Время перемен - Владимир Владимирович Голубев
Настала очередь бывшего подданного английского короля потупить взор, и начать оправдываться:
- Что ты, Алексис! Мэри просто счастлива от новости, что наша старшая, Аннушка, помолвлена. Прошу через месяц, второго июля, прибыть к нам на свадьбу!
- Чарли? Что же ты молчал!
- Ну что я? Мы празднуем рождение твоего сына! Пусть род Лобовых продолжит новый его наследник! За здоровье Ростислава Алексеевича! – Гаскойн залпом выговорил сложнейшие для его языка имя и отчество младенца без ошибки и горделиво взглянул на собеседника.
- Спасибо, братец, спасибо! Коли бы ты принял православие, то стал бы крёстным отцом моего сына и моим родственником. – хитро прищурился Лобов.
- Кхе-кхе! – подавился вином шотландец, — Алексис! Что ты говоришь? Да меня моя Мэри точно убьёт, если я решу даже подумать о подобном!
Шутка его была оценена Лобовым и друзья захохотали.
- Так кто же жених, Чарльз? Чьей супругой собирается стать прелестная Анна? Кто породнится с лучшим оружейником мира, русским дворянином, получившим уже боярское достоинство, и весьма состоятельным человеком, который находится только в начале своей блистательной карьеры?
Гаскойн смеялся очень долго, но такие комплименты от лучшего друга и одного из влиятельнейших людей России заставили его горделиво расправить плечи.
- Полковник Иван Эссен, правая рука наместника Новороссийского и Дунайского. Потёмкин приезжал ко мне в Луганск с инспекцией, а Иван сопровождал его. На приёме Аннушка с ним и познакомилась. Они переписывались, а вот три недели назад он прибыл ко мне просить руки моей дочери, я согласился.
- Отличный выбор Анны. Я Эссена хорошо знаю, он давно перерос статус секретаря, Потёмкин просит для него повышения, а государь в таком ему точно не откажет.
- О. да. Неплохой выбор, к тому же она, Аннушка, его действительно любит, да и он, похоже, тоже влюблён.
- Отлично! А что так скоро свадьба?
- Мне предстоит визит в Петербург, Алексис. Царь желает видеть меня.
- Тебе известно зачем, Чарльз?
- Я надеюсь, для награждения! Для чего же ещё? – друзья опять выпили за это.
Алексей Артемьевич задумчиво смотрел на директора огромных Луганских заводов, которых насчитывалось уже шесть, изготавливавших теперь и сложные механизмы, вроде паровых двигателей. Он догадывался, для чего Павел вызвал в столицу его друга. Переписка между металлургом и государем не прекращалась и доверие императора к старому знакомцу никуда не исчезло – Лобов-младший лично порекомендовал своего друга для ответственнейшего дела.
Царь долго пытался уговорить его возглавить строительство нового крупного промышленного узла империи, но Алексей был очень занят созданием технологий изготовления и обработки стали и не желал покидать свой Кривой рог до завершения работ, которого пока не было видно. А вот Гаскойн явно тяготился наступавшей рутиной производства пушек, инструмента, пытался изобретать, но он скучал и ему нужен был новый вызов.
Сомневался ли Лобов-младший в друге? Ничуть. Но он не желал отнимать у государя права самому предложить Гаскойну новое дело – стать директором императорских Уральских заводов. Алексей, а, после его писем, и Павел были уверены в способностях шотландца встать во главе огромного заводского округа, поднять технический уровень и доходность производства и обеспечить строительство Уральской железной дороги материалами и механизмами.
⁂⁂⁂⁂⁂⁂
- Ты не волнуйся только, Збых. Ну, ногу сломал, бывает! Лекарь наш говорит, что вправил хорошо. Ты лежи, мы тебя спокойно довезём до наших, а там в госпитале тебя подлечат. Может, даже на Матвеев остров отправят. Вернёшься в армию! Шар упал, так бывает такое! Всё же рисковали мы сильно. – успокаивал друга идущий рядом с телегой прапорщик Самойлов.
- Да я и не волнуюсь, Васятка! – чуть ли не весело отвечал ему прапорщик Прондзинский, — В небе так хорошо, словно птица летишь, всё как на ладони!
- Эх, видно многовато макового молочка тебе лекарь дал! Спокойнее, ты уже на земле! Шар приземлился!
- Ведь словно птица! Небо оно такое голубое! А люди, будто муравьишки внизу суетятся. Смешно так!
- Ох, дела наши военные! – ворчал Самойлов, — Летать на никосферах слишком опасно, видать, ударило тебя не только ногой, но ещё и темечком, братец! Помнишь, что нам директор корпуса, Кирилл Григорьевич Разумовский говорил? «Берегите себя, ибо все махины можно построить заново, а люди требуют очень долгого воспитания и образования!»
- О! Наш Сухопутный корпус, Васятка! – почти кричал всё пытавшийся вскочить Прондзинский, — А помнишь, как я тогда тебя, через две недели после приёма в Корпус, в отхожем месте застал? Увидел и, как дурак, бегал, орал всё: «Жид! Жид!». Такой стыд!
- Помню, Збышек. Я тогда так испугался! Боялся, что меня изгонят. Природный жид[17] привык бояться за свою жизнь…
- Матвейка Соломин мне тогда в глаз так заехал. Я упал, а он стоит надо мной и ругает, тихо так, чтобы никто больше не слышал. Я тогда не понимал, что он меня от позора спасает… Шляхетская спесь сыграла! Глупый я был…
- И меня Матвей тогда поймал да запретил впредь бояться. Он из нас самый взрослый всегда был…
- Я же только потом понял, что сотворил тогда. Прости меня, Васятка! – взвыл раненный.
- Давно простил, Збышек. Не волнуйся! – успокаивал его товарищ.
- «Нет ни эллина, ни иудея!» Я же только потом понял, что нам в корпусе с первого дня твердили! А сейчас, на войне, это вдвойне понятней, втройне! Прости меня, Васятка!
- Простил я тебя, забудь! Лучше ещё о чём вспомни!
- А помнишь, как мы в чоган[18] играли? Большую игру с Морским корпусом?
- Проиграли мы тогда им знатно! Оторопь берёт, как вспомню! Петька Герасимов, покойный, за моряков так играл, ох… Матвей, зато им потом за этот проигрыш так отомстил! – засмеялся Самойлов.
- Да, уж! Кирилл Григорьевич тогда просто плакал от хохота! Украсть медный фунтовый фальконет[19] от входа в Морской корпус! Сорвать его с вертлюга[20] и под епанчой вынести! Никто, кроме Матвейки, такое бы не смог – четыре пуда незаметно вытащить! Даже моряки смеялись, все просили с ним познакомить.
- Матвейка, он всегда молодец был. Заводила наш… Недаром он Георгия из всего выпуска первым получил, да и подпоручиком стал без очереди.
- Да уж, Матюха генералом станет. Я в этом никогда не сомневался! – успокаивался Прондзинский, — Слышал, что он перевёлся от нас, Вася?
- Конечно, слышал! Я же при штабе сейчас, ты знаешь. Матвей, как Панин приказал налёты на
