Послание из прошлого - Сергей Александрович Милушкин
Ветки хлестали по лицу, ноги путались в мягком и глубоком лиственном ковре и, скорее всего, злоумышленник догнал бы ее, непременно бы догнал, потому что она не могла бежать быстро из‑за лишнего веса, а до дома оставалось еще метров сто пятьдесят. Слишком много.
Но буквально в десяти метрах от кромки леса она врезалась во что‑то мягкое и забилась точно в силках. Только тогда из ее горла вырвался истошный крик, который, кажется, привлек внимание всего двора и распугал ворон на верхушках темных деревьев.
— О…Ольга Викторовна!!! Что с вами⁈
Она открыла глаза и увидела прямо перед собой лицо Николая Степановича, держащего ее в объятиях.
Она дрожала всем телом и не могла толком ничего сказать.
— Там… там… — только и вырывалось из ее груди.
Он посмотрел в направлении тропинки, потом вдруг увидел ее шею с тонким кровавым ободком.
— О господи! На вас напали⁈
Она кивнула и разрыдалась на его груди.
— Нужно вызывать милицию, срочно! — возбужденно произнес он, озираясь.
Она кивнула. Глухие рыдания сотрясали ее крупное тело.
Потом она вспомнила про сумку и пошарила рукой по талии.
— Сумка… — тихо сказала она. — Сумку украли…
* * *
Витя решил, что терять уже все равно нечего и шагнул в подъезд. Милицейская машина у крыльца была не одна. Их тут стояло три или четыре, в дополнение к ним, рядом находилась и скорая. Он понял, что дело пахнет не только керосином, комнатой милиции и исключением из пионеров, но, возможно, даже тюрьмой. Колонией для малолетних преступников.
Раз скорая, значит дело настолько плохо, что у мамы поднялось давление, а может быть и сердце…
От ужаса у него потемнело в глазах.
Только бы с ней было все хорошо… Хотя какое там хорошо, если вызвали скорую — мысли его теснились в голове и от этого было еще хуже.
Взявшись за дверную ручку, он подумал, что хуже всего сейчас маме. Ее наверняка выгонят с работы, и после потери мужа, папы, это будет второй сильнейший удар за год. Не считая, конечно того, что ее сын стал преступником.
Уже на первом этаже он расслышал отрывистые голоса, доносящиеся сверху и ему стало совсем плохо. Пошатываясь, он поднялся на второй этаж, остановился и подумал, что с обретением чудесного магнитофона вся жизнь пошла куда‑то под откос. Он покачал головой. Будет правильнее действительно сдать его в комиссионку. От греха подальше.
Впрочем, этот вопрос можно было считать уже решенным.
Сдадут без него. Чтобы компенсировать ущерб от преступления, а мама еще долго будет выплачивать с нищенской зарплаты какой‑нибудь уборщицы в школе…
Он с ужасом подумал, что она будет работать уборщицей в ЕГО школе…
Вздох раскаяния, сожаления и боли вырвался из груди.
— Не‑ет!!!
Переложив сумку в руку, он дошел до своего этажа и, понурив голову, остановился на последней ступеньке.
На площадке курили два милиционера: один молодой, второй постарше. Оба были серьезными и какими‑то взвинченными.
Витя поднял голову, глаза его стали влажными, голос дрожал:
— Сдаюсь. — Ничего лучшего он придумать не смог.
Зажмурившись, он вытянул руки, ожидая, когда на них защелкнутся наручники. Неожиданно он испытал странное облегчение.
«Вот и все», — подумал он. — «Хорошо, что это, наконец, закончилось».
Пауза затягивалась, а звона наручников он не слышал.
Наконец грубый мужской голос, выпустив изо рта дым, сказал:
— Парень, это плохая шутка. Иди‑ка ты лучше домой.
Витя открыл глаза.
Двое милиционеров продолжали курить, не обращая на него никакого внимания.
О медленно опустил руки.
— Вы не меня пришли арестовать?
Тот что помоложе, несмотря на плохое настроение, прыснул в кулак.
Старший, усатый и довольно важный, с четырьмя звездами капитана на погонах, сказал:
— За двойки, на твое счастье, пока нет статьи. Давай, иди делай уроки. Хотя… — он посмотрел на мальчика более пристально.
— Ты случайно в районе… этой, как ее… котельной недавно не был?
Витя отошел на полшага. Отступившая угроза снова возвращалась. Но врать ему не хотелось, хотя, сейчас, возможно, врать было нужно.
— Был. Я там кошек гонял, — он потупил взгляд.
Усатый поднял брови.
— Вот как? Кошек? Когда?
— Может полчаса назад.
— Ты кого‑нибудь там видел из взрослых? Незнакомых людей, может быть, тебе что‑то показалось…
Дверь тети Олиной квартиры отворилась, и Витя увидел внутри несколько человек — в форме и по гражданке. Один был с чемоданчиком, второй держал какие‑то бумаги. В отражении зеркала он увидел и саму тетю Олю. Она сидела на кресле с перебинтованным горлом и смотрела в пол — потерянная и совершенно поникшая, не такая, какой он привык ее видеть.
— Там… никого не было… — ответил он несмело, все еще не веря, что милиция тут вовсе не из‑за него.
Внизу хлопнула дверь, по ступенькам быстро‑быстро застучали каблуки. Через минуту перед ним появилась мама. Ее лицо было белее мела.
Когда она увидела Витю в окружении двух милиционеров, то пошатнулась, схватилась за перила и застыла.
— Мам! — Витя метнулся к ней и поддержал за руку. — Мам, все хорошо! У меня все хорошо! — он хотел было дополнить, что пришли вовсе не за ним, но вовремя остановился. — Тетя Оля… там…
— Значит, ты никого не видел? — повторил вопрос усатый милиционер.
Витя задумался.
Если он что‑то и видел… стоит ли им об этом говорить? Ведь, как сказал Гром, уже двоих человек расстреляли по ложному обвинению.
А что он, собственно, видел?
Тень. Но тени в сквере — в порядке вещей.
Видел что‑то еще… велосипедное колесо в кустах. Тонкие стальные спицы. Оранжевый катафот блеснул в глаза, когда он шарил фонариком вокруг. На таком ездит Николай Степанович. Сказать им?
— Ничего не видел, темно там было…
Снизу снова послышались быстрые шаги. На третий этаж взлетел взмыленный милиционер и протянул усатому черную женскую сумку.
— Вот, товарищ капитан! Нашли в роще.
Мама подалась вперед и охнула.
— Я знаю ее! Это же Олина сумка! — он посмотрела на открытую дверь квартиры соседки. — Господи… Оля… что с ней?
— Отделалась легким испугом… — произнес капитан. — На этот раз…
— На этот раз? Что вы…
Капитан отмахнулся.
— Гражданка, не мешайте работе следственной группе. Идите домой и ждите, пока вас не опросят. — Он поднял тяжелый взгляд на Витю. — И ты тоже иди… герой.
Мама опустила виноватый
