Послание из прошлого - Сергей Александрович Милушкин
Но… все‑таки это был другой Шаров.
Циничный, жестокий, страшный. Страшный не в том смысле, что он был похож на какого‑нибудь Джека‑Потрошителя, отнюдь нет. В колонии Виктор встречался с людьми и похуже.
Шаров был страшен тем, что в его глазах читалась сладость и предвкушение долгожданной мести. Мести за все, что с ним произошло в течение жизни, за все проигрыши, поражения, неудачи, разводы и проколы — за издевательства начальства и низкую зарплату, хамство, жестокость, подлость. За отсутствие настоящих друзей и… любви.
— Черт… — тихо сказал Виктор.
— Я ждал тебя, — произнес Шаров. — Все эти годы ждал тебя, Крылов. После того дня, когда в раздевалке стадиона «Динамо» появился ты, я сотни, тысячи, миллионы раз прокручивал в голове каждую минуту роковой субботы. Откровенно говоря, я не сразу понял, что вообще случилось. Не сумел сопоставить факты. Я не слушал тебя тогда, да и как я, чемпион, которому пророчили мировые рекорды, слушать какого‑то пацана в панамке.
— Но… — попытался вставить Виктор, однако майор процедил, сжав зубы:
— Лучше молчи, иначе живым отсюда не выйдешь. Я порежу тебя на мелкие кусочки прямо тут. Мне терять нечего.
Виктор откинулся на холодную стену и уставился на доску с черно‑белыми фотороботами разыскиваемых преступников. На первом фото, представляющем собой какую‑то кляксу, в которой с трудом просматривались черты лица, был изображен… Он напряг зрение. В мерцающей полутьме буквы расплывались, однако он смог прочитать первую строку: «… по кличке Моцарт, подозреваемый в совершении преступлений по ч.2 ст.105 УК РФ…».
Шаров проследил за его взглядом и покачал головой.
— Я гоняюсь за ним с тех пор, как пришел сюда. Но… все это полная ерунда, по сравнению с тем, во что ты превратил мою жизнь. И… честно говоря, я не раз был на грани, думал, что схожу с ума. Два раза я срывался и меня едва не увольняли. Спасло лишь то, что я был на хорошем счету и менять меня было некем.
Майор весь взмок, по его высокому лбу стекали крупные капли пота.
Виктор подобрался и смотрел на свою сумку, лежащую у ног.
Слушая этот сбивчивый, очень странный рассказ, он вдруг осознал, что некоторые ранее скрытые, изъятые из памяти пятна прошлого вдруг начали если не открываться полностью, то хотя бы проявляться незримыми контурами. И от этого чувства ему стало страшно и любопытно одновременно.
Странные обстоятельства, странное место, не менее странный разговор перед доской с фотографиями маньяков и убийц.
— Ты, скорее всего не поверишь, но я нашел тебя случайно через три или четыре года. На день ВДВ Комсомолка вспоминала бойцов, отдавших жизнь, исполняя интернациональный долг. Я покупал «Советский спорт» в киоске, хотя он мне уже был не нужен. И увидел фото мужчины в форме и с автоматом, а рядом лицо парнишки. И мне это лицо показалось знакомым. В подписи к фотографии была фамилия. Дальше все было делом техники. Хотя тоже не так просто. Чтобы иметь возможность следить за тобой, я устроился в милицию, и, в конце концов мне даже удалось перевестись в район, где ты живешь.
Он обвел глазами длинный коридор опорного пункта. Дверь в его дальнем конце была открыта и оттуда по‑прежнему доносилось мерное жужжание вентилятора.
— Я наблюдал за тобой по мере сил, и ты удивлял все больше. Твоя загадка не давала мне покоя. Когда же я решился что‑то предпринять, ты внезапно исчез. Потом тебя осудили и на какое‑то время все прекратилось, затихло. Я имею ввиду все те странности, связанные с тобой. И в конце концов, я решил, что мне все померещилось. Я разуверился во всем, что происходило. Да и сейчас уже не верю.
Майор посмотрел себе под ноги, кивнул, поднял сумку и замер.
— Даже когда ты пришел, чтобы встать на учет, мне уже было насрать на тебя. Кто ты вообще такой? Бог? — он рассмеялся и что есть силы ударил кулакам по стене. С потолка посыпалась побелка, а доска фотороботов покосилась.
Но… — Шаров сделал паузу, — раз уж ты снова здесь… раз уж мы с тобой тут одни… Нужно расставить все точки над «и». Как ты считаешь?
Виктор едва заметно кивнул.
— Что внутри? — спросил Шаров, вытянув вперед руку с покачивающейся на ней сумкой. — Советую говорить правду.
Виктор прикрыл глаза и устало ответил.
— Инструмент. Топор. Фонарик.
— Что еще?
Шаров подошел к Виктору, схватил его за волосы и ткнул лицом в сумку.
— Что еще⁈ Какого черта ты лазил в этот колодец?
«Если я не отвечу, он меня убьет», — подумал Виктор. «Убьет прямо здесь. Потом припишут сопротивление и дело с концом».
Виктор подался вперед, перехватил кисть Шарова и заломил указательный палец. Раздался хруст и участковый, выдрав клок из головы Виктора, отшатнулся к стене.
— Ах ты… скотина! — рявкнул майор, охнув от боли.
— Там драгоценности, — тихо сказал Виктор, зажмурившись. — Еще раз дотронешься до меня, убью. Понял?
Шаров побелел от гнева и сделал шаг назад. Кисть правой руки, автоматически опустилась на кобуру, но секунду спустя он передумал и, скрестив руки на груди, замер у стенда.
— Драгоценности, говоришь? Что‑то такое я и предполагал. Много?
Виктор опустил голову.
— Много.
Шаров поднял сумку, встряхнул ее и жестом указал на косой прямоугольник света, падающий из его кабинета.
— Ну пойдем, Крылов. Кажется, не зря так долго я прождал.
Глава 22
Виктор поднялся с лавки и, прихрамывая, пошел за майором. Возле двери тот обернулся, и Виктор уловил на его лице подобие улыбки. Было очевидно — Шаров повеселел.
Полицейский сразу направился к своему столу, поставил сумку посреди разбросанных папок, задумался, обернулся и, увидев Виктора в дверях, указал на стул.
— Садись, присаживайся. В ногах правды нет.
Виктор подтянул штанину, охнул от того, что присохшая ткань отошла от раны и опустился на стул.
Шаров покачал головой.
— Э… не. Ты мне нужен живой.
Он обернулся, открыл стальной шкаф за спиной и достал оттуда пластиковый короб, на котором был нарисован красный крест и рядом написано «Аптечка». Покопавшись
