Елена Горелик - Стальная роза
– Но лучше выполнить оба, господин, – голосок юной наложницы был ещё свеж и приятен уху. – При этом можно было бы захватить не только огненное оружие, но и людей, умеющих с ним управляться.
– А было бы неплохо, братец, – встрял Айян, отхлебнув из пиалы. – Получишь оружие и умелых людей. Кто тогда решится оспаривать твой титул?
«Твой драгоценный кузен, например, – озлился Ванчжун, тем не менее сохраняя непроницаемое лицо. – Я захвачу оружие, он твоими руками отберёт его у меня и откупится от императрицы моей головой. К нему спиной лучше не поворачиваться».
– Оружие ещё не в наших руках, что толку гадать, – сказал он вслух. – Но если мы решаем завтра идти на штурм, твоим воинам не отсидеться в лагере.
– Они пойдут на штурм, – пообещал Айян. – Вот сестрица свидетелем будет. Если что, сама им и прикажет.
– Иди спать, братец, – в усмешке Сюйцзы сквозило презрение.
– Пойду, сестричка, непременно пойду. Только ты, если я вдруг забуду, не пожалей слов, скажи братцу одну вещь… эээ… насчёт этих заговорщиков из Когурё и Пэкче. У ханьцев уже есть огненное оружие, а у них нет. Пусть братец трижды подумает, прежде чем вступать в войну с империей из-за каких-то корейцев. А если и вступит, пусть позаботится о безопасном пути к отступлению. Братец Ванчжун здорово разозлил старуху У Хоу[8], она не станет церемониться с теми, кто попытается сейчас выйти из-под её руки.
Надо же. Пьянь пьянью, а умное слово сказал. Может, он только прикидывается вечно хмельным дурачком, а?
– Я передам брату твои слова, – более милостиво проговорила хаганша. – А теперь ступай.
– Прекрасное вино, – рассмеялся Айян. – От него наутро совсем не болит голова…
– Иди, братец.
– Хорошо, хорошо, уже иду…
Мало ли теней скользит ночью между палаток воинов в лагере осаждающих? Немного. Часовые – само собой. Кто расхаживает на посту, кто сидит у костра, ожидая своей очереди идти в караул. Кого-то просто «позвала природа». Около юрт, поставленных для ханов, случается, крутятся слуги. Изредка пробегает подросток-посыльный: один хан написал другому записку или пришли свежие новости с только что прибывшим гонцом. Лекари и шаманы стараются исцелить раны воинов, которым днём досталось ханьских стрел и ярости огненных демонов. Но большинство всё-таки предавалось сну. Ночь – время злых духов, незачем гневить их лишней суетой.
Эта тень скользила меж палатками, таясь ото всех – и от людей, и от духов ночи. Лёгкие, почти неслышные шаги, небольшой росточек, тонкий стан, который не мог скрыть даже тулупчик, подаренный хозяйкой. Длинные косы уже выбились из-под шапки, и служаночка, боясь поднять шум, даже не пыталась запихнуть их обратно. Судя по тому, как она кралась, вряд ли целью её рискованной ночной прогулки было любовное свидание.
Женщина не шла наобум и не искала кого-то среди караульных. Она, петляя и иной раз подолгу таясь позади палаток, твёрдо держала направление к берегу речушки, где в излучине наросло некоторое количество камыша.
Жизнь в городе или степняцком стойбище притупляет нюх. Здесь запах немытых тел, конского пота и навоза перешибал буквально всё. Служанка была родом хань, её захватили в плен ещё ребёнком и подарили ханше на свадьбу. Расти ей пришлось среди благовоний и шелков. Не то что дома: даром что семья была с тысячелетней родословной, без денег и при власти пришельцев-тоба она, родословная эта, немногого стоит. Но нюх благовония отшибают не хуже навоза, в котором вечно копаются «чёрные» служанки– простолюдинки. А чем, вы думали, в степи можно протопить очаг? Только кизяком… Но этот запах, внезапно проявившийся в струйке воздуха, женщина почуяла весьма отчётливо. Знакомый такой запах.
Винный перегар.
Она не успела осознать, что это смерть. Она не успела даже как следует испугаться. Просто из-за спины возникла широкая мужская ладонь и крепко-накрепко зажала ей рот. А в спину упёрлось что-то твёрдое и острое.
– Тихо, девочка, – винный перегар вместе с этими едва слышными словами вошёл ей прямо в ухо. – Не шуми. Будешь шуметь – зарежу, и скажу, что ты была подкуплена ханьцами из крепости… Не будешь шуметь, правда? Хорошая девочка. Теперь послушай меня. Иди, куда шла. Скажешь там то, что собиралась сказать, и добавишь ещё одно имя. Моё имя. Ты ведь меня узнала, верно? Вот так и скажи: мол, этот человек не хочет вам зла. Поняла?.. Вижу, что поняла, ты ведь умница. А теперь ступай.
