Елена Горелик - Стальная роза
Стрелы смяли один из внешних лепестков и глубоко оцарапали стебель металлического цветка, но Яна решила, что не будет устранять повреждения. Пусть останутся как память.
Откуда-то пришло понимание, что так будет правильно.
Со стен это виделось не так грозно, как хотелось противнику. Но в том-то и дело, что вид неважен. Важно, что эти лучники делают.
У киданей уже был опыт осад ханьских городов, как удачный, так и неудачный. Но всегда – всегда! – они сначала разбирались с воинами на стенах, а потом уже, если удавалось одолеть защитников, принимались убивать женщин и детей. Теперь же не одно сердце дрогнуло, когда ветер донёс из городка крики напуганных и, возможно, раненых обывателей.
Только теперь Юншань окончательно поверил словам жены о нелюдях в людском обличье, которым неведомы жалость и сострадание.
Разум говорил, что его умница-жена наверняка позаботится о детях и служанке, пока отец семейства и слуга обороняют крепость. А сердце призывало обернуться, хотя бы краем глаза глянуть, не стоит ли столб дыма на приметном месте? Но оборачиваться нельзя. Пока лучники со стены обстреливают киданей, стоявших за плетёными, обтянутыми кожей большими щитами, пока расчёты катапульт готовят особые снаряды, он сам вместе со специально отобранными солдатами находился при одной из пушек. Приказ сотника был однозначен: стрелять только в случае, если кидани пойдут на штурм. Боеприпас для этого тоже приготовили особый, неплохо зарекомендовавший себя на испытаниях. Жалко, что мало успели изготовить этих снарядов. Берегли порох для другого. Потому нельзя оборачиваться. Нельзя упустить момент, когда мятежники, опрокинув щиты, бросятся к стенам.
Один за другим ушли по пологой дуге два снаряда, пущенных катапультами в самую гущу киданьской «карусели», обстреливавшей воинов на стенах ради защиты спешенных степняков, стрелявших по жилым кварталам. Юншань прекрасно знал, что это за снаряды, потому что сам отливал для них чугунные полусферы. Что именно положили туда доверенные солдаты под руководством тех двух чиновников, он уже не знал, но, исходя из результатов испытаний, догадывался. А теперь лицезрел своими глазами.
Две неяркие в свете дня вспышки, два облачка дыма, два хлопка над самыми головами степняков – и оттуда донеслись крики, перемешанные с заполошным ржанием раненых лошадей. Да. Чиновники рассчитали длину фитилей таким образом, чтобы снаряды взорвались, немного не долетев до земли. А судя по количеству пострадавших, набиты скреплённые чугунные полусферы были не одним только порохом… Ледяная усмешка чуть тронула губы Юншаня: закон воздаяния никуда не делся. Пусть бунтовщики страдают так же, как страдают от их стрел женщины и дети Бейши.
Но что это? Кидани смешали ряды? Отступают в лагерь? Неужели их так напугали два небольших взрыва?
Ах да. Тот неудачливый убивец, которого он так ловко уделал в собственном доме, что-то болтал об «огненных демонах»…
Тем лучше. Напуганный враг – наполовину побеждённый враг. Тем не менее враг, подстёгиваемый страхом, может решиться на отчаянную попытку штурма, пока мятежное войско не начало разбегаться. И тогда одному Небу ведомо, в какую цену защитникам Бейши встанет отбиться.
Вторая пара снарядов окончательно смешала ряды киданей, придав бегущим завидное ускорение. Теперь до них и самый лучший лучник не добьёт. И, разумеется, враги тут же прекратили навесной обстрел жилых кварталов.
Юншань ощущал досаду и гнев, но никак не растерянность и страх. Он видел, что кузнецы, его десяток, испытывали точно такие же чувства. Гнев и желание отомстить. Тот, кто рассчитывал уязвить сердца воинов на стенах, расстреливая их жён и детей, проиграл. Никто не бросится перед врагом на колени. Никто не оставит свой пост и не помчится закрывать семью солдатским щитом. Но обязательно отомстит, если узнает о гибели близкого человека.
Гнев и ярость вместо мольбы о пощаде.
Плохо же эти… чужаки знают людей хань. Должно быть, судят о них по своим рабам, променявшим свободу на жизнь в вечном страхе.
– Что случилось, дружище? Неужели твой план не сработал?
– Я не знаю, господин. Я виноват. Мне нет прощения.
– Ты говорил, что план сработает. Что рекруты толпой помчатся со стены, едва увидят, как умирают их жёны и дети. Что солдаты будут вынуждены останавливать их силой… И что же пошло не так?
