Вершина мира (СИ) - Ромов Дмитрий

— Не переживай, — подбадривает он меня. — Ответишь правильно на вопросы и пойдёшь домой.

21. Части будущей триады

В рот компот! Похоже, всё не очень хорошо. Впрочем, судя по тому, что я вижу и чувствую, это не официальные мероприятия. Значит этому Михал Михалычу нужен компромат на Куренкова. А почему? Потому что у них тут какие-то внутриведомственные разборки…

Так-так-так… С другой стороны, исключать то, что они просто плюют на все формальности и хотят Рому уволить и подвести под статью, тоже не стоит. Типа борьба за законность незаконными методами.

— Видишь этот ящик? — спокойным и даже дружелюбным тоном спрашивает Михлал Михалыч. — Это электрический генератор. Слыхал о полевых телефонах? С ручкой. Они в армии используются. Там тоже генератор стоит. Напряжение даёт невысокое, а силу тока прям приличную. И если один проводок человеку в рот засунуть, а другой, например, к члену подвести и ручку покрутить, эффект, я тебе скажу, просто грандиозный. Мы такие жестокие методы не используем конечно. У нас вместо телефона вот этот генератор. Можно, кстати и силу тока и напряжение менять, подбирать индивидуальную комбинацию для максимальной эффективности. Хочешь попробовать?

Я не отвечаю, смотрю исподлобья. Неслабо я попал, дядька-то, похоже дело своё любит, вон какие сладострастные нотки проскальзывают.

— Вообще, варианты пыток, придуманных человечеством, невероятно разнообразны. Считается, что особенно изощрённые методы придумали на Востоке. Ну, не знаю… На западе, например, во времена инквизиции тоже всего понапридумывали, будь здоров. Взять хотя бы железную деву. Слыхал про такую? Делали шкаф в виде бабы, прям по форме человека, и изнутри в нём устанавливали шипы, причём так, чтобы жизненно-важные органы не затрагивались. Ну и человека туда херакс, и дверки закрывали. Вот он там стоял и истекал кровью помаленечку, пока не окочуривался. Несколько дней мог там подыхать. У нас, кстати, в конторе тоже много наработок имеется. Точно не хочешь посмотреть? Я с удовольствием покажу.

Кажется, ключевое слово здесь «удовольствие». Мда…

— Знаешь, мы ведь здесь над законом, что хотим, то и творим. На врагах народа натренировались, так что выбивать показания очень хорошо умеем. Вот смотри, исключительно ради наглядности. На низких оборотах, так сказать. Почти, как батареечку лизнуть.

Да ну, нахрен. Не может быть такого. В наше время такое точно невозможно!

Он протягивает от ящика два провода с крокодильчикам на конце и цепляет к запястьям на разных руках.

— Смотри, сначала двадцать пять вольт. Даже не почувствуешь.

Он нажимает что-то на ящике и я, вопреки его обещаниям, чувствую…

— Ай!

— Почувствовал, да? Это я прибавил малость. Сейчас ещё чуточку. Сейчас. Вот.

Меня пронизывает ощутимый такой разряд. Короткий, но болезненный. Во рту появляется вкус металла и кислоты.

— Похоже на батарейку, да? Смотри, ещё чуточку прибавлю. Капельку, так, чисто для наглядности.

Он ещё раз меня встряхивает. Твою же мать!

— Вы, Михал Михалыч, убить меня решили?

— Что? — он поднимает брови, смотрит на меня в упор и начинает хохотать. — Убить? Ну, ты уморил. Этим разве можно убить? Не знал, что ты такой неженка.

— Нет, просто вы же понимаете, что после всего этого, я на вас заяву накатаю. Стало быть, решились вот на эту херню, осознавая, что обратно дороги нет. Правильно я вас понял?

— Ну, ты и шутник, Егор Брагин, — смеётся он. — Пока что это просто экскурсия. Так что ответь на мои вопросы и закончим на этом. Пойдёшь домой и ещё хвастать будешь, что в самом КГБ на экскурсии был. Ну что, по рукам?

И в подтверждение добрых намерений, он ещё раз пропускает через меня электрический разряд. Японский городовой! Кайфа мало, прямо скажу.

— А ещё у нас есть различные наборы инструментов. Есть такие маленькие тисочки, а есть здоровенные. Как думаешь, для чего? — спрашивает Михал Михалыч, но я предпочитаю не гадать.

Я не отвечаю.

— Ну ладно, — подскажу. — Большие для головы, а маленькие… Сам скажи, давай.

— Спасибо за экскурсию, но мне домой пора.

— Да погоди ты, интересно же. Вот, смотри. Это резиновый мешок. Его надевают на голову и перекрывают доступ кислорода. Полностью. Хочешь попробовать?

— Нет, — отвечаю я твёрдо.

— Не могу поверить, будто не хочешь. Неужто не интересно? Вот, смотри.

Он обходит стул сзади и натягивает мне на голову резину.

— Да ты чего творишь! Э-э-эй! — пытаюсь я крутить головой.

Только ничего не выходит. Становится нечем дышать и лёгкие наполняются огнём. Ненадолго, поскольку Михалыч быстро снимает свой мешок.

— Ну как? — спрашивает он. — Я лично не пробовал. Зато видел, как это выглядит со стороны. Не очень конечно.

— Ну так давай, садись, я тебе натяну на голову, — предлагаю я, отдышавшись.

— А-ха-ха! — смеётся он. — Молодец. Ты несгибаемый, да? А ещё есть варианты с утоплением, половым насилием, болью… Впрочем, боль во всех вариантах присутствует, так что… Ну вот, в общем, арсенал доступных средств такой. Нравится?

— Сказать по чести, тема меня не особо интересует, — отвечаю я. — Но за экскурсию спасибо. Было познавательно. А теперь мне домой пора. А то знаете, у меня родители, чуть что — жалобу в партийный контроль.

— Это ты зря. У меня разрешения имеются.

— Это в смысле ещё Сталиным выданные? Так они уже не действительны, если вы не знали.

Он опять начинает смеяться.

— Нравишься ты мне, Егор, нравишься.

— Этого только не хватало, — ворчу я и он снова заливается смехом.

— Даже жалко жизнь тебе ломать. И тело тоже. Но, похоже, ты мне выбора не оставляешь. Или может, расскажешь?

— Чего рассказать-то? Я член бюро горкома, между прочим. Так что, смотрите, устрою вам весёлые приключения по партийной линии.

— Так ты же в горкоме Комсомола вроде? — спрашивает он.

— Всё-то вы знаете. А от меня-то что нужно раз вы такой осведомлённый?

— Всё, что связано с Куренковым. И с дочкой его.

— Не знаю я ничего.

— Ну ладно, — говорит он. — Только из чувства глубокой симпатии дам тебе выбрать. Электричество или удушение?

— Ни то и не другое.

— Тогда можно использовать банальные плоскогубцы.

Он берёт лежащие рядом плоскогубцы и поигрывая ими спрашивает:

— Это Куренков сказал, к кому обратиться в Риге? Ты встречался там с Владимиром Смирновым?

И для придания, должно быть, убедительности своим вопросам, он впивается плоскогубцами мне в руку, а потом закрепляет чувство ненависти к себе подачей электрического разряда. Что мне остаётся делать? Я ору.

Надо сказать, что-то в этом всём не так. Я понимаю, что он пытает меня в лайтовом режиме, не на полную катушку, словно оставляя себе пути к отступлению. Он постоянно задаёт одни и те же вопросы, меняя формулировки. Но ничего говорить я не собираюсь. Иначе это приговор не только Роману, но и мне с Большаком.

Наконец, всё это заканчивается. Не знаю сколько я провёл здесь времени, но всё, рано или поздно, приходит к концу. Вот и мои мучения тоже.

— Придётся сделать тебе укольчик, — говорит мой мучитель и вводит внутривенно какую-то гадость.

— Твою мать, Михалыч! — ору я. — Нахера химию-то?!

Он садится на стул напротив меня и ждёт. Боль отступает и мне делается хорошо. Начинает кружиться голова и накатывает чувство радости. Полагаю, это не «сыворотка правды». Санкцию на неё даёт очень высокое начальство, так что…

Так что, скорее всего это «амиталовое интервью», применяемое в психиатрии, кстати. Кофеин с какими-то барбитуратами, что ли, точно не помню…

— Как самочувствие? — спрашивает палач-мучитель

— Малюта ты Скуратов, — отвечаю я с улыбкой. — Нормальное самочувствие. Хорошее.

Ощущение, будто я стакан водки накатил. Лишь бы только не сболтнуть лишнего. Надо говорить про что угодно, только не… Что-то отвлечённое, короче…

— Как вы познакомились с Куренковым? — спрашивает он.