Мажор : На завод бы шел работать! - А. Таннер
Я рванул на себя край разорванной палатки и высунул голову наружу. Меня обдал свежий и очень холодный воздух. Вокруг была непроглядная темень.
- Выходите! - скомандовал Игорь. - Рустик, аккуратно двигай Сашу. У него, кажется, сломаны ребра.
Я сделал несколько глубоких вздохов. Стало чуть легче... Крики раненых ребят почему-то становились все тише, а потом и вовсе исчезли. В лицо больно били крупинки снега. Метель становилась все сильнее и сильнее. Мне очень хотелось спать. Но спать было нельзя.
- Замерзнешь! - кто-то больно хлопнул меня по лицу. - Нельзя спать, Зина, нельзя! Уходим!
Потом видение сменилось.
Я шел по снегу, холодному, склизкому, мокрому... На одной моей ноге был лыжный ботинок, на другой - просто несколько шерстяных носков, одетых один поверх другого. Мне было очень холодно. Я не знал, зачем я иду и куда. На мне была чужая куртка. Она уже больше не понадобится ее хозяину.
Кое-как я все же дошел до костра и просто сунул озябшие руки в желтые, горячие языки пламени. Немного поодаль лежали двое. Те, с которыми мы еще несколько часов назад пели песни у костра и бодро готовили ужин из концентратов. Те, которые, греясь с кружкой чая в палатке, вместе с нами обсуждали планы на жизнь после возвращения домой окончания института... Никто еще не знал, что скоро все изменится, и будет выбор - либо замерзнуть, либо снять одежду с умерших товарищей.
- С ума сошла? - рявкнул взявшийся неизвестно откуда Игорь, руководитель группы. Одной рукой он схватил меня за воротник и сильно оттащил назад. Я заметил, что другой рукой он, охая, держался за ребра. - Сгоришь!
Мне было все равно. Хотелось просто согреться - настолько я озяб.
Была жуткая метель. Разрезанная палатка, заваленная снегом, стояла совсем рядом, но ее было почти не разглядеть - резала глаза снежная сечка. Еще полчаса назад мы, компания из девяти туристов, укрывшись ватниками и одеяла, мирно посапывала в палатке. А теперь - все. Ребята срезают куртки с товарищей, с которыми еще недавно весело болтали.
Несколько дней назад мы начали свой маршрут: сложили вещи на подводу, встали на лыжи и отправились в заброшенный поселок. Там был какой-то пустующий домик, в котором мы и заночевали. А потом нас стало на одного меньше - заболел один из Юриков. У него нога побаливала уже давно, но он все равно ходил в походы - думал, так будет закалять себя. А после того, как мы проехали в открытом кузове, он и вовсе занемог. Решили, что Юрик сходит с маршрута и едет домой лечиться. С Юриком мы тепло попрощались. Они даже сфотографировались с Людой в обнимку. А потом Юрик отдал нам свои вещи и с подводой вернулся назад.
А мы пошли дальше. Вышли из из 2-го Северного, прошли на лыжах вдоль реки Лозьвы и там заночевали. А потом наша группа прошла к Ауспии по тропе манси, местного народа. Так мы во главе со смелым и решительным Игорьком и шли дальше - по санно-оленьей тропе. А в последний день января наша группа подошла к высоте 1079. Мы хотели было подняться, но осуществить задуманное помешал сильный ветер.
Наш Игорек решил: делаем лабаз в долине Ауспии, где оставляем основные запасы, а потом снова идем на гору. Там мы и поставили нашу палатку - обычную армейскую, сшитую из двух, чтобы в ней могли уместиться десять человек в походе. Палатку мы поставили основательно, крепко, "фирменно" - нам, закаленным в походах, это было сделать легко. Выровняли площадку, уложили креплениями вниз восемь пар лыж, а на них и поставили палатку. Ножик, которым я потом ее разрезал, мне, то есть Зине, подарил Мэл - тихий, скромный парень с невероятно теплыми карими глазами...
***
- Эдик! Эдик! - кто-то отчаянно хлопал меня по щекам. - Да очнись же!
В лицо полетели капли воды, совсем как тогда, в самый первый день. Я с трудом разлепил глаза.
Я сидел на полу, опершись спиной на кровать. Майка на мне, в которой я обычно спал, была разорвана сверху донизу. Я был весь мокрый от пота, и меня колотила дрожь. Рядом со мной, тоже на полу, сидели заспанные и взлохмаченные Мэл и Толик, оба жутко перепуганные.
Я потряс головой и осмотрел себя. Юное мужское поджарое тело, большие руки, мозолистые шершавые ладони. А подбородок - я потер его рукой - уже немного зарос щетиной. Я так и не научился пока хорошо бриться советской бритвой. А делать пену помазком я просто ненавидел.
Я снова был в теле Эдика, ученика слесаря на заводе "Фрезер", и находился в комнате общежития. Видение закончилось так же внезапно, как и началось. Только на этот раз я был уверен, что это не просто видение.
- Мэл... - хрипло сказал я. - Это случилось. И я не успел... Не смог.
Взгляд мой снова упал на фотографию улыбчивой кудрявой девчушки - причины положительных перемен в настроении моего товарища Мэла.
- Мэл... - повторил я. - С ней беда. И с ребятами. Надо выслать поисковый отряд. И врачей. Там беда...
- С кем? - ошарашенно спросил Мэл. Они с Толиком переглянулись. - Эдик, что с тобой? Ты посередь ночи подскочил на кровати, как ошпаренный, стал кричать, майку на себе разорвал. Рустика звал какого-то, потом Сашу, Люду... Что с тобой.
Вон оно как... Значит, я разорвал на себе майку... Наверное, это было как раз в тот момент, когда в своем сне я, будучи Зиной. Да уж, напугал я, наверное, ребят, пока смотрел свой кошмар. Толик вон сидит подле меня с графином в руке, побелел весь.
- Пить дайте, - попросил я.
Толик кивнул, взял со стола граненый стакан, плеснул мне туда воды из графина и дал. Я только сейчас понял, как хочу пить. Одним махом я осушил два стакана воды и тихо, но твердо сказал:
- Мэл. С твоей девушкой беда. В походе их палатку завалило снегом. Там много раненых. Им нужна помощь. Их было десять человек, осталось только девять. Один парень, Юра, заболел и сошел с маршрута, вернулся домой вместе с подводой.
Мэл, нахмурившись, внимательно смотрел на меня.
- Ты откуда знаешь? Ты уверен?
