Елена Горелик - Стальная роза
А седых волос у неё сегодня явно прибавилось. Когда среди ночи её пружиной подбросило крайне нехорошее ощущение близкой опасности, когда обнаружила отсутствие сына, когда этого сопливого героя принёс на руках какой-то солдат, когда накладывала примочки на ушибы и обтирала ссадины тряпочкой, смоченной в травяном настое. При этом, стыдно сказать, она далеко не сразу вспомнила, что носит ещё одного ребёнка, и нервничать ей вообще-то противопоказано. Но хуже всего было то, что Сяолан и Ляншань смотрели на братца с восхищением. Как же – вражеского лазутчика подранил, да так, что тот первому же караулу живым попался. Не дай бог ещё и эту мелочь на подвиги потянет. С Сяолан станется, она, прямо скажем, не самая типичная ханьская девочка, сказался недостаток правильного конфуцианского воспитания: мать рано умерла, а отец был занят прокормлением семейства… Да, с такой семейкой ранняя седина обеспечена.
– Эх, ты… – Яна погладила сына по давно не стриженной голове. Волосы мальчишки прилично отросли, но ещё недостаточно, чтобы стягивать их по-ханьски, в узел на макушке. Потому он подражал древним славянам, повязывая шевелюру тесьмой через лоб. – Не рановато ли геройствовать начал, гроза киданьских шпионов?
– А иначе он бы Чжан Бина зарезал, – сын сказал именно то, что мать ожидала от него услышать. – Солдата он вообще издалека того… нож метнул, и прямо в горло… Мам, честно, я так испугался…
Мелкий смутился, что с ним нечасто бывало. Мал ещё, чтобы самостоятельно понять, что не всякого страха нужно стыдиться. Вот те два балбеса, что при первой же опасности друга в беде бросили, пусть со стыда под землю проваливаются, а Ване себя укорять не в чем. Ну, почти не в чем.
– Правильно сделал, что испугался, – сказала Яна. – Одни дураки ничего не боятся. Силы свои ты тоже очень точно рассчитал. Плохо, что совсем ничему не обучен, а в драку лезешь. Это тебе не на улице с такими же недорослями носы друг другу расквашивать… Ты знаешь, что этот шпион двух караульных зарезал, когда сюда пробирался? Да так, что и мышь не пискнула.
– Сама же говоришь – дуракам счастье, – криво, совсем по-взрослому, усмехнулся Ваня.
– Не все кочки на кривой козе объедешь. Рано или поздно споткнёшься, если только на удачу полагаться будешь.
– Что ты предлагаешь? Учиться на солдата?
– А почему нет? Тут это вроде как не запрещено.
– Ну… я подумаю. Только что отец скажет, не знаю.
Яна улыбнулась: сын всё легче и охотнее называл Юншаня отцом. Её это радовало. Не могло не радовать.
– Знаешь, почему он хромает? – спросила она. – Не знаешь. Он ведь тоже воином стать хотел. Повоевал, в первом же бою стрелу в ногу получил. Только ему не говори, что я тебе рассказала, ладно?
– Угу, – кивнул мелкий. – А вдруг и меня так же, в первом же бою стрелой в ногу?
– Ничего. Гефест тоже был хромой. Лишь бы ты живым вернулся…
По его взгляду Яна поняла: до сына только сейчас дошло, как она за него испугалась.
– Мам, прости… – одними губами прошептал он.
– Куда я денусь с подводной лодки…
Матери всегда прощают детей, если те возвращаются живыми. Всегда и везде.
– Спасибо тебе за сына, соседушка. Спас моего, себя не пожалел.
Старшая невестка старика Чжана склонилась перед ней, заставив Яну испытывать неловкость. Правда, соседка об этом не подозревала, действуя строго в рамках ханьских обычаев. Ясное дело, прибежала на минуточку, поблагодарить – у неё младший дома лежит подстреленный. А старший, стоя у неё за спиной с маленьким узелком в руке, тоже кланялся.
– Моя заслуга тут… очень мала, – сказала Яна, сама не зная, куда деться от смущения. – Спасибо и тебе, Мэй, что ты сама воспитала достойного сына, который не струсил в миг опасности… Как твой младший?
– Лекарь был, – соседка невесело вздохнула, выпрямившись. – Вытащил стрелу, смазал рану, дал снадобье. Сынок сразу уснул. Но всё равно боюсь, как бы нога пухнуть не начала. Лекарю-то скоро не до нас будет.
– Погоди, я сейчас…
У неё до сих пор хранились таблетки и мази, прихваченные из дому. В семье Ли болели редко, да и соседи-кузнецы не жаловались на здоровье, потому лекарства по большей части просто лежали без дела. Яна сочла, что сейчас как раз настанет их время. Мальчику нужны антисептики и антибиотики? Он их получит. Мазь в тюбике – это для наружного применения, хорошее, проверенное средство. И таблетки – для внутреннего. Танская медицина неплоха, но всё же проверенные временем средства как-то надёжнее. Только смущать Мэй видом тюбика и пластиковых блистеров не стоит.
