Повелитель корней - Михаил Алексеевич Ланцов
Берослав кивнул.
Это прозвучало честно.
Гнило и мерзко, но честно. А уж как сама история завоняла…
Часть 2
Глава 10
171, липень (июль), 11
Марк Аврелий шел по площади перед Капитолийским храмом и равнодушно смотрел на людей, стоящих на коленях перед его ступенями. Связанных. Здесь находилось около полусотни сенаторов и еще добрая сотня всяких должностных лиц. В качестве обвиняемых. А вокруг целое поле из гостей. Прежде всего сенаторов, кто умудрился не изгваздаться в заговоре. Просто не успели, так как все быстро происходило.
Слишком быстро.
Преторианцы оказались вовлечены не все, а лишь две когорты. Поэтому, когда выяснилось, что император жив и под защитой всадников — они явились на поклон… Ситуация в этом плане чем-то напоминала стрелецкий бунт против Петра I, когда он от восставших сбег в лавру. А те, прикинув, что дело дрянь, сделали правильный выбор. Во всяком случае те, кто не успел еще измараться.
Так что бунт заглох очень быстро.
Да и беспорядки уже на второй день прекратились. А вместо них развернулись следственные мероприятия. По горячим следам. Да с активным привлечением широких масс, которые пытались заработать на ловле тех, кто попал в проскрипционные списки.
Выбили всё.
Даже то, чего не было, что выявили через сличение показаний.
И вот теперь Марк Аврелий решил подвести итог.
— Предатели… изменники… — процедил он посреди гробовой тишины. — Вы думаете, что вы делали доброе дело. Будто бы вы отстаивали права и обычаи Рима. Вздор! — рявкнул он, а потом прорычал. — Вы совершали измену! Вы не против меня вышли! Вы на Рим посягнули!
Сказав это, он замолчал и оглядел не осужденных, но остальных. Император ведь говорил сии слова им, вводя довольно занятные понятия, почерпнутые им в переписке с Берославом.
— Вы посчитали, что в праве решать за римский народ, за весь Сенат! И на потеху своей черной душе убивать тех, кого народ поставил над вами. Это — государственная измена! Это — оскорбление богов, ибо вся власть от небесного благоволения!
И вновь тишина.
Император не сказал ничего нового, просто… он впервые это сформулировал в таком варианте. Переворачивая кверху дном старинные обычаи, согласно которым борьба за идеалы ResPublica, то есть, общего дела, считалась высшим благом. А убийца тирана или диктатора восхвалялся…
Дальше Марк Аврелий прошел по Гражданским войнам и переворотам. Буквально пересказывая позицию Берослава и сводя к тому, что кары небес сыплются только на тех, кто погряз в грехах и отступил от веры и добродетели.
Не забыл и про Антонинову чуму, выведя ее наказанием народа за грехи лучших его мужей. А потом, развивая тему, заявив, что вторжение маркоманов готовилось при содействии части сенаторов…
— Я не знаю, кто помогал германцам, но мы полностью убедились в том, что кто-то из членов Сената оказывал им всецелую поддержку. Как с передачей сведений, так и при попытках сорвать ответные меры. — произнес он и уставился на сенатора, который громче всех кричал в те дни, что не нужно слушаться варвара.
— Это все он! Он! — воскликнул этот человек, указывая на одного из связанных и стоящих на коленях сенатора, уличенного в измене. — Он убеждал нас всех, что у него верные сведения и что маркоманы значимой силы не представляют!
— Да.
— Да.
— Да. — посыпалось со всех сторон.
А потом полноводной рекой хлынули новые откровения. Особенно после того, как Марк Аврелий донес почтенной публики настоящую причину восстания. А именно возрождение древних традиций почитания Юпитера, который в новой подаче едва ли отличался от той версии Перуна, что «нарисовал» Берослав.
Тут и перерождения.
Тут и клятва, как культ.
И многое иной, включая Мрачные и Красные чертоги, уход за павшими и богатые погребения, надписи с деяниями, ну и, наконец, искупление.
— Не все можно исправить! Порой дороги назад уже нет. Но все можно искупить, для чего нужно сделать добрые дела в должном количестве. Поэтому всех этих людей, — обвел он их рукой, — за государственную измену я приговариваю к рудникам. Пожизненно. Чтобы тяжелым трудом в невыносимых условиях они смогли искупить хотя бы малую толику своей вины.
Осужденные замычали.
Уже не первый раз они пытались что-то вякать, но их не только хорошо связали, но и каждому еще и рот заткнули. Чтобы не мешали со своими «ценными замечаниями».
— Увести! — скомандовал Марк Аврелий.
И верные ему преторианцы с особой «нежностью» начали это выполнять. Помогая этим крайне недовольным людям пошевеливаться.
Минута.
Вторая.
И обвиняемых убрали с площади. Император же продолжил:
— Всех их имущество будет конфисковано в пользу города и Сената. Уверен, что Сенат в самые ближайшие дни сможет назначить ответственных для описи и раздела имущества.
Ценная подачка.
Вон — у всех аж лица засветились. Даже у тех, кто был родственником. Ну а что? Им всем прирастет немалым имуществом, а толпу бедных горожан просто бесплатно накормят хлебом сверх обычного. И тем радость, и этим прибыток.
Марк Аврелий, равно как и его предшественники, так не поступал. Раньше. Сейчас же император решил воспользоваться советом «этого варвара», который предлагал таким образом повязать сенаторов кровью. Косвенно, разумеется. Чтобы, если осужденных каким-то чудом освободят, вернуть им их имущество окажется чрезвычайно сложной задачей. Оно ведь поделено на всех. И никто не захочет его возвращать. Ну хорошо, кто-то уступит, но уже точно не многие. Из-за чего Берослав настаивал на разделении имущества, тех кто попал под удар, на как можно меньшие фрагменты, рассовывая их по самым темным закоулкам…
— А теперь преторианцы. — рявкнул император.
Они напряглись.
И не зря.
Большой их части он предлагал либо перевод в легионы, либо увольнение. Просто из-за того, что преторианцы за последние два века несколько раз участвовали в восстаниях против своего императора. От их рук пал Калигула, Гальба и Домициан, а Нерон лишь чудом сумел выкрутиться.
Оставались только всадники и две сводные когорты пехоты. Но отныне их можно было заполнять исключительно ветеранами из легионов в качестве награды за верную службу и боевое отличие. И более никак…
Вон как многие скисли из аристократии города.
Да и сенаторы завяли, крайне недовольные этой реформой. Матерые бойцы — ветераны в массе своей
