Долгожданная кража (СИ) - Зингер Владимир
Теперь пора и полюбопытствовать, чем же у нас занимается второй. А второй вылезает из-под машины с монтировкой в руках. Не испугался, не убежал, и намерения у него явно не дружеские. Это плохо. Пора расшифровываться.
— Стой! — говорю ему как можно суровее и с удовлетворением замечаю, что наша негромкая возня всё-таки привлекла постороннее внимание — у ближайшего подъезда кто-то стоит и внимательно смотрит в нашу сторону, пытаясь, видимо, понять, чем это таким интересным мы тут занимаемся.
— Милиция! — ещё громче говорю, теперь уже не только для длинного, но и для наблюдателя у подъезда. Для демонстрации удостоверения мизансцена не та. Пусть довольствуется устным уведомлением.
Но длинный ретироваться пока не собирается. Он оглядывается на подъезд, куда только что смотрел я, ничего угрожающего для себя не видит и начинает приближаться. При этом похоже, что монтировкой ему бить людей ещё не приходилось, потому что он бестолково машет ею перед собой. Так полезного для себя результата не добиться.
Щуплый парень в моих руках после пары неудачных попыток вырваться и получения за это весьма ощутимых болевых впечатлений, больше не дёргается. Я закрываюсь им, как щитом. Длинный понимает, что так он угробит своего подельника и пытается меня обойти. Напрасно — мне достаточно повернуться, чтобы оказаться опять лицом к опасности. Но у этого гада слишком длинные руки, и два раза нам со щуплым всё-таки прилетает. Один раз ему, вскользь. Он верещит и дёргается. Я пытаюсь его усмирить, короткий миг переключения внимания, но этого оказывается достаточно, чтобы пропустить второй удар, теперь уже по мне. В последний момент я выпускаю из левой руки волосы своего пленника и пытаюсь ею закрыть свою голову. Больше мне закрыться нечем, а руки, как сами понимаете, при встрече с железом имеют привычку проигрывать в схватке. Ощущение такое, будто мне на руку с высоты десятиэтажного дома упал железнодорожный рельс. Через руку достаётся и голове. В глазах темнеет. Только бы не потерять сознание. Иначе всё это напрасно.
Невольно ещё сильнее прижимаю руку щуплого. Тот верещит, что было сил. Где-то открывается окно и женский голос кричит:
— А вот я сейчас милицию вызову!
Дура, с умилением думаю я. Милицию надо вызывать, а не сообщать о намерениях, которые, кстати, могут ещё и не реализоваться. Но всё равно спасибо!
Я валю щуплого на капот машины, мне так легче его удерживать, орудовать приходится одной рукой, левая горит огнём и не действует. Добавляю ему болевых ощущений и кричу на ухо:
— Колоти по капоту! Колоти по капоту, сука! Что есть мочи!
Парень колотит. Теперь этот грохот невозможно не услышать, и я надеюсь, что ждать придётся недолго.
Длинный, наконец, не выдерживает, бросает монтировку и бежит со двора туда, откуда пришёл я.
Тем временем собирается народ. Я надеюсь, что в числе первых окажется хозяин машины, а уж он-то мне точно поможет. Хорошо, что щуплый не догадывается как от меня, однорукого, можно сейчас легко вывернуться. Вижу среди подошедших двух гривастых мужчин, только один седой, а второй, который моложе — темноволосый. Седой мне кажется смутно знакомым, но я не могу сообразить, кто это. Судя по всему, он и есть хозяин машины. Щуплого уже крепко держат чьи-то сильные руки.
Как могу, объясняю, что произошло. В голове туманно и болезненно, всё-таки ударчик я пропустил, видимо, неслабый. Если установить и поймать длинного, то с ним можно будет покалякать на тему покушения на убийство, как минимум. Где это видано, чтобы так просто живого человека по голове железякой бить? Не мух отгонял, тут можно и прямой умысел на душегубство усматривать.