Служанка, оцепеневшая от этого странно весёлого голоса, навевавшего почему-то такую жуть, мелко-мелко затрясла головой в знак понимания и согласия. Миг спустя её уже никто не держал, кинжал в спину не упирался, а перегар растворился в холодном воздухе… Ну надо же было так влипнуть. Хан хочет сыграть в свою игру, и сейчас его интересы совпадают с интересами осаждённых. Конечно, она назовёт человеку десятника Тао его имя. Это будет неплохой добавкой к тем сведениям, которые она несёт соотечественникам. Служанка без преувеличения рисковала жизнью, добывая их: если бы ханша, наложница хана или другие служанки застали её за подслушиванием и подглядыванием, кое-чья голова с длинными косами уже красовалась бы на пике у белой юрты.
Помимо имени мохэского хана она поведает, откуда приходят Ванчжуну повеления некоего «великого господина».
И лишь когда под мерцающими холодными звёздами заблестела мелкая зыбь на воде, поднятая ветерком, служанку скрутил лютый страх. Только теперь до неё дошло, что она, всё это время ходившая по тонкому канату над глубокой пропастью, сейчас на волосок разминулась со смертью.
Когтистая лапа отпустила её сердце, когда впереди мелькнула знакомая тень и был подан условный знак белым платочком. Связной пришёл.
Теперь всё будет в порядке.
– Шкатулка?
– Шкатулка, господин. Крохотная чёрная коробочка, из которой иногда доносится голос. Служанка уверяет, что жена Ванчжуна отвечала, и… там её слышали.
– То есть это был разговор.
– Да, господин.
Ещё одна загадка. Не многовато ли образовалось на его пути подобных загадок в последнее время, а?
Сотнику надлежало принять решение. Первоначально предполагалось, что приказы от неизвестных, но наводящих страх пришельцев отдаёт некий человек, неотступно следующий за мятежником. Этого человека следовало выкрасть или убить. Но говорящая шкатулка… С одной стороны, это облегчало задачу. Выкрасть маленькую коробочку проще, чем человека. С другой стороны, непонятно, что с такой добычей делать. Быть может, настоящие хозяева шкатулки не пожелают общаться с кем попало.
Хотя…
Сперва, конечно же, эту шкатулку следует добыть. А вот затем… Затем – у сотника под рукой есть другая загадка, с помощью которой можно будет решить эту. Или хотя бы попытаться.
Хорошо бы выкрасть и шкатулку, и ханшу, но это он, конечно, размечтался. Нужно здраво оценивать свои силы, чтобы потом не сожалеть об упущенных возможностях.
– Тао.
– Слушаю, господин.
– Скажи той женщине, чтобы она принесла тебе упомянутую шкатулку. Она ведь прислуживает госпоже?
– Кидани завтра, скорее всего, пойдут на штурм, господин. Если только хан Айян согласится повести своих людей вместе с ними. Он ведь намекнул, что готов к переговорам.
– Намекни в ответ, что я готов его выслушать и передать его слова в Тайюань.
Светильник коротко и звонко затрещал: что-то попало в огонь. Должно быть, масло плохо очищено или фитиль грязный…
– Женщина просит в награду за службу свободу и возможность воссоединиться с родственниками, господин.
– Пообещай ей, кроме этого, небольшое приданое и хорошего мужа. Верность родине должна быть вознаграждена. Пусть возьмёт шкатулку и уходит в Бейши. Скажи своим людям, чтобы проводили её сюда.
– Будет выполнено, господин.
Тао исчез бесшумно, как дух.
Сотник Цзян, оставшись в комнате один, со вздохом усталости опустился на скамью. Сейчас можно будет хоть немного поспать. Раньше рассвета кидани не пошевелятся. А тут ещё бродячий даос, явившийся в Бейши в начале осени, да так и оставшийся, заявил, что алый, как кровь, закат предвещает сильный ветер. Погоду старик предсказывал хорошо, за то и кормили. Сильным ветром в степи никого не удивишь, но дед говорил, что ветер задует с севера и принесёт холод… Интересно, долго ли кидани смогут выдержать такую погоду вне стен крепости и без тёплых жилищ? Мятежное воинство ведь не в юртах, а в палатках ночует, юрты остались у женщин, в становищах.
Глаза закрываются…
До рассвета действительно можно поспать. Что бы там ни было, а мятежникам без предателя внутри стен крепость не взять. А насчёт предателей – все уже трижды предупреждены. В оба будут смотреть не только солдаты и рекруты-фубин. После всего случившегося настороже будут даже дети.
Спустя несколько минут сотник, не снимая доспехов, крепко спал. И впервые за всё время осады – спокойно.
Ханьские и киданьские женщины оплакивали своих детей одинаково.