– Господин…
– Я скажу тебе, что пошло не так, ублюдок ты косоглазый. Эти китайцы защищают не своих баб и выродков, а Китай. Их так Ли Шиминь приучил, и они ещё не успели забыть его уроки. Они ещё помнят, что такое гордость, в отличие от тебя, собака ты цепная! А я, дурак, доверился тебе как знатоку Азии… Ч-чёрт… Чёрт побери и тебя, и всю твою узкоглазую кодлу!.. О сэппуку можешь не помышлять, я тебе запрещаю уходить из жизни! Слышишь? Так и будешь жить с позором, и это твоё наказание!
– Слушаюсь, господин… – голос бесцветный, мёртвый.
– Свяжись с агентом, который около Ванчжуна. Выясни обстановку. Если армия тюрок или ханьцев хотя бы в двух дневных переходах от крепости, вели ему уводить войско. Агенту в Чанъани прикажи затаиться и ждать. Если мой расчёт верен, года через два или три у нас появится шанс завладеть ключом относительно безболезненно.
– Как прикажете, господин.
– Пошёл вон. У меня сейчас видеоконференция с директором китайского народного банка… Тьфу, желтомордые, и тут без вас не обойтись…
Ханы сидели, попирая подушки своими задами и пачкая драгоценные ковры расшитыми шёлком, но пыльными сапогами. Сидели молча. Ждали его, Ли Ванчжуна, ответа.
Что им ответить?
Будь у хана Айяна при себе больше войска, ещё неизвестно, кто кому ставил бы условия. Но двоюродный братец главной жены привёл с собой лишь несколько сотен. Жадная тупая сволочь. Видать, весь ум этой семейки уже которое поколение достаётся одним женщинам. Сюйцзы, с рождения носящая ханьское имя и воспитывавшаяся при дворе хуанди, куда больше заслуживает титула, чем её братцы, что двоюродный, что родной.
Но что же ответить этим наглецам, осмелившимся выдвигать ультиматум своему хагану?
Что мохэ не идут в бой, это верно, упрёк справедлив. Что нукеры Ванчжуна толкутся при персоне хагана и не идут в бой – тут можно и поспорить. Но заявить, что либо завтра они все идут на штурм, либо все уходят в степь – это уже слишком. Бунтом пахнет. А что такое бунт, Ванчжун знает лучше всех.
«Ты говорил, что в этой крепости есть приручённые огненные демоны, которых можно захватить. Ты говорил, что в этой крепости мало войска, и нас там не ждут. Вчера ты сказал, что слабые духом ханьцы сдадутся, едва услышат крики своих жён и детей. Ты солгал трижды, Ванчжун. Наши родичи не видят смысла осаждать эту крепость, тем более что разведчики доносят о приближении сразу двух армий. Ханьцы с юго-востока и тюрки с северо-запада идут за твоей головой. Они в трёх дневных переходах отсюда. Ханьцы казнят нас всех. Тюрки казнят одного тебя, а нас подчинят своей власти и обложат данью. Твой единственный шанс на спасение – это захват огненных демонов. Тогда мы все сможем уйти на север и говорить с тюрками на равных, не боясь мести императрицы. И помни: ты хаган лишь до тех пор, пока мы все признаём за тобой право на этот титул. Докажи, что достоин его».
– Я дам ответ утром, едва взойдёт солнце, – мрачно проговорил Ванчжун. Гнев стеснил его сердце, но лицо осталось неподвижным и бесстрастным. – Теперь оставьте меня. Я услышал ваши слова, мне нужно их обдумать.
Сюйцзы и Пайфэн. Вот его лучшие советчики. Его жена и любимая наложница. Маньчжурка и хань. Опытная и совсем девчонка. Но при этом одинаково мудрые и властные. Недаром они почти сразу нашли общий язык. Айян – так, для мебели. Родственничек, демоны его сожри. Только и делает, что вино хлещет. Причём дорогущее. Даже сейчас в его аньской[7] пиале дивный напиток, привезенный из далёкого Рума. Хорошо, что в Ючжоу захватили немало дорогих вин, не то он разорился бы на этом пропойце. И слова ему не скажи, вмиг лишишься поддержки хагана мохэ, пусть он и брат Сюйцзы. Почему-то кузен Айян ему дороже мудрой сестры.
Две женщины вышли из-за толстого ковра, разгородившего белую юрту на две части, чинно и тихо, лишь подвески на серебряных и золотых заколках мелодично позванивали. Вошли и сели на спешно подложенные служанками подушки.
– Пошли вон, – приказала им Сюйцзы.
Молчаливые и незаметные, словно тени, служанки мгновенно исчезли за ковром.
– Всё слышали? – спросил Ванчжун.
– Они правы, – голос жены был чуть хрипловат. – Либо завтра штурм, либо нам придётся уходить отсюда со всей возможной поспешностью. Кроме того…
– Говори, здесь чужих нет.
– Великий господин приказал уводить войско, если хань или тюрки будут в двух дневных переходах отсюда.
– А они в трёх.
– Именно. Мы можем попытаться выполнить первый приказ великого господина. Удастся штурм или нет, в любом случае выполним и второй приказ.
