мой дом? — возмущенно воскликнула женщина, с подозрением глядя на меня и моих людей. — Что это за понаехавшие?
— Это люди Искандера Бестибойцы, — утомленно отозвался царь. — И он сам лично отозвался на мой царский призыв и готов преследовать и уничтожить чудовище, убившее твоих внуков. Дай ему взглянуть на следы, женщина и мы уйдем.
Женщина стояла в воротах и с ненавистью глядела на царя:
— Как всё-таки удобно для тебя все складывается, что тварь убивает врагов твоего дома, царь. Сначала мужчины моего рода, мой дед, мой муж, потом дети. А теперь? Тварь добьет уцелевших? Нас и так почти не осталось!
— Я привел к вам Искандера Бестибойцу, женщина! — воскликнул царь. — Лучше него во всей Аттике нет охотника на чудовищ. Что ты ещё смеешь от меня требовать? Я твой царь. Терпи!
— Где моя дочь моей дочери, узурпатор⁈ — закричала она. — Как смел ты арестовать её снова?
— В лучшей камере дворцовой тюрьмы, и о ней заботятся, согласно её положению, — раздраженно бросил царь. — Ты знаешь сама, женщина, что ей не стоило возвращаться, милосердие царя не безгранично. Пропусти нас, или я войду силой.
Женщина только что не плюнула нам под ноги, но с порога ушла, и мы смогли наконец войти внутрь.
Как интересно. Значит, это дом претендентов на трон? То-то я смотрю богатое владение, до дворца рукой подать. Вот оно как. Интересно-интересно.
Да! И тут во дворце похоже в застенках сидит девушка. Девушка в беде. Я ощутил непреодолимый интерес к этой истории.
— Неужто ты заложников держишь по темницам? — негромко спросил я у царя, когда мы вошли этот дом. Я не хотел спрашивать, практически само вырвалось.
— Не заложников, а беглых ссыльных, — раздраженно ответил царь. — Заговорщиков, прямо желающих мне смерти, между прочим. Будь уверен, я очень милостив, вообще им чаша с ядом положена.
— Жестко у тебя тут….
— Это мой младший брат может играться с собаками в доме нашего отца, — раздраженно бросил царь
