Послание из прошлого - Сергей Александрович Милушкин

Пока она возилась с ключами, Витя услышал голос из квартиры соседки.

— Гражданка Веселовская, это ваша сумка?

— Моя… — сказал сдавленный голос.

— Посмотрите внимательно, пропало ли что. Если пропало, что именно.

Послышалось шуршание. Витя напряг слух. Мама, кажется тоже не слишком спешила открывать дверь.

— Да… здесь не хватает… денег.

— О какой сумме идет речь?

— Пять тысяч… час назад я сняла в сберкассе и…

— С какой целью вы сняли такую крупную сумму?

Возникла пауза. Звенящую тишину в подъезде нарушал лишь громко включенный телевизор где‑то на нижних этажах.

Голос Игоря Кириллова сообщал:

— … в магазин по продаже автомобилей поступила партия совершенно новой марки Жигули — Ваз‑2104, универсал на базе ВАЗ‑2105. Приглашаем москвичей и гостей столицы…

Они зашли в квартиру, и мама закрыла дверь на все замки. Несколько раз проверила их и только тогда сняла пальто.

— Какой ужас… — прошептала она.

Витя подошел и обнял ее.

В полной тишине они простояли несколько минут.

Потом он сказал:

— Мам, я думаю, нужно сдать магнитофон в комиссионку. Мне он только мешает, отвлекает от занятий. Да и лишние деньги не помешают.

Он посмотрела на сына и смахнула слезинку.

— Да, сын, — сказала она. — Тебе нужен новый спортивный костюм… Кстати, как ваш поход в библиотеку?

Витя обернулся на пороге своей комнаты.

— Я читал «Пикник на обочине», только‑только поступил новый сборник. И мне… мне показалось, что запись на пленке какая‑то другая.

Мама подумала и кивнула.

— Мне тоже так показалось.

Глава 21

2010 год

Первой его мыслью было бросить только что найденную коробку под ноги, в черную яму, где лежала полусгнившая майка с сердечком. Виктор погасил фонарик и, глядя как направленный сверху луч заметался по испещренными трещинами стенкам, злорадно усмехнулся. Колодец был слишком глубок для их китайских фонарей.

«Все равно откопают и найдут, — подумал он. 'Наверняка кого‑нибудь спустят и перероют десять раз в поисках запретного, криминального или ценного. Ведь, понятное дело, нормальный человек по доброй воле на такую глубину и в такое время не полезет».

Виктор погасил фонарик, подумал секунду, потом расстегнул сумку и, предварительно обернув тряпкой, положил вонючую находку внутрь.

Будь что будет. Так хотя бы есть шанс сохранить вещь.

Он вспомнил, что должен записать послание для Вити, попытаться сделать так, чтобы магнитофон остался у парня. Как убедить его и маму? Он понятия не имел. Однако прекрасно понимал, что, если под ногами, в куче земли, перемешанной с кошачьими костями, шерстью, листьями, ветками и мусором криминалисты обнаружат человеческие останки, труп повесят на него. И неважно будет, сколько пролежало там тело, пять или двадцать пять лет…

Его прошиб озноб. Только сейчас он почувствовал, как сыро, холодно и жутко здесь, на дне колодца Моцарта.

— Эй, ты где там⁈ — раздался сверху грубый голос. — Поднимайся, не заставляй нас тут мерзнуть!

К полицейскому подошел второй человек, направил фонарь в колодец и сказал:

— Вот черт, ничего не видно! Где он там⁈

— Я таких глубоких колодцев в жизни не видел, — ответил ему первый.

— Ага. Как жопа какая‑то.

Послышался смех.

— Ну что, ты там, лезешь?

Виктор почувствовал, как натянулась и дрогнула веревка. Им ничего не стоит отвязать ее и смеха ради накрыть колодец крышкой. Никто его не хватится по крайней мере неделю. А сам колодец в ходе строительных работ могут просто засыпать, чтобы не возиться с ним.

— Я иду! — крикнул Виктор с нажимом и колодец вынес его голос наверх.

— О! Слышал? Он лезет.

Потянувшись, Виктор поправил сумку, ухватился за трос и, напрягшись, полез вверх, что есть силы хватая скользкую веревку.

Когда он, наконец, добрался до нижней ступеньки, кажется, прошла вечность. Ладони и пальцы покрылись мозолями, каждая клеточка тела отдавалась болью. Барахтаясь в полной темноте, лишь изредка озаряемой вспышками фонариков, он был похож на застрявшего между небом и землей, прошлым и будущим, призрачного фантома — и, когда руки, наконец, коснулись сбитого, неровного края железобетонного кольца, а свежий воздух наполнил легкие, он понял, что смог.

Снова смог.

Кое‑как перевалившись через край, он тут же получил увесистый удар дубинкой по бедрам.

— Стоять! Руки за спину, ноги расставил! Шире! Шире, даун!

Получив еще пару ударов, он принял требуемое положение.

— Че в сумке?

— Ничего, инструмент, — сказал Виктор.

— Брось к ногам!

Он выполнил приказ.

— Сивак, глянь, что там у него.

Взвизгнул замок молнии. Краем глаза Виктор увидел, как один из полицейских наклонился над сумкой и подсвечивая фонариком, перебирает рукой содержимое.

— Фонарь… топорик… что тут еще… бомжпакет, тряпка… коробка еще какая‑то… ничего нет.

— Что за коробка?

— Щас…

Полицейский достал коробку, поднес ее к лицу, осветил фонарем и через мгновение швырнул ее назад в сумку.

— Фу‑у, черт!

— Что? Что там? — беспокойно спросил полицейский, который держал Виктора за предплечье.

— Говно!

— Че, шутишь? Какое говно?

— Откуда я знаю, спроси у него, зачем он говно собирает. Или сам посмотри.

— Ты зачем на охраняемую территорию залез? — задал вопрос, видимо, старший в наряде. — Что ты в этом колодце забыл?

Виктор судорожно пытался сообразить, что можно ответить, но в голову ничего толкового не приходило, да и позиция, в которой он стоял, не способствовала работе серых клеточек.

— Ключи упали, полез доставать, — сказал он и новый удар дубинкой по спине сообщил ему, что ответ полицейским не очень понравился.

— Понятно. Маша‑растеряша значит… Ладно, в участке разберемся, грузи его, Сивак!

Полицейский по фамилии Сивак взял Виктора под локоть и слегка подтолкнул.

— Иди. Только без глупостей.

Они обогнули колодец и вышли на узкую раскисшую тропку.

— Давай, вперед! — скомандовал полицейский.

Туман, кажется, стал еще гуще и скорее всего, если бы он юркнул в кусты, они вряд ли бы сумели его догнать. Он знал здесь каждую кочку. Впереди, точно воздетый к небесам перст судьбы, подсвечиваемая маленьким красным огоньком, высилась труба котельной.

Если попробовать сбежать, он останется без находки, на поиск которой потрачено столько сил не только в сейчас, в настоящем, но и в прошлом. Он не мог этого допустить. Выхватить же сумку не представлялось возможным — она была у полицейского, который матерился где‑то позади, вытаскивая ноги