Время перемен - Владимир Владимирович Голубев
История капитана Шубина вызывала желание более глубоко изучать науку. Мне вспомнилось, как я и все мои друзья пытались изготовить по рецептам Жюля Верна нитроглицерин, как я искал на карте неизвестную мне Патагонию и исследовал тридцать седьмую параллель…
Я сидел поражённый. Попытался понять, что это было. То ли я действительно путешествовал с капитаном императорского флота Ивана Шубиным, отправившимся на бриге Нептун из Санкт-Петербурга в Олицин, или всё же это была книга известного воздухоплавателя. Роман и повесть было просто необходимо издать, и, более того, невозможно было себе представить, чтобы эти две книги стали последними написанными Никольским, который считал, что такие произведения могут вызвать осуждение общества.
В Петербург полетела депешу, требуя, незамедлительно по его прибытии в порт направить Никольского ко мне на аудиенцию.
⁂⁂⁂⁂⁂⁂
Я в одиночестве, развалившись, сидел на корме галеры и смотрел на воду, лениво размышляя об удивительном мире вокруг нас, а скоро уже Нижний Новгород, где меня ждёт торжественная церемония закладки моста через Оку. Тоже важное дело – мостостроение переживало у нас настоящий бум. Необходимость уверенно круглый год перебираться через реки и овраги, возникающая уже не только у торговцев и гонцов, сошлась, наконец, с техническими возможностями и наличием денег.
Два моста завершались через Большую Неву в Петербурге, в Москве достаивался уже третий, планировалось возвести большие переправы в Киеве, Смоленске, Ярославле, а уж количество таких конструкций, сооружённых через речки поменьше исчислялось уже многими десятками. Переправа в Нижнем была очень нужна растущему городу, и я с удовольствием объявлю о новом строительстве.
Нижний Новгород мне нравился, это был город уже не исключительно торговый, но и промышленный. Замосковские металлургические заводы стремительно расширялись, теперь благодаря не только энергии одной семьи Баташёвых, к ним присоединились ещё два заводчика – Булатов и Никишкин. Теперь по Оке производилось почти всё, что можно делать из железа – от витых подсвечников до знаменитых русских ружей.
Как грибы росли ткацкие и кожевенные производства, строились пороховой и химический заводы – для обработки тканей и кож нужны были кислоты. Распахивались поля, закладывалась деревни. В самом городе каждый год появлялись новые дома, школы, церкви. Нижегородскую клоаку уже ставили в пример, и сюда постоянно приезжали группы водопроводчиков для обучения.
После торжественной встречи, молебна и закладки моста местный губернатор, Павел Потёмкин, дальний родственник Григория Александровича, повёз меня показывать городские новинки. Здания присутственных мест и Гостиный двор постепенно перестраивались – они увеличивались в размерах, им предавалась большая помпезность, улучшались вентиляция и отопление, вносились изменения в систему пожарной безопасности. Вокруг метался с совершенно безумным видом архитектор Матвей Казаков, для которого это была первая полностью самостоятельная работа – Старов решил, что он уже готов для подобного.
Пришлось его похвалить, благо, действительно, его проекты были очень красивы, пусть и своеобразны. Казаков смог выработать собственный стиль, хотя и не уходя от классической архитектуры, и получалось у него очень интересно. Дальше Потёмкин потащил меня на стройку химического и пороховых заводов в сельцо Кстовское[12]. Большие пристани там уже имели постоянный характер, к ним причаливали баржи, везущие строительные материалы, а вскоре их уже должны были сменить суда с сырьём для производства.
Очень мне нравились промышленные пейзажи, а уж что творилось с людьми, для которых подобные картины были в диковинку – страшно представить. На пригорке, с которого открылся вид на огромную стройку, стояла большая группа крестьян, восхищённо наблюдавшая за процессом и ежеминутно осеняя себя крёстным знамением. Выглядели они до того забавно, что все мы разулыбались.
Я пребывал в благодушном настроении, а уж когда для меня была произведена демонстрация продукции Замосковских заводов, то я, вообще, растаял. Столько замочков на все случаи жизни я не видел даже в Туле, а уж невероятное разнообразие гвоздей, винтов с гайками, саморезных винтов, что было для нынешней жизни просто чудом… Мы ходили среди рядов с продукцией, и я только восхищался искусством и технологиями заводских мастеров.
А вот дальше меня ждал сюрприз… Револьверы были очень большой диковинкой и драгоценностью, они производились только на Сестрорецком заводе, а отделывались исключительно в Туле, товар этот был редчайшим и штучным. Здесь же я увидел такое оружие лежащим на столе. Конечно, это были не Сестрорецкие револьверы, другого вида, но револьверы же.
- Что это? Откуда? – я не пытался скрыть своё удивление.
- Булатовские! Только делать начали! – вытянулся Потёмкин.
- Так, Кузьма Иванович, откуда у Вас такое?
Булатов вжал голову в плечи, совершенно сомлев передо мной:
- Дык вон, Фрол Грязин сделал… — он сла́бо ткнул пальцем в стоя́щего чуть в стороне довольно молодого парня.
Тот непонимающе слопал глазами и не знал, что делать. Волосы его были настолько светлыми и кучерявыми, что он походил на одуванчик.
- Иди сюда, Фрол. Ты откуда такой яркий? – помахал ему рукой я.
- В Туле я родился, государь! Горный корпус закончил, в Петербургском гренадерском отслужил. – ничуть не стушевался он.
- Грязин, из Тулы… Иван Фёдорович – родич твой? – нахмурился я. Имя Ивана Грязина мне было хорошо известно, он был одним из лучших мастеров.
- Отец он мне. – спокойно отвечал Фрол.
- А что же ты у него не работаешь?
- Так работал! Батюшка всё же просто по отделке всё больше, а я-то механик.
- И что же, ты сам придумал револьверы делать, механик?
- Так я в Сестрорецке почти три года работал…
- Так ведь непохожа твоя работа на Сестрорецкую.
- Ну, я предлагал тогда по-другому револьверы делать. Но моя идея не прошла. А потом Кузьма Иванович предложил к нему переехать, дескать, даст волю моей фантазии. Вот! – горделиво поднял голову Грязин.
