Пункт назначения 1978 - Виктор Громов
Я покачал головой. Когда тебе ни за что пытаются набить морду, разве это за дело?
– Тааак… – Он побарабанил пальцами по столешнице. – Первым начал ты?
Я снова покачал головой. Отец приободрился.
– Проблемы будут?
На это раз возникла заминка. Как ответить? Кто его знает, что за люди эти Пашка и Димон? Вроде нормальные ребята… И я снова покачал головой.
– И то хлеб, – отец повеселел. Потом протянул через стол руку и приказал: – Ну-ка, дай, гляну.
Я приблизил к нему лицо. Он ухватил мой подбородок, повертел голову туда-сюда, любуясь рассеченной губой, и резюмировал: – Ерунда, до свадьбы заживет.
Словно я сам не знал. На этом допрос и завершился.
– Мать, я все, можешь жалеть! – Прокричал и батя и, похлопав меня мимоходом по плечу, ушел к телевизору.
Глава 18. Рокировка
– Горе ты мое, – причитала мама, тщательно намазывая ранку йодом, и дуя на нее в промежутках между фразами, – почему ты такой непутевый? В кого только уродился, не пойму? Тебя одного из дома выпустить нельзя. То банку разобьешь, то деньги потеряешь… А теперь вот, еще и в драку ввязался!
Я сидел, молчал и терпел. Что тут скажешь? Мне и самому было понятно, что с момента возвращения все идет не так. Судьба закручивает совсем иной сюжет.
Как говорил один мой знакомый: «Провидение не терпит пустоты. Если тебе написано на роду хлебнуть горя, ты его получишь. Вопрос как? Целиком, за раз, одним шматком. Или часто, дробно, кусочками». Я поразмыслил и решил, пусть лучше будет как сейчас, в нарезку. Одним шматком я уже пробовал. И, честно скажу, мне совсем не понравилось.
Йодом я был полит от души. Мать закрутила пузырек, поколебалась, прикидывая не налепить ли мне на личико пластырь. К счастью для меня, не придумала, как это сделать, вздохнула и приступила ко второй часть марлезонского балета – принялась кормить.
Тут я был совсем не против. Тем более, что на ужин женская половина нашей семьи настряпала жареных пирожков со шкварками и картошкой. Вкуснейших, просто обалденных, с хрустящей корочкой. В меня влезло пять. Я был готов засунуть в желудок и шестой, но откровенно побоялся переборщить.
А потом пили чай с остатками мармелада, болтали ни о чем. Пока в девять из гостиной не заиграла знакомая музыка и отец убежал смотреть программу «Время». Мы с мамой собрали грязную посуду и сложили мойку. На плиту поставили кастрюльку с водой. Я слинять не успел, как мать вдруг задала неудобный вопрос:
– Как у тебя там с этой девочкой?
Я потрогал губу изнутри языком. Как-как? Хреново! Матери же сказал:
– Не знаю, мам. Я ее сегодня не видел.
Она наклонила голову на бок, задумалась и вдруг спросила:
– Это тебя из-за нее побили?
Я аж поперхнулся, вот что тут сказать? Благо она сама все поняла и дальше пытать не стала.
– Ладно-ладно, иди. – Мама пощупала воду в кастрюльке и достала алюминиевый тазик. – А то я тебя совсем заболтала.
Я чмокнул ее в щеку и быстренько слинял.
* * *После «Времени» показывали «Пропавшую экспедицию». Я присел рядом с отцом на время, переждать материнский интерес к собственной персоне, но неожиданно оказался затянут в водоворот сюжета.
Так и хотелось сказать банальное: «Умели же в советское время снимать! Не то, что сейчас». Я тихонечко хмыкнул. «Сейчас» у меня осталось в прошлом. Такой вот временной парадокс.
На экране невозможно юная героиня Евгении Симоновой смотрела влюбленными глазами на Александра Кайдановского. Я мельком глянул на Ирку, ее взгляд был ничуть не менее влюбленным. Отчего-то вспомнилось, как все девчонки в нашем классе сходили с ума по этому актеру.
Мне же сейчас в фильме куда больше понравился Николай Гринько. Странно, но помнил я его в основном по «Электронику» и «Буратино». Об этой его роли раньше не вспоминал вовсе. Интересно меняется с возрастом восприятие.
После фильма Ирку загнали спать. Мать шуршала на кухне. Мы с отцом остались вдвоем, и я ему по-партизански, украдкой, вручил долгожданный фонарик. Потом пришла уставшая мама, выключила телевизор, и меня из гостиной выперли.
Я перебрался на кухню с многострадальным «Айвенго», в котором не смог прочитать и десяти страниц. Текст плыл перед глазами. Буквы не складывались в слова. Все мысли были заняты ожиданием момента, когда все уснут.
Наконец, случилось и это. Я запалил в коридоре свет, вытащил из кармана полотно и подошел к зеркалу. Там было пусто. Ни посторонних теней, ни прочей нечисти. Все, как положено приличному зеркалу. Одни отражения реальности. Той, которая здесь и сейчас. Ничего потустороннего.
Я приложил тряпку к стеклу и… Как там говорил глубокоуважаемый Леонид Ильич? С чувством глубокого удовлетворения принялся стирать свои страхи. Саму память о них. Малейший намек. Нахрен. Все нахрен. Пусть не останется ни следа.
* * *Удастся мне в этом доме хоть раз нормально выспаться? Вопрос был риторическим. Кроме себя самого задать его попросту некому. Меня словно что-то толкнуло во сне, и я открыл глаза. Сердце бешено стучало в груди. Ночь. Темно. Рассвета еще не видать.
Иркина кровать была пуста. Жутко захотелось заорать: «Опять? Ну сколько можно!»
Я на корню прибил это желание, откинул одеяло осторожно опустил ноги на пол, стараясь опираться только на край кровати, чтобы, не дай Бог, не скрипнула предательская сетка. В голове промелькнул новая мысль: «Как только Ирке удается вставать беззвучно?» Мелькнула и исчезла.
Рука нащупала под подушкой фонарик. Я взял его на изготовку и тенью выскользнул в коридор.
На миг от удивления опешил – перед зеркалом не было никого. В нем тоже. А где же Ирка? Куда подевалась? Взгляд заметался по коридору и тут же нашел искомое.
Сестренка стояла возле двери, нагнувшись к замку. Что она там делала, я не понял и разбираться самостоятельно не стал. Хватит выставлять себя дураком! На это раз поступил иначе. Оставил разборки родителям.
Я крадучись скользнул вдоль