У неё же есть крохотные керамические баночки для местных снадобий? Есть. Выдавить мазь туда, а таблетки… Нет, размалывать их в ступке просто нет времени, пусть так сыну даёт.
– Вот, – вернувшись в «гостиную», она сунула в руки соседке баночку с тёмно-жёлтой резко пахнущей мазью и горсть круглых таблеток. – Этим хорошенько смажь рану и завяжи, но не туго. А это будешь давать сыну по одной штуке утром, днём и вечером. Не бойся, это наши снадобья. Своего сына я ими тоже лечила.
Теперь пришёл черёд Мэй испытывать неловкость. Конечно, помогать друг дружке по-соседски – это правильно, но лечить раны должен лекарь. Всё же она взяла снадобья: приёмный сын мастера Ли, несмотря на жестокую трёпку, которую ему задал лазутчик, отнюдь не выглядел умирающим. Значит, западная женщина знала, что говорила. Смущаясь, невестка старика Чжана поблагодарила Яну, с поклоном отдала ей узелок, переданный сыном, и ушла.
Соседка не успела ещё перешагнуть порог, как Яна внезапно вздрогнула всем телом. Ощущение дурноты, словно в первый месяц беременности, накатило океанской волной, накрыло, завертело, замутило сознание. Она узнала это ощущение: то же самое являлось в тех ночных кошмарах, что мучили её незадолго до подхода войска Ванчжуна.
Опасность.
Смерть.
Что-то ещё, чему она не знала имени, но смутно помнила ещё из прежней жизни.
Они близко.
Котик, до того сладко дремавший на циновке у кана, вдруг поднял ушастую голову и принялся тревожно озираться, хотя звуков, которые могли бы его напугать, Яна не слышала. Животинка тоже что-то почуяла. Они ведь чувствуют приближение землетрясения, не так ли?..
– Сяолан!
– Да, мамочка, – невыспавшаяся девочка, протирая глаза кулачками, высунулась из комнаты.
– Оденьтесь потеплее, – тихо проговорила Яна, заметив, как испугалась приёмная дочь при виде её белого, как мел, лица. – Собери мешок.
– Мамочка, что случилось?
– Ещё не случилось, доченька. Но лучше быть наготове…
Много ли вещей, подлежащих эвакуации вместе с хозяевами, может оказаться в доме зажиточного ремесленника? Оказывается, очень много. Пожалуй, только Яна, имевшая опыт бегства от наступающей на пятки смерти, и знала, что именно нужно упаковывать в заплечный мешок. Её рюкзак всё ещё лежал в сундуке, и был гораздо удобнее холщовых мешочков с верёвочными лямками. Сложить туда шкатулочку, коробку с лекарствами, несколько полезных вещиц и парочку необходимых тряпок – дело десяти минут. Тёплый тулуп с меховой оторочкой и степняцкую шапку-малахай она наденет на себя. Что ещё?
Взгляд зацепился за столик с зеркальцем, где на простенькой деревянной подставке цвела вечным стальным цветом кованая роза.
Вот что наверняка нельзя оставлять, если придётся покинуть дом.
Яна не стала разбираться, откуда явилась эта мысль, просто завернула розу в шёлковый лоскут и, обернув для верности запасной рубашкой, аккуратно уложила в рюкзак. Всё.
Нет, не всё. Оружие тоже придётся забрать. Юншань взял свой любимый меч-дао, собственноручно выкованный пару лет назад из привозного харалуга, но на стене ещё висел меч-цзянь, который он сделал совсем недавно, и уже из собственного булата. Уйму сырья испортил, прежде чем понял душу «узорчатой стали», но этот меч у него действительно удался, и он его берёг. Муж даже строил коммерческие планы на следующий клинок, благо есть ещё четыре неиспользованных слитка. Сделка обещала быть выгодной… только бы дожить до неё. Итак, меч-цзянь и кинжал. Кинжал за пояс, меч в руку. Другой рукой при возможном бегстве крепко держать кого-нибудь из детей и следить, чтобы сами друг за дружку держались. Замыкающей пойдёт Гу Инь.
При возможном бегстве… А если она зря всполошилась, и никакого бегства не будет?
Тем не менее она оделась и вышла в общую комнату, которую по старой привычке называла гостиной. Рюкзак получился не слишком тяжёлым, если что, легко вскинет на спину. Наверное, и дети не стали набивать свои мешки чем попало. А Ваня… Удивительно, но он, несмотря на плохое самочувствие, тоже собрал свой рюкзачок и оделся.
– Я смогу идти, – сказал он, отвечая на неизбежный, но не прозвучавший вопрос.
Яна не успела раскрыть рот, чтобы поинтересоваться тяжестью рюкзака, как толстую бумагу окна с тихим хрустом вспорола… тяжёлая стрела. Судя по крутизне траектории, выпущена она была из-за стены. А ещё – у наконечника, воткнувшегося в земляной пол, устеленный плотными циновками, она была увита какими-то волокнами.