Появляется милиция, наши ребята из райотдела. И почему-то скорая. Зачем скорая? Кому скорая? Говорят — мне. Провожу здоровой рукой по лицу и вижу на ладони кровь пополам с дождём. Стало быть, кровь — моя. Сквозь шум в голове пробивается ворчание моего внутреннего голоса — напросил-таки…
Меня аккуратно сопровождают до скорой, хотя я и сам идти могу. Оглядываюсь, за какую хоть машину я кровь проливал? Теперь там всё блестит от света фар. Запорожец, ушастый, номер 80 — 80… Старик с седой гривой… Степан Петрович? Замечательный дядька, ещё совсем недавно подаривший мне недолгую радость управления автомобилем? Надо же! Вот и говори после этого, что чудесных совпадений не бывает. А Степан Петрович меня не узнал, видимо. Да и как тут узнаешь –мокрый как… Нет, сейчас моя башка искать аналогии явно не в состоянии. И всё время вырубиться тянет.
Вот интересно, если я сейчас потеряю сознание, то где очухаюсь: в этой реальности или там, из которой сюда вывалился? А может совсем — совсем в другой?
[1] «Чистильщик» — машина ГАИ.
Глава 23
Больничное дежавю
Травматологическое отделение городской больницы изысканностью интерьеров не поражало. И чистотой в них — тоже. Так будет в мои будущие времена, так обстоит дело и сейчас. Отчасти оно и понятно: какие пациенты — такая и обстановка. А здесь всегда были широко представлены всякие небрежные граждане, получившие свои увечья в процессе общения с Бахусом. Соответственно и мир вокруг себя они обустраивали по своим представлениям о нём.
Сначала меня долго «мариновали» в приёмном покое. Видимо, были пациенты посерьёзнее. Я не возражал и не скандалил, просто ждал своей очереди. Правда, сидеть во всём мокром было ужасно противно, сырость пробралась-таки непосредственно к телу, и меня начало поколачивать. Кто-то из дежурного персонала сноровисто ощупал мою голову и заявил, что лишних отверстий в ней не наблюдается и даже гематом нет, а кровь — это от царапины на волосистой части головы, которую достаточно прижечь перекисью -и будет с неё. А вот рука… Тут требуется рентген, стало быть надо подождать. И ко мне надолго потеряли всяческий интерес.
Что ж делать, ждём. Сколько времени-то уже? Я собрался посмотреть на часы — не тут-то было. Рука не поворачивалась в то положение, с которого я смог бы увидеть циферблат. Всё в ней пульсировало и горело, а ещё было такое ощущение, что она стала в два раза толще и продолжала расти в объёме. Ещё немного, кожа лопнет, и рука от локтя до кончиков пальцев взорвётся, разбросав кипящее содержимое по приёмному покою. Часы надо было спасать — такого взрыва они не выдержат. Я ощупал другой рукой пылающее жаром запястье, но привычного кожаного ремешка (сам делал!) не обнаружил. Вот оно как! Получается, мой любимый хронометр погиб в неравной схватке с монтировкой, а я даже и не заметил. Хотя, как тут такое заметишь?
Часов было жалко. Старенькие, с поцарапанным стеклом и корпусом, они ходили почти исправно — убегали вперёд всего на пару минут за сутки, но я всё равно старался проверять, не врут ли они, при каждом удобном случае, особенно если рядом оказывалось радио в момент передачи сигналов точного времени. Это было на уровне рефлексов собаки Павлова: ухо слышит «пиканье» в эфире — рука с часами тянется к глазам.
Но главное было не это. Часы марки «Победа» подарил мне отец, уже сам изрядно их поносивший, когда я пошёл в армию. Вот просто снял с руки и передал мне, совсем как командир, награждающий прямо на поле боя своего героического солдата. Тогда среди призывной молодёжи ходили разные байки о том, что «старики» — военнослужащие обязательно отнимут у новобранцев всё ценное, так что часы лучше не брать с собой. А когда я робко намекнул об этом отцу, он просто сказал:
— Так и отдай тогда, если противостоять не сможешь.
Я посмотрел в его всё понимающие, немного грустные глаза и решил, что это будет последнее, что я захочу сделать. И вот теперь такая оказия.
Несмотря на ужасный дискомфорт, стало тянуть то ли в дремоту, то ли в беспамятство. Я пристроил травмированную руку на груди, как обычно держат младенцев, вниз её опустить было нельзя — сразу начиналась нарастающая пульсация: до взрыва осталось десять… девять… откинул голову к стене и прикрыл глаза. Оказывается, давно надо было так поступить, ибо тут же прозвучал чей-то зычный голос:
