Вершина мира (СИ) - Ромов Дмитрий

Он смотрит недобро.

— Ты видел, что бывает с теми, кто хочет меня нагнуть? — зло спрашивает он.

— А я этого не хочу. Я тебя уважаю, поперёк твоего мнения не иду, кидать не собираюсь и никогда не буду. Если тебе не по статусу со мной дела делать, можем встречаться тайно, чтобы никто не знал. И мне пока даже по барабану, если все будут думать, что я под тобой. Но, что касается бизнеса, я не работаю на тебя, мы партнёры. Решай сам. Если тебе не подходит, не проблема.

Вообще-то, может я рановато так вопрос ставлю, но мне важно, чтобы до него дошло, что сейчас всё не так, как он привык.

— Если согласен, могу продолжить. Нам будет нужна охрана. Бабки будем поднимать немалые, значит найдутся желающие их ломануть, даже если будут знать, что это лично твоё дело. Так что нужны нормальные пацаны. Лучше всего из спортсменов, чтобы выглядели цивильно и обучены были хорошо. Согласен?

Он еле заметно кивает.

— Смотри, говорю, как на духу, ничего за пазухой не держу, всё выкладываю. Так что надеюсь на взаимную откровенность. Следующий момент. Мафия чем занимается в Штатах? Бабки делает. А твои чем занимаются? Хер знает. Может, конечно, ты на фармазонах своих хорошо зарабатываешь, но если ты человек бизнес-ориентированный, ты можешь передовой опыт заокеанских коллег перенять. Они поднимают основное бабло на рэкете и наркоте. Но у нас условия не те, рынка нет, да и я этим заниматься не хочу. Но что такое наркота? Это запрещённый товар, который нельзя просто купить в магазе. А потребители его хотят. То есть дефицит. Давай подумаем, как можно организовать каналы сбыта дефицита, а дефицит я найду. Я планирую изготовливать импортный алкоголь и шить фирменный шмот. И продавать нам всё это надо будет не в одном городе, а по всей стране. Мы в самом её центре, между прочим.

В глазах Цвета зарождается интерес.

— Мы создадим три крыла, советскую триаду, так сказать. Нам нужно производство, сбыт и обеспечение безопасности, крышу то есть. Распределим все задачи и будем бабло грести в космическом масштабе. Пойми, реально в космическом.

А потом и страной надо будет рулить. Но правда уже без тебя, Цвет и, надеюсь, без Куренкова… Главное, надо разложить яйца по корзинам так, чтобы ни один из них не мог схватить их все.

— Так что решай, Цвет, согласен ты быть моим партнёром или сам по старинке будешь в гору карабкаться.

На следующий день в школу мы идём вместе с Рыбкиной. Припухлость спала, а желтизну, если она ещё и осталась, Наташка умело замаскировала. Снег уже практически растаял, весна пришла довольно напористая и быстрая. На газонах ещё лежат почерневшие кучи снега, но тротуары уже практически сухие.

Солнечно, птички поют, красота. На школе красуется новый транспарант: «22 апреля все на Всесоюзный Ленинский субботник!» И ещё: «110 лет В. И. Ленину!»

Мы заходим в школу и расходимся по раздевалкам, скидываем куртки и поднимаемся на второй этаж, на биологию. Когда проходим мимо кабинета директора, дверь резко открывается и директриса выскакивает в коридор. Как выскочу, как выпрыгну, пойдут клочки по закоулочкам.

Увидев меня, она упирает руки в бока и, наклонив вперёд голову, прожигает меня взглядом. Как гладиатор перед боем.

— Брагин! — говорит она тоном паука, заполучившего в свои сети осу. — Брагин, ты что себе позволяешь!

Да вроде ничего я себе как раз и не позволяю…

— Ты совсем совесть потерял?! А ну, быстро ко мне в кабинет!

— Да что я сделал-то? — удивляюсь я.

— И ты ещё спрашиваешь? Наглец! Быстро в кабинет! Немедленно!

22. Шкуры неубитых медведей

Я бросаю на Рыбкину недоуменный взгляд и захожу в кабинет директора.

— Брагин, разве так нормальные люди делают? — негодует директриса.

— Алевтина Ивановна, я даже не знаю о чём идёт речь. Как я могу ответить на ваш вопрос?

— Не знает он! Это не вопрос!

Директриса проходит и садится за стол.

— Тебе не стыдно? — продолжает она свою атаку.

— Пока нет. Я ведь не понимаю, почему вы сердитесь.

— Да я даже и не сомневалась, что нет. Как будто нельзя нормально решить, по-человечески. Тебе же Алла Никитична сказала, что мы примем решение. Никто тебе не отказывал, вошли, можно сказать, в твоё положение. А ты что? Вместо благодарности нажаловался? Больно высоко вознёсся. Смотрите-ка, член бюро горкома. Пусть родную школу в районо полощут, пусть все видят, что я вот такой и разэтакий. Так что ли?

Блин, это она про экзамены что ли…

— Алевтина Ивановна, нет, совсем не так. Вы про мои экзамены говорите или про что-то ещё?

— А ты ещё что-то отчебучил помимо экзаменов?

— Вроде нет, — мотаю я головой.

— Ну? И чего ради ты нажаловался?

— Да я не жаловался. Почему вы так думаете?

— Думаете?! — выходит она на новый круг нервозности. — Чего мне думать-то? Меня при всех отчихвостили и все дела. Тут и думать нечего. Звонил аж первый секретарь горкома партии. С ума сойти! И всё из-за нашего Брагина. Вы, говорит, что, такую элементарную задачу решить не в состоянии? Это что за школа такая, если для решения простой задачи нужно целый горком партии подключать! Первый секретарь звонит и лично интересуется каким-то там учеником. Разнесли меня в пух и прах, а мы ведь уже и педсовет провели по твоему вопросу и сами уже решили обратиться в районо с ходатайством поставить в аттестат оценки по текущим. А ты письмо в райком настрочил. Ну и кто ты после этого? Предатель ты.

— Алевтина Ивановна, я никому не жаловался. Просто при личной беседе попросил Ефима Прохоровича при случае выяснить в районо, можно ли с точки зрения существующих правил выставить оценки по текущим. Мне ведь и Алла Никитична сказала, что этот вопрос нужно уточнить с вышестоящей инстанцией. Вот я и уточнил. Всего-навсего. И уж точно я ни одного дурного слова не сказал ни о классном руководителе, ни, тем более, о директоре школы.

— Всего-навсего. Ещё и болван. Как говорится, благими намерениями, знаешь куда дорога выстлана?

— Тьфу-тьфу-тьфу, — плюю я через левое плечо. — Алевтиночка Ивановна, всё это какое-то жуткое недоразумение. Никогда бы в жизни я вас не скомпрометировал. О чём вы говорите? Родного директора школы?! Нет и ещё раз нет. И что, они на вас ругались?

— Ещё бы они на меня ругались, сейчас прям! Ещё не родился тот, кто на Валееву ругаться будет.

— Ну а что тогда? — уточняю я.

— То, что будто я сама не знаю, какие существуют правила. В общем так, Брагин. Скажешь своему Ефиму, как его там… Что у нас и без него все вопросы решаются оперативно и согласно существующим правилам и инструкциям. И безо всяких понуканий со стороны районо. Наша школа, да будет тебе известно, лучшая в городе. Образцовая. И педагогический состав тоже. И они мне тут не будут указывать, что делать, а чего не делать. Ясно тебе?

— Ясно. Только я не понял, можно ли оценки поставить? Я ведь до сих пор с трудом вспоминаю события, предшествовавшие травме. И людей даже… Вот вас я хорошо помню, а остальных…

— Так, ты мне тут прекращай подхалимаж, а то слишком сладко поёшь! Понял меня? Всё, иди и если нашу школу в этом году не признают лучшей в городе, я тебя лично своими руками удушу. И все оценки лично на колы переправлю.

Значит, надо чтоб признали.

— Всё, уходи, Брагин. Видеть тебя не желаю. Комсорг, тоже мне.

— Алевтина Ивановна, так поставите мне по текущим? — делаю я невинное лицо.

— Моя воля, ничего бы тебе не поставила, понял?

— Понял, конечно, спасибо вам огроменное.

— Иди давай, охломон! Тут помню, тут не помню.

То есть поставят или нет? Вроде, да, надеюсь, что да… Выхожу от директрисы и иду по коридору.

— Егор, ты чего опаздываешь? — раздаётся за мной.

Я оборачиваюсь и вижу свою классную

— Здравствуйте, Алла Никитична. Я от директора. Взбучку получал.

— За что? — хмурится она.